Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот ведь, блин… Придется…
Разломил фисташку, тщательно прожевал зеленоватое ядрышко, снова вздохнул, затянулся, выпустил тонкую струйку дыма и внимательно посмотрел на Глеба.
Прямо в глаза.
— Я вот, в детстве, к примеру, космонавтом стать мечтал, фантастику всю, какая только под руку попадалась, перечитывал по несколько раз. И нашу, и англоязычную. Особенно, кстати, англоязычную. Нашей-то тогда, за редкими исключениями, считай, и не было. Так, суррогаты. Типа эрзац мыла «Хозяйственное». Папаше спасибо, военный переводчик, и языку выучил, и книжонки кой-какие из командировок зарубежных привозил. Знаешь, в каком экстазе я от детских вещей Хайнлайна был? Типа «Есть скафандр — готов путешествовать», уж не помню, как эта хрень называлась. Дух пионеров и все такое прочее… Сказал бы мне кто тогда, что НАСА, чтоб подготовить вместе с нашими проект Первой марсианской, будет мучительно размышлять, как бы устроить из всей этой байды телешоу, просчитывать технические параметры прямых включений — иначе хрен налогоплательщики денег дадут… Да ладно мне, сам Хайнлайн бы, похоже, повесился на собственном галстуке вместе со своим духом пионеров. Потому как это — уже не дух, это, друг мой Глеб, самая настоящая вонь. Такая, как от трупа идет, знаешь?
— Знаю. Только к чему ты это?
— К тому. Все везде одинаково. Просто симптомы разные. У нас — нищета, озлобленность и войны на окраинах. В Штатах — надвигающаяся импотенция от общего ожирения и так не блещущей способностями нации. В Европе — просто тихая деградация и декаданс, плюс постепенное вымирание коренных народов. Ты в их столицах-мегаполисах ведь бывал? Много ты в Париже настоящих парижан видел? Тех самых, каких по книжкам в советские времена как родных наизусть выучил? Много? Думаю, совсем мало… Все больше арабы, да негры. Да еще наши армяне с югославами. Грязь, вонь, газеты везде скомканные валяются, мусорные баки запечатаны на хрен — террористов боятся. Везде, кроме самого центра — Сите там, Латинского, еще пары-тройки кварталов — улицы засраны так, что смотреть страшно. Даже Москва наша по сравнению с этим говном — чистюля необыкновенная. В Амстердаме, кстати, то же самое. В Лондоне из района в район переходишь даже не как из города в город, а как из страны в страну. Только что был в Индонезии, а пару сотен шагов прошел — и уже в Китае. И везде — своя жизнь. В которую даже Скотланд-Ярд предпочитает без нужды не соваться, не шевелить, а то потом столько дряни со дна поднимется — хрена лысого отмоешься…
— И что?
— И ничего. В том-то и дело, что ничего… Это конец, Глеб. Конец цивилизации. Если и не всей, то цивилизации, созданной белой расой и для белой расы, — совершенно однозначно. Может, какие-нибудь арабы с неграми что и придумают взамен. Или эти, как их там, растаманы которые. Только вот нам с тобой, друг мой Глеб, от этого, ну, никак легче не станет. Это китайцам — насрать, их культура пять тысячелетий выдержала и еще столько же простоит. А нам — нет. Увы. Так уж сложилось…
Глеб хмыкнул и щелкнул пальцами, подзывая официанта.
Без пива такой разговор — все равно что секс без предварительного разогрева.
Сухо и больно.
А под пиво, пожалуй, пойдет.
С рыбкой.
— И что дальше?
Корн постепенно успокаивался.
— А хрен его знает… Первый этап — понять, что что-то тут не так, — мы уже прошли. И ты, и я. И Князь, разумеется. Он-то — еще пораньше, чем мы с тобой. Димка — гений и аристократ, чем, к примеру, от меня, да, похоже, и от тебя выгодно отличается. Как и многие другие, в том числе, и во власти. Иначе хрен бы позволили ему так резвиться.
Ларин кивнул, глянул на Корна оценивающе:
— Это я уже понял. И как, помогают? И еще один вопрос, Корн: кто кому помогает: они вам или вы им? Уж извини, это для меня важно…
Корн неожиданно зло рассмеялся.
— Интересуешься, не работаем ли мы на какую злобную спецслужбу? Типа, заговоры супротив свежевыделанной отечественной демократии не строим ли?! Вот оно, типа, проклятое мурло мракобесия! Держи, а то убежит на хрен! Нет, Глеб, увы, не работаем. И, увы, — не строим. Хотя, честно говоря, и хотелось бы. Нам. А не им, к сожалению. И они нам, опять-таки, увы, — не помогают. Не созрели еще для этого, не понимают, что жареный петух уже вовсю к их умным, но слегка разжиревшим задницам подбирается. Да какой тут подбирается! Вплотную уже сидит…
Андрей глубоко затянулся и резким, четким, выверенным до механистичности жестом раздавил окурок:
— Не мешают. И то слава Богу…
На его бледных скулах, ставших за последние несколько минут, кажется, еще бледнее, непрерывно гуляли желваки.
Надо было успокоиться.
Он одним большим глотком допил пиво, несколько раз глубоко вздохнул, выхватил из пачки и прикурил очередную сигарету.
— Ну, да ладно. Не в этом суть. Итак, с первым этапом мы, кажется, определились. Вчерне. Но этого пока достаточно. Второй этап — понять, что именно надо делать. Тут я вам с Князем не помощник, у меня мозги по-другому устроены. Чисто практически. Человечка там убить, бумажку стырить, это — мое. А вот стратегическое планирование, тут — сорри… Не обучен.
Корн глубоко, по-солдатски, затянулся, решительным движением затушил и этот окурок в переполненной пепельнице и слегка кивнул в сторону почтительно замершего официанта.
Все-таки эти твари поразительно хорошо чувствуют породу.
— Значит так, любезный… Принеси-ка нам водочки, только хорошей, не паленой, цена — не интересует. И обязательно холодной. Не ледяной, а именно холодной, чтоб вкус чувствовался. Огурчиков малосольных, лучка зелененького, рыбки соленой. Чесночка маринованного, лучше — красного. Капустки квашеной, если есть. Помидорчиков — только бочковых, не из банки, я знаю, их в городе полно. Ну, сам знаешь… И скажи повару, чтоб картошки отварил. Молодая-то еще не появилась?
Официант с видимым сожалением покачал головой:
— Нет. Где-то через месяц появится.
— Жаль, жаль… Тогда что еще под водочку порекомендуешь?
Официант задумчиво почесал кончик носа колпачком прозрачной шариковой ручки, которой записывал заказ:
— Да вроде все. Я бы и сам лучше не заказал. Вот если только хлеба черненького…
— Ну, это само собой, разумеется… Еще что-нибудь есть?
— Может, сала тонкими ломтиками порезать?
Корн одобрительно поднял вверх большой палец:
— Во! Правильно! Тащи. И еще: возьми пару луковиц, почисти, порежь дольками. И головку чеснока, только обязательно крепкого, не подсохшего. И соли. Если есть крупнозернистая — лучше ее, если нет, и обычная сойдет. И давай, побыстрее шевелись. Не обидим…
— Слушаюсь…
Официант моментально растворился, а Андрей внимательно посмотрел на затихших телевизионщиков:
— Что приуныли? Такой разговор без беленькой, ну, никак не пойдет. А у нас сегодня — выходной, Князь в Сочи умчался, а на сталинскую дачу мы всегда успеем. Так что давайте, мужики, посидим по-человечески, водки выпьем, разговоры поразговариваем. Без спешки, без суеты. На свежем воздухе, опять-таки. Ну, а кого не устраивает — пожалуйста, по своему плану. Насильно никто ни в кого ничего вливать не собирается…
Художник, которому к этому времени уже окончательно полегчало, восхищенно поцокал языком:
— Какой ты, Корн, все-таки умный… Даже несмотря на то, что порой такую херню мелешь — уши в трубочки заворачиваются…
Корн сначала слегка побледнел в гневе, а потом расхохотался:
— Это ты о чем, Сашка?
Художник хмыкнул и потуже перетянул резинкой роскошный русый хвост.
— Да все о том же. У нас в армии случай был — закачаешься. Глебушка, вон, знает, где я служил. Там же, где и ты, Корн, только срок поменьше. Воздушные, блин, десантные. Диагноз, а не род войск. Кто другой такое скажет — загрызу на фиг. А сам — могу. Потому как честно свои два года оттарабанил. «Кто не был, тот будет, кто был — не забудет семьсот двадцать дней в сапогах…» Да уж… Так вот. Служил у нас там один солдатик. Не помню уж, как его фамилия. Да и неважно это, в сущности. Но для верности назовем паренька рядовой Пиписькин. Поскольку его духовное единение с данным органом было, ну, совершенно полным. Он ни о чем другом даже думать не мог. А у нас мода пошла дурацкая. В головку, пардон, шарики загонять. Вытачиваешь эдакий шарик из зубной щетки, кладешь хрен на верстак, и тебе пробойником по нему ка-а-а-ак захерачат… И потом в образовавшуюся дырочку шарик суют. Зарастает и — готово к употреблению. Ужас… Зато потом, как зарастет, говорят, половым гигантом себя чувствуешь. Бабы млеют. Не знаю, не пробовал. Миновала меня чаша сия…. Так вот. У этого перца, пардон, залупа вообще на елочную игрушку похожа стала, столько он себе туда всего понафигачил. Одних шариков штук восемь, потом какое-то «коромысло» выточил, что есть та же фигня, только другой формы. Потом еще парафина под кожу закачал. Я с ним даже в сортир ходить боялся — хотя были одного призыва, спали на соседних койках и, соответственно, общаться постоянно приходилось. Он у него в граненый стакан не лез… И вот, значит, отправляется наш герой в отпуск. Заслужил, так сказать, отличным несением всех тягот и лишений. А парень, надо отдать ему должное, видный, метра под два, рожа кирпичом, ну, короче, бабы в провинции, да и не только, в таких души не чают. Ну и вот. Там он, естественно, выпивает и идет к девкам в общагу. А у него — не встает! Ты представляешь? Он столько туда дерьма всякого понапихал, что не встает! Драма! Трагедия! Шекспир со своими Отеллами, Макбетами и Ромео тихо курит в сторонке, отдыхая! Накал страстей, нах!
- Тайна леса Рамбуйе - Владимир Катин - Политический детектив
- Первая Кровь - Дэвид Моррелл - Политический детектив
- День Шакала - Фредерик Форсайт - Политический детектив
- Незнакомка в зеркале - Линда Ховард - Политический детектив
- Незнакомка в зеркале - Линда Ховард - Политический детектив
- Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев - Политический детектив
- Оппоненты Европы - Чингиз Абдуллаев - Политический детектив
- На орлиных крыльях - Кен Фоллетт - Политический детектив
- Человек-пистолет, или Ком - Сергей Магомет - Политический детектив
- Нисхождение - Александр Селюкин - Политический детектив