Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самом деле, хороши были эти новенькие винтовки Тульского оружейного завода, родины лучшего в мире стрелкового оружия! Плохих винтовок в Туле вообще никогда не делали и не делают, а для снайперских особенно тщательно отбираются стволы — лучшие из лучших, безукоризненной сверловки и шлифовки.
Издавна славилось своими замечательными боевыми качествами русское оружие. Созданная капитаном Мосиным трехлинейная винтовка была еще более усовершенствована советскими конструкторами и оказалась непревзойденным стрелковым оружием. Ни одна из иностранных винтовок не могла и не может сравняться с ней. Совместными усилиями оружейников и оптиков создан был достойный этой винтовки оптический прицел, дающий возможность стрелять с предельной точностью.
Поэтому нелегко было получить такую винтовку, даже имея диплом об окончании снайперской школы. Из рук веселого старшины Волжин и Пересветов с радостью и гордостью приняли бесценное оружие, а солдаты, бывшие в землянке, прокричали ура в честь этого события.
То был один из счастливейших дней в жизни Волжина и Пересветова. Они не хотели терять времени и решили сейчас же проверить и пристрелять полученные винтовки.
На фронте это делается очень просто: не надо ходить далеко — на стрельбище или на полигон. Снайперы пошли в балочку за землянками и там стреляли по самодельной мишени — фанерной дощечке, на которой Волжин нарисовал углем голову фашиста в каске.
Бой у обеих винтовок оказался точным. На дальности в двести метров пули ложились прямо в глаз и в рот фашиста.
Вместе с винтовками снайперам выдали также и полевые бинокли. С тех пор наблюдаемый ими мир изменился. «Волшебством» оптики они могли приближать к себе окопы противника, сами оставаясь на месте. В оптике прицела, концентрирующей световые лучи, мир представлялся ярче, светлее, чем он есть. В ясном поле зрения — светлом круге — с двух сторон протянуты были горизонтально две четкие, геометрически правильные темные полосы — прицельные нити. В промежуток между ними входило снизу острие третьей, вертикальной нити, так называемый пенек. На этот пенек очень удобно и легко ловить цель: она рисуется глазу в одной плоскости с пеньком, на каком бы расстоянии ни находилась в действительности.
Однако друзей ожидало еще одно разочарование… да одно ли?
Когда Волжин, бывало, на стрельбище получал в руки снайперскую винтовку, ему не приходилось горевать о целях: в них не было недостатка. И теперь ему невольно представлялось, что, получив винтовку с оптическим прицелом, да еще вдобавок бинокль, он сразу увидит множество целей — знай стреляй, не ленись!
Но целей не было видно.
Волжин и Пересветов целыми днями просиживали бесплодно у бойниц снайперских ячеек, отрытых ими на фланге батальона. Нет, здесь совсем не похоже было на стрельбище: мишени тут не хотели показываться. За целую неделю оба снайпера расстреляли по одной обойме, причем результаты этих выстрелов были слишком неопределенные.
Сидеть на таких ОП[1] было мало проку. Это понимали, конечно, и командиры. Через несколько дней Волжину и Пересветову разрешено было в первый раз выйти на снайперскую «охоту» в нейтральную полосу, подобраться поближе к бугоркам, на которые гитлеровцы выдвигали то наблюдателей, то снайперов.
Напутствуя Волжина и Пересветова, капитан Ивлев сказал:
— Не забывайте, что враг хитер и коварен. Смотрите в оба! Ни на какие провокации не поддавайтесь. По каскам на штыке не стреляйте… Ну, и прочее…
А что прочее? Этого он сказать не мог. Хитрости врага бывают разные.
2. БЛЕСК В ТРАВЕ
Ночью Волжин оборудовал себе огневую позицию в глубокой старой воронке, густо заросшей бурьяном, метрах в трехстах от траншеи своего батальона. Пересветов ушел куда-то влево.
Весь предшествовавший день был потрачен на подготовку. Из стрелковой траншеи и с батальонного НП[2] Волжин тщательно изучал всю эту местность в перископ и в бинокль. Заприметил кусты и воронки, где можно укрыться, подходы к ним. Он настойчиво решал задачу: как ему совершенно слиться с окружающей природой — сделаться неотличимым от земли, от растительности. Учиться этому надо было у самой природы. Еще в школе, на уроках естествознания, он узнал о мимикрии[3] живых организмов. Бабочка, сложив крылышки, уподобляется листку растения, на котором она сидит. Зеленый кузнечик похож на стебелек травы. Заяц сливается со снежным покровом. Даже крупные звери — тигры, леопарды, пантеры, — «одеты» под цвет окружающей их природы. Замечательно маскируются обитатели меря. Когда рыба камбала лежит, прижавшись к морскому дну, ее совсем не видно: плоская спина ее окрашена под цвет грунта. Стоит камбале перебраться с песчаного грунта на каменистый — и каким-то чудом изменяется ее окраска: пятна на теле становятся крупней и резче — кожа принимает цвет каменистого дна. То, что звери, рыбы, насекомые и прочие живые организмы получают от природы, человек должен создавать своим трудом и искусством. Мимикрия человека — маскировка стала военной наукой. Волжин познакомился с ней еще в снайперской школе. Этой наукой создан армейский маскхалат. Он не так прост, как кажется с первого взгляда. В нем все продумано, предусмотрено, у него не только особая защитная, камуфляжная[4], окраска, но и особый покрой. Прежде всего, маскирующемуся необходимо скрыть самые характерные человеческие очертания: контуры головы и плеч. Это делает капюшон маскхалата. А складки маскхалата, широкого и мешкообразного, маскируют руки. В общем, маскхалат как бы делает расплывчатой собранную и резко очерченную фигуру человека. Удачно выбранная расцветка камуфлирующих пятен завершает мимикрию. Человек в маскхалате исчезает из глаз наблюдателя, который видит вместо него только причудливые пятна, какие образуют трава, песок, глина, камни.
Обычный летний маскхалат, выданный Волжину, не совсем удовлетворил его. Хорошо бы, думал он, иметь одеяние, подобное коже камбалы: лежишь на песке — оно песочного цвета, переполз на траву — стало зеленым. Жаль, что такой маскхалат еще не изобретен! Волжин мог лишь внести некоторые добавления в маскхалат армейского образца. Раздобыв масляной краски, он подмалевал свой халат, подгоняя его расцветку к тонам местности, где предстояло ему действовать. Кроме того, он сплел из длинных стеблей сетку, в которую натыкал кое-где долго не вянущую зелень.
Этой сеткой он и накрылся перед рассветом, когда залег на весь день в своем окопе.
Несмотря на долгие и кропотливые приготовления, Волжин встречал рассвет не без волнения: вдруг окажется, что маскировка никуда не годится, и его сейчас же обнаружат вражеские наблюдатели?..
Но вот уже взошло солнце, а все было тихо. Волжин успокоился, почувствовал себя увереннее. Первый шаг, очевидно, сделан неплохо: маскировка получилась надежная, его никто не видит, он теперь человек-невидимка.
Где-то слева загрохотали вражеские минометы и дал несколько очередей пулемет. Звуки были очень знакомые, обыденные, но воспринимались они иначе, чем в траншее: казались гораздо громче и… страшнее. Волжину хотелось оглянуться назад, на своих, но оглядываться нельзя. Может, лучше было бы не кончать снайперскую школу? Сейчас он сидел бы со всеми солдатами в траншее. А, может, нужно было бы не идти в армию, а остаться, как ему предлагали, на заводе? Он стоял бы у станка или сидел бы в цеховой конторе, и ему ничто не угрожало бы?.. «Смотря на каком заводе!» — мелькнула мысль, и ему стало стыдно. Он вспомнил, как работают на заводах в Ленинграде: под артиллерийским обстрелом, под бомбами.
«Уж не трусишь ли ты, Волжин? — сказал он сам себе, и гордость запротестовала в его душе. — Нет, трусом я не буду никогда, ни за что! Лучше умереть, чем быть трусом».
«Глупости лезут в голову, — подумал он. — Надо дисциплину в мыслях навести, чтобы шли строем, а не болтались как попало. Что сейчас главное? Главное: сегодня же открыть личный снайперский счет, показать, что не зря дали мне снайперскую винтовку! Выследить врага — вот что сейчас требуется. В этом сейчас вся моя жизнь. Я должен решать свою задачу всеми силами души. И я ее решу, чего бы это ни стоило».
Думая так, он не отрывал глаз от бинокля, не торопясь, внимательно, придирчиво оглядывал бугорки, кустики, заросли бурьяна в нейтральной полосе, где могли быть ОП вражеских снайперов.
Из немецкой траншеи выстрелили. Волжину показалось — прямо в него. Но даже свиста пули не было слышно — немец стрельнул совсем в другую сторону.
«Стукнуть по этой бойнице? — подумал Волжин. — Или не стоит? Солдат мог выстрелить и сейчас же отойти от бойницы. Нет, стрелять так не годится. Сделать надо вот что».
Он нацелил винтовку на бойницу, в которой видел вспышку выстрела, думая: «Если он еще выстрелит, я стукну его прежде, чем он укроется за стенку или нырнет вниз».
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне
- В списках спасенных нет - Александр Пак - О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Как стать героем - Бёрнер Вася - Боевик / О войне / Русская классическая проза
- Не забудь - София Шамилевна Галлямова - О войне
- Десантура - Алексей Ивакин - О войне
- Война погасила маяки - Юрий Чернов - О войне
- Это было на фронте - Николай Васильевич Второв - О войне
- Дневник расстрелянного - Герман Занадворов - О войне