– Будь я проклят! – Я укоризненно покачал головой. – Вы предлагаете мне приударить за ней!
– Называй это как хочешь; я предпочитаю выражаться по-своему. Мистер Сперлинг сказал, что его дочь чрезвычайно любопытна, – вот и переключи ее интерес с мистера Рони на себя.
– Вы предлагаете разбить ей сердце!
– До этого можно не доводить.
– Ага, уж лучше вообще не начинать. – Я притворился, будто пылаю праведным гневом. – Вы заходите слишком далеко! Я люблю свою профессию, и мне нравится, что я мужчина, со всеми вытекающими отсюда последствиями, но я отказываюсь выступать в роли соблазнителя…
– Арчи! – перебил меня Вульф.
– Да, сэр.
– Если взять всех молодых женщин, с которыми ты познакомился, работая на меня, со сколькими из них у тебя позже установились личные отношения?
– Таких наберется пять или шесть тысяч. Но это не…
– Я просто предлагаю тебе поменять очередность и с самого начала установить с ней личные отношения. Что в этом плохого?
– Да всё! – Я пожал плечами. – Ладно. Может, и ничего. Смотря по обстоятельствам. Надо на нее взглянуть.
– Хорошо. Езжай, не то опоздаешь.
И он направился к полкам с химикатами.
Я слегка повысил голос:
– Вообще-то у меня к вам еще вопрос, вернее, два. Ребятам Бэскома, выслеживавшим Рони, пришлось буквально слоняться без дела. Еще до того как у него могли зародиться первые подозрения, он точно учуял недоброе и затаился. Уж как они только не изощрялись, но часто и этого было недостаточно. Он знал все их ухищрения, и даже больше того. Коммунист он или нет, но этому его явно не в воскресной школе научили.
– Ха! Он ведь адвокат, верно? – презрительно проговорил Вульф. Он взял с полки банку с элгетолом и принялся ее встряхивать. – Хватит. Иди же.
– Минутку. Есть кое-что еще. Он трижды в разное время (это случалось в те дни, когда им все-таки удавалось его выследить) заходил в зоомагазин Бишофа на Третьей авеню и каждый раз оставался там больше часа. При этом никаких домашних животных у него нет.
Вульф перестал трясти банку с элгетолом, рассеянно посмотрел на нее, словно не понимая, что у него в руках, и поставил обратно на полку, а затем воззрился на меня:
– А! – произнес он, оставив прежний резкий тон. – Вот как?
– Да, сэр.
Вульф оглянулся, увидел стоявшее на своем обычном месте просторное кресло, подошел и опустился в него.
Он был поражен, но меня это вовсе не обрадовало. Честно говоря, я предпочел бы упустить эту возможность, однако не посмел. Я слишком хорошо помнил тот голос – твердый, неторопливый, четкий голос, холодный, точно труп недельной давности, – который слышал всего три раза, по телефону. Первый раз был в январе 1946 года, второй и третий – двумя годами позже, когда мы искали убийцу, отравившего Сирила Орчарда. Кроме того, я отлично запомнил тон Вульфа, который сказал мне, когда мы с ним повесили трубки после второго звонка: «Надо было отключить тебя, Арчи, как только я признал его голос. Я ничего не говорил, потому что лучше тебе ничего не знать. Ты должен забыть его имя. Если когда-нибудь мне придется вступить с ним в противоборство, чтобы уничтожить его, я покину этот дом и найду себе другое пристанище. Я останусь там до тех пор, пока не доведу дело до конца».
За годы работы у Вульфа я не раз видел, как он сражается с закоренелыми негодяями, но ни один из них не заставлял его говорить подобные вещи.
Теперь же он сидел, уставившись на меня так, будто я облил уксусом его бутерброд с икрой.
– Что тебе известно о зоомагазине Бишофа? – спросил он.
– Да в общем ничего. Знаю только, что в прошлом ноябре Бишоф приходил к вам и предлагал работу, но вы ответили, что очень заняты, и отказались. А когда он ушел и я начал вам пенять, вы сказали, что работать на Арнольда Зека вам так же неохота, как и ссориться с ним. Вы не объяснили, откуда вам известно, что этот самый зоомагазин – часть разветвленной организации Зека, а я не стал спрашивать.
– Я уже сказал: забудь его имя.
– Тогда не надо было мне напоминать. Ладно, я опять забуду. Итак, сейчас я спущусь вниз, позвоню Сперлингу и сообщу ему, что вы слишком заняты и потому отказываетесь от дела. Он не…
– Не надо. Поезжай к нему. Ты опаздываешь.
Я поразился:
– Какого черта? У меня что, с мозгами не в порядке? Если Рони целых три раза за месяц побывал в этом зоомагазине, а может, того больше, и притом, не имея домашних животных, каждый раз сидел там по часу, я делаю вывод, что он, скорее всего, работает на человека, имя которого я позабыл, и…
– Все правильно. Но дело не в том. Не важно откуда, но я знал о сомнительных связях мистера Бишофа еще до того, как он ко мне пришел, поэтому сразу ему отказал. Однако с мистером Сперлингом я уже договорился и не могу пойти на попятный. – Вульф бросил взгляд на часы. – Тебе пора. – Он вздохнул. – Если бы за самоуважение не надо было платить такую цену…
Он снова взял с полки банку с элгетолом и начал ее трясти. Мне оставалось только уйти.
Глава третья
Вышеописанные события происходили в четверг, в два часа. Ровно через двое суток, в субботу, я уже стоял на нагретой солнцем мраморной плите размером с мою спальню и, размахивая ярко-голубым полотенцем размером с мою ванную, сгонял назойливую муху с обнаженной ноги Гвен Сперлинг. Неплохо для начинающего соблазнителя, учитывая, что я гостил здесь не под своим именем. Теперь меня звали не Арчи, а Алекс. Я рассказал Сперлингу о предложении Вульфа представить меня его семье (конечно, не раскрывая всех карт), а когда он стал возражать против моего знакомства с Рони, объяснил, что для слежки и тому подобных вещей мы можем нанять помощников, я же постараюсь втереться Рони в доверие. Он уступил и пригласил меня провести выходные в своем загородном доме в Стоуни-Эйкрз, близ Чаппакуа, при условии, что я назовусь другим именем, так как был убежден, что его жене, сыну и старшей дочери Мэдлин отлично известно, кто такой Арчи Гудвин. Я скромно заметил, что сомневаюсь в этом, и настоял на том, чтобы остаться Гудвином, а не то, представляясь, мне пришлось бы каждый раз напрягать память. Мы сошлись на том, чтобы переделать Арчи в Алекса. Тогда мое новое имя подходило под инициалы «А. Г.», вытисненные на портфеле, который Вульф подарил мне на день рождения. Естественно, я намеревался захватить его с собой, потому что он был изготовлен из шкуры северного оленя и окружающие непременно должны были увидеть эту красоту.
Промелькнувшие в отчетах Бэскома сведения о визитах Луиса Рони в зоомагазин Бишофа дорого обошлись Сперлингу. Если бы не они, Вульф, безусловно, оставил бы Рони в покое до моего возвращения с уик-энда: столь тривиальное задание не представляло для него никакого интереса, если не считать гонорара, к тому же он отчего-то полагал, будто женщины так и падали к моим ногам, стоило мне только щелкнуть пальцами, хотя в действительности все было куда сложнее. Однако когда в четверг вечером я вернулся от Сперлинга, Вульф уже висел на телефоне, вызванивая Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кетера. А когда в пятницу поутру они явились к нему на совещание, Солу было велено ознакомиться с отчетами Бэскома и изучить прошлое Рони, а Фреду и Орри даны особые инструкции, как установить за ним хитрую слежку. Очевидно, таким образом Вульф платил за самоуважение – или позволил Сперлингу платить вместо себя. Однажды, во время третьего и последнего телефонного разговора с Арнольдом Зеком, он заявил, что при расследовании руководствуется лишь интересами дела и не признает ограничений извне, и вот теперь настала пора доказать это на практике. Если визиты Рони в зоомагазин действительно означали, что он куплен Зеком, и если Зек по-прежнему запрещал вторгаться на свою территорию, то Ниро Вульф обязан был продемонстрировать, что никто не вправе преграждать ему дорогу. У нас была своя гордость. Вот почему к делу оказались привлечены Сол, Фред и Орри.
А на следующее утро, в субботу, я уже мчался по извилистым автострадам Уэстчестера на север, поглядывая на придорожные деревья, одетые пышной листвой, стараясь сохранять спокойствие, когда какой-нибудь незадачливый тихоход упорно плелся по левой полосе, и время от времени совершая стремительный обгон, чтобы не терять формы. Потом я, согласно указаниям, съехал с автострады на второстепенную дорогу и пару миль следовал по ней; далее, проехав меж двух увитых плющом каменных столбов, свернул на гравиевую аллею, немного попетлял по парку, украшенному разнообразными достижениями садоводческого искусства, и наконец очутился на открытом пространстве, перед большим каменным особняком, который, судя по всему, и был тем самым местом, куда я держал путь. Я остановил машину и сообщил печальному немолодому лакею в ливрее из ангорской козьей шерсти, что я фотограф и меня ждут.
Мы со Сперлингом условились, что я выдам себя за сына его делового партнера, который якобы увлечен фотографией и собирается запечатлеть Стоуни-Эйкрз для нужд корпорации. Эта легенда понадобилась нам по двум причинам: во-первых, мне в любом случае надо было как-то представиться, а во-вторых, я хотел получить удачные снимки Луиса Рони.
