Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы понять мировоззрение Киркора, нужно знать о популярном в то время «валленродизме», возникшем после публикации поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод». Поэма о том, как рыцарский орден был погублен возглавившим его глубоко замаскировавшимся врагом из покоренных Орденом народов.
Киркор очень любил поэму Мицкевича. Получивший за 20 лет достаточно чинов и наград, он писал другу: «Я не стыжусь моей службы и того, что она мне дает. Наконец, странно, что не понимаешь того, что в России без мундира и крестов я вынужден был бы часами ждать в приемных генералов Врангеля и подобных ему и что без такого официального фундамента не был бы в состоянии принести столько пользы, сколько ее приношу сейчас».
О таланте Киркора свидетельствует хотя бы такой факт: число подписчиков редактируемого им журнала «Виленский вестник» выросло с 400 до 3000. Это и по нашим временам немало. Генерал-губернатор Муравьев, прозванный Вешателем за жестокое подавление восстания, какое-то время благоволил к Киркору... Но за благоволение властей нужно платить. По указанию Муравьева «Виленский вестник» с 1864 года стал выходить только на русском языке и печатать официальные заявления. Многие подписчики отвернулись от издания, и Киркор был объявлен банкротом. На типографию наложили арест, с редактором расторгли контракт. Киркор подал ответный иск. До суда власти решили дело не доводить, потому что оно приобрело бы явную политическую окраску. Адам Гонорий пишет своему другу Котляревскому: «1 декабря 1865 года меня, наконец, освободят от редакции; я разорен окончательно, ума не приложу, что делать и как быть».
В итоге Киркор оказывается в Санкт-Петербурге на должности редактора «Нового времени» — это, как полагают некоторые, было компенсацией со стороны властей. Но материального положения редактор не поправил, для одних оставаясь «польским интриганом», для других — «царским наемником». Киркор вновь объявлен банкротом, ему грозит долговая тюрьма.
С 1871 года Адам Гонорий поселяется в Кракове. Там он продолжает издавать литературно-научные альманахи, вести раскопки, читать лекции. И становится автором третьего тома объемного проекта «Живописная Россия», в котором рассказывалось о белорусских и литовских землях.
Последние годы жизни член-корреспондент Императорского археологического и Русского географического обществ и Краковской академии бедствовал. В письме Котляревскому он признавался: «Скверно, добрейший Александр Алексеевич! Скверно живется. Ничего не поделаешь с литовской натурой, везде мне будет скверно, кроме Вильно. И убивает мысль, что никогда уже не увижу моей Литвы, да и косточки придется здесь положить, а у меня там, в Вильно, припасено такое славное местечко на Росе».
Умер Адам Гонорий 23 ноября 1886 года, похоронен в Кракове.
ВОСТОК И ЗАПАД.
КАЭТАН КОССОВИЧ
(1814-1883)
«Он удивляет Москву своим языкознанием: он изучил, кроме новых языков, греческий, латынь, еврейский, арабский и, наконец, санскритский, — человек, которых мало рождает скупая ныне почва человечества... Живостью он очень похож на нашего Пушкина».
Так писал М. Коншин, директор училищ Тверской губернии, своему школьному товарищу П. А. Плетневу о «юноше-друге, чудесном явлении», который «изучает языки, как едят калачи». Этого юношу, выпускника Московского университета, прислали учительствовать в Тверскую гимназию — он должен был отработать пять лет за то, что обучался за «казенный кошт». Звали его Каэтан Коссович, и был он нашим земляком.
Каэтан Коссович родился 14 мая 1814 года в семье униатского священника.
После войны с французами на территории Беларуси — пепелища, голод, болезни... Каэтан попал в «конвикт» — отделение для сирот Полоцкого училища. Там «...выдержал он много, и очень много, как физически от холода и голода, так и морально от пренебрежительного равнодушия, так вместе с тем физически и морально от сумасшедшей, дикарской и зверской педагогической рутины того времени». «Префект» училища, некто Генрих Бринк, нещадно порол неспособного к математике мальчишку... Мало что по всем остальным предметам пятерки!
Кстати, забегая вперед, скажем, что Каэтан на всю жизнь сохранил ненависть к математике — в его доме даже это слово никогда не произносили. В лавках расплачивался так: высыпал все имеющиеся деньги и просил отсчитать нужное, поскольку сам к цифрам был неспособен.
Потом была униатская школа пиаров — но ее закрывают. Каэтан, босой и голодный, отправляется в Витебск проситься в гимназию... Но — непреодолимое препятствие: у него нет школьной формы.
Когда знакомишься со сведениями из биографии Коссовича, весьма отрывочными, создается впечатление, что жизненный путь его определялся цепью случайностей. И вот одна из них... Друзьям Каэтана удается купить у пьяницы студента за две бутылки цимлянского старый мундир — и Коссович становится гимназистом.
Далее — еще одна счастливая случайность. Каэтан снимает угол у витебского трактирщика-еврея. В каморке стоит старый шкаф с книгами на древнееврейском. И вскоре Коссович самостоятельно изучает этот язык. Слухи идут по всему Витебску. Белорусский подросток читает Талмуд! Каэтана приводят на экзамен к раввину, все в изумлении. Весть о лингвисте-самородке доходит до попечителя учебного округа — и Коссовича направляют в Московский университет.
1832 год... Университет был государством в государстве, со своими законами и традициями. Нелюбимым профессорам-реакционерам устраивали обструкции. Тех, кто доносил, угодничал перед начальством или кичился богатством и происхождением, презирали. Действовали негласные студенческие суды... Поэтому строптивых студентов нередко сажали в карцер, «забривали в солдаты»...
Несмотря на «зверское обучение», уровень знаний выпускников белорусских училищ был очень высок. К. С. Аксаков вспоминает: «На первый курс поступили к нам студенты, присланные, кажется, из Витебской гимназии, все они были очень хорошо приготовлены... В числе их был Коссович. Он хорошо знал требуемые в университете языки, но филологическое его призвание еще не определялось тогда ясно. Он был неловок; его речь, его приемы были оригинальны, ходил он как будто запинаясь, говорил скоро, спешил и часто вместо одного слова приводил несколько синонимов».
Вскоре Коссович поражает всех своими способностями к языкам. Осваивает их самостоятельно. Почти не появляется на лекциях, постоянно читает, по коридорам тоже ходит с книгой, натыкаясь на встречных. В конце концов даже становится «второгодником»... Но период накопления знаний дает результат: далее Каэтан легко справляется с программой, становится кандидатом...
И вот — очередной случай. Друзья купили для Каэтана на книжном «развале» старую рукопись. Никто из них не мог ее прочитать. Да и никто в России, как впоследствии оказалось, не смог бы. Эго были Пураны — памятник древнеиндийской литературы, написанный на санскрите. И по этой единственной книге Коссович изучает санскрит, древний священный язык, ставший главной страстью его жизни. А между тем считалось, что санскрит можно изучить только
- Пограничная летопись Беларуси. Книга V. Советско-польская война (март 1919 – март 1921) - Л. Спаткай - История
- История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский - История
- БССР и Западная Белоруссия. 1919-1939 гг. - Лев Криштапович - История / Публицистика
- История белорусского театра кукол. Опыт конспекта - Борис Голдовский - История
- Отпадение Малороссии от Польши. Том 3 - Пантелеймон Кулиш - История
- Право - Азбука, Теория, Философия, Опыт комплексного исследования - Сергей Алексеев - История
- Пограничные формирования Беларуси. 1918—2016 - Л. Спаткай - История
- Беларусь. Полная история страны - Вадим Кунцевич - Исторические приключения / История
- «Несвядомая» история Белой Руси - Всеслав Зинькевич - История
- История воссоединения Руси. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - История