Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время Олимпиады в Париже (1900) лидировавший с большим отрывом восемнадцатилетний швед Эрнст Фаст перепутал на развилке направление, поскольку стоявший там судья отошел по естественной надобности. Фаст в итоге обнаружил свою ошибку, вернулся и, несмотря на лишние шесть (sic!) километров и проигрыш в двадцать пять минут победителю, французу Мишелю Теато, получил бронзовую медаль. В Сент-Луисе (1904) ньюйоркца Фреда Лорца подвезли на машине без малого тридцать километров. Разоблаченный уже после торжественного награждения он вынужден был отдать золотую медаль другому американцу Томасу Хигсу. «У марафона в Сент-Луисе, – сообщает Владислав А. Минкевич («Олимпийская горячка», Варшава, 1993), – имелся еще один герой. Им стал кубинский почтальон Феликс Карвахал, добиравшийся со многими приключениями до места Олимпийских игр автостопом, устраиваясь по пути на разные временные работы, чтобы иметь деньги на еду и дорогу. Когда же он, в конце концов, оказался в Сент-Луисе, то позабавил и одновременно растрогал американских метателей и тяжелоатлетов до такой степени, что те взяли его под свою опеку, дав кубинскому энтузиасту кров и пропитание. Карвахал вышел на старт марафона одетым весьма оригинально: в длинных брюках, обычной рубашке и старых тяжелых ботинках. Один из его добровольных опекунов, олимпийский чемпион в метании диска Мартин Шеридан, – явно из чувства милосердия – укоротил ему ножницами рукава и штанины… После начала забега амбициозный кубинец некоторое время даже возглавлял гонку. Но когда он, измученный жарой, остановился и легкомысленно съел несколько незрелых яблок, его здорово прослабило. Тем не менее, невзирая на все эти неприятности, на финише он был четвертым». В Лондоне (1908) итальянец Дорандо Пьетри за несколько десятков метров до финальной черты потерял сознание. Полицейские и судья на линии – а им был создатель Шерлока Холмса сэр Артур Конан Дойл – подняли беднягу и помогли в полубессознательном состоянии добраться до финиша. По требованию американцев, которых в марафоне представлял пришедший к финишу вторым Джон Хейс, кондитера с Капри лишили золотой медали за использование посторонней помощи. Так от Олимпиады к Олимпиаде складывалась легенда марафона, напоминая людям о битве, имевшей место много веков тому назад.
Поэтому, ничего удивительного, что авторы словарей и лексиконов (в частности, Зигмунт Рыневич, «Лексикон мировых битв», Варшава, 2004) помещают Марафонскую битву в один ряд с важнейшими сражениями в истории, поэты воспевают ее, политики упоминают в речах, а американские дети, к примеру, считают самым известным событием в истории Европы до Рождества Христова.
Существует и другая причина особой популярности марафонского сражения: оно идейно вдохновляло «Весну народов» (революционные события в Европе 1848–1849 гг. – Прим. ред.), что отразилось в поэме Корнеля Уейского накануне начала революционных боев. Вот он пишет о греках:
Народ сей малый, словно пчелы в улье,Отдельно каждый дом свой обиходит,Но зов нужды их сразу вместе сводит.Да, край сей мал, но остановит сразуПята гиганта ворогов заразу.Да, мал сей край, словно в стене бойница,Но схоронить врагов и он сгодится!
А теперь появляются персы:
Нам вашей силы огромной бояться?И не пытаться нам с нею тягаться?А если ваша мощь замешана на страхе?Из праха вышли и ползете в прахе,А в бой вас гонят палкой воеводы.И разбежитесь вы, узрев лицо свободы.
Мы здесь имеем два резких противопоставления: свободы и рабства, а также численное превосходство противников. Простим Уейскому его забывчивость: свободная Греция той эпохи основывалась на системе рабовладения, афинская демократия не была уж такой благостной, а персидская деспотия – такой уж бесчеловечной. Да это и не важно, поскольку в той войне вопросы государственного устройства не имели никакого значения. Персидское нападение являлось возмездием за разжигание греками, в особенности афинянами, антиперсидских восстаний в греческих полисах Малой Азии, находившихся под властью персов. Впрочем, непосредственным подстрекателем к вторжению стал Гиппий – грек, родственник Солона Великого, сын Писистрата, стремившийся вернуть себе власть в Афинах, где он правил с 527 по 510 г. до н. э. Строфы Уейского написаны для поляков, пребывавших под властью Российской империи, а если смотреть шире – для Европы, находившейся «в когтях трех черных орлов». Древнегреческие реалии его особо не заботили.
Остается проблема численной диспропорции. О греческих силах под командованием Мильтиада мы имеем точные данные: 10 000 человек (9000 афинян и 1000 платейцев, спартанцы опоздали, поскольку отмечали праздник Карнеи в честь бога Аполлона и появились уже по окончании битвы). А сколько же персов высадилось на марафонском берегу? Здесь цифры разнятся. Оценки историков колеблются от 15 000 аж до 40 000. Авторы компетентного пособия («Guerres et societies – Mondes grecs V–IV siecles», Neuilly, 2000) пишут о «почти троекратном превосходстве персов», то есть о 30 000. Н. Д. Л. Хаммонд («История
Греции», Варшава, 1973) утверждает, что персов было «максимум 25 000». Согласно Зигмунту Кубяку, «персы с презрением взирали на армию вдвое меньшую, нежели их собственная», следовательно, их было 20 000… Как ни крути, а персы имели решительное превосходство, но это не являлось таким уж из ряда вон выходящим обстоятельством, чтобы превратиться в легенду. Во многих битвах Античности, таких, к примеру, как битвы при Гимере (480 до н. э.), Делии (424 до н. э.) или Иссе (333 до н. э.) разница в численности войск была куда большей.
Основную силу персов составляли отряды лучников и конница. У греков же, наоборот, отмечает Хаммонд, «не имелось ни кавалерии, ни лучников, поскольку в этих родах войск у персов было гарантированное превосходство. Следовательно, афинская армия представляла собой просто большое ударное подразделение тяжеловооруженной пехоты». Этим изначально и определялась тактика гоплитов: они стремились приблизиться к противнику как можно быстрее, пока их не перебили издалека вражеские лучники, вступить в непосредственное соприкосновение с противником желательно на возможно меньшем пространстве, затрудняющим маневры конницы. Понимая это, греки оттягивали ожидаемую персами атаку. «Спиливая деревья и наскоро устраивая из них на равнине частоколы, они придвинули свои позиции приблизительно на расстояние полутора километров к линии персидских войск. Однажды ночью, перед самым рассветом, несколько солдат-ионийцев, служивших в персидской армии, подошли к греческому частоколу и сообщили афинянам: “Конницы нет”». Скорее всего лошадей просто отправили пастись на другой берег речушки Ойноя, поближе к простиравшемуся на севере так называемому Большому болоту.
Рождался сентября день 21 года 490 до н. э.Над МарафономПылало небо заревом червонным.Над Марафоном закружили грифы,И клювы чистят, опустясь на рифы.
Греки приняли решение моментально. Предоставим слово Геродоту (книга VI, 112–113): «Афиняне быстрым шагом по данному сигналу устремились на варваров. Расстояние же между обоими противниками было не меньше 8 стадий. При виде подходящих быстрым шагом врагов персы приготовились отразить атаку. Поведение афинян персам казалось безумным и даже роковым, так как врагов было немного и притом они устремлялись на персов бегом без прикрытия конницы и лучников. Так думали варвары. Афиняне бросились на врагов сомкнутыми рядами врукопашную и бились мужественно. Ведь они первыми из всех эллинов, насколько мне известно, напали на врагов бегом и не устрашились вида воинов, одетых по-мидийски. До сих пор даже ведь одно имя мидян приводило в страх эллинов. Битва при Марафоне длилась долго. В центре боевой линии, где стояли сами персы и саки, одолевали варвары. Здесь они прорвали ряды афинян и стали преследовать их, оттесняя в глубь страны. Однако на обоих флангах одерживали верх афиняне и платейцы. После победы афиняне не стали преследовать обратившихся в бегство персов, но, соединив оба фланга, сражались с врагами, прорвавшими центр. И здесь также победили афиняне. Затем они начали преследовать бегущих персов, пока не достигли моря. Здесь они старались напасть на корабли и поджечь их».
Теперь попытаемся упорядочить и немного скорректировать реляцию Геродота. Когда греки побежали к персидским линиям, их разделяло восемь стадий, то есть около 1400 метров (8 x 177,6 м = 1400 м). Бежали они, правда, вниз по пологому склону, однако каждый воин был обременен мечом, щитом и копьем, которое можно эффективно метнуть только с 30 метров от неприятеля. Тренированный бегун в спортивной форме и соответствующей обуви сегодня пробегает 1400 метров за три минуты. Предположим, что при максимальном напряжении гоплиты сумели преодолеть это расстояние за пять минут. Действовал эффект неожиданности, персидские лучники, построившись в надлежащем порядке, могли выстрелить два, максимум три раза прямо в прикрывавшихся щитами греков. Для того чтобы засыпать врага стрелами, время было уже упущено. Таким образом, вряд ли лучники серьезно повредили нападавшим, зато брошенные на бегу с близкого расстояния тяжелые копья гоплитов, несомненно, нанесли ощутимый урон первым рядам пехоты противника. Спешно собиравшимся для отражения неожиданной атаки персам, понятное дело, дольше было бежать на фланги, поэтому там греки сразу получили преимущество. Сомнительно, чтобы – как следует из сочинения Геродота – персы прорвали центр фаланги гоплитов. Случись такое, они зашли бы грекам в тыл и атаковали с возвышенности, а тогда успех гоплитов на флангах не имел бы особого значения. Как раз наоборот, центр должен был выстоять, чтобы удалось «соединить фланги». Геродот также, вне всякого сомнения, ошибается, утверждая, что битва длилась долго. Она была яростной, но короткой. Доказательством тому служит не только тот факт, что конница не успела подойти, но и цифры потерь. Погибли или были ранены всего 192 грека и 6400 персов. Окажись сражение более продолжительным, гоплитам пришлось бы заплатить куда дороже, и пропорция потерь, разумеется, изменилась бы. Впрочем, больше всего греков полегло уже после прорыва персидской боевой линии во время штурма кораблей. Именно тогда пали стратеги: Стесилей, сын Трасилея, и Кинегир, сын Еврофориона, и брат также принимавшего участие в сражении знаменитого поэта Эсхила – автора трагедий «Персы», «Семеро против Фив», «Орестея» и др. Смерть Кинегира была особенно ужасной. Он утонул, когда ему, уцепившемуся за борт вражеского судна, отрубили топором обе руки. В целом нападение на персидский флот окончилось неудачей. Из более чем двух сотен судов удалось захватить только семь. Персы успели принять на борт оставшихся солдат и практически всех раненых. В так и не установленном историками месте они погрузили на корабли конницу и гордо отчалили.
- Как было на самом деле. Три битвы - Фоменко Анатолий Тимофеевич - История
- Геракл. «Древний»-греческий миф XVI века. Мифы о Геракле являются легендами об Андронике-Христе, записанными в XVI веке - Глеб Носовкий - История
- Монастыри и архиерейские дворы в документах XVI–XVIII веков - Сборник статей - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Отпадение Малороссии от Польши. Том 3 - Пантелеймон Кулиш - История
- Мир истории : Россия в XVII столетии - Виктор Иванович Буганов - История / Прочая научная литература
- 7 и 37 чудес. Первые семь чудес, Ближний Восток и Средняя Азия - Кир Булычев - История
- Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева - История
- Мятеж Реформации. Москва – ветхозаветный Иерусалим. Кто такой царь Соломон? - Анатолий Фоменко - История
- Русские Курилы. История и современность. Сборник документов по истории формирования русско-японской и советско-японской границы - Вячеслав Зиланов - История