Форма входа
Читем онлайн В каком мире нам предстоит жить? - Александр Панарин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Геополитические условия формирования новых независимых государств на территории СНГ – это одно; условия для быстрого социально-экономического развития соответствующих регионов – это другое. Процесс производства власти новыми политическими элитами и процесс развития по экономическим, социальным и культурным критериям отнюдь не всегда совпадают. Но политическим элитам стран СНГ необходимо было убедить население в неизбежности такого совпадения. Для этого был взят на вооружение миф об эксплуатации Россией других народов. В частности, подобный миф активно использовался националистами Украины. Населению внушали, что неудовлетворительное состояние экономики этой бывшей «житницы СССР» связано с тем, что ее богатства расхищались «имперским центром». Достаточно освободиться от «хищника», как социально-экономическая ситуация мгновенно изменится. Она в самом деле изменилась, но – к худшему.
Второй миф – об автоматическом повышении статуса народов при выходе их из поля геополитического притяжения России. Здесь скрыт определенный софизм: статус народа смешивается со статусом политических элит. Бывший первый секретарь ЦК компартии той или иной республики, ставший президентом независимого государства, в самом деле повышает свой статус. Отделение от Москвы автоматически превращает вторых лиц государственной иерархии (ибо первые лица находились в Москве) в первых. С народами дело обстоит сложнее. Статус украинского народа как составной части славянского триумвирата в бывшем СССР следует сопоставить с его возможным статусом в Центральной Европе, которая сегодня формируется под эгидой объединенной Германии. Украину, бесспорно, ожидает статус маргинального государства в геополитической системе Центральной Европы. Это предопределяется многими факторами: господством в Центральной Европе германского этнического элемента, экономическим отставанием Украины, несходством культурной традиции. Украину буквально тащат в чужой дом. Разумеется, само понятие своего и чужого дома может восприниматься всего лишь как метафора, если предполагать, что процессы экономической интеграции, модернизации, международного разделения труда являются культурно нейтральными. Многое, однако, заставляет в этом усомниться. Турцию до сих пор не принимают в ряд институтов ЕС по причине ее цивилизационной инородности романо-германскому миру. Следовательно, «европейский дом» отнюдь не является чисто технологической конструкцией, скроенной по меркам одной только социально-экономической рациональности. Он включает неформальные, непроговариваемые компоненты. Но при анализе будущего статуса народа в тех или иных геополитических новообразованиях их необходимо «проговаривать», дабы не сеять трагических заблуждений и иллюзий.
Статус народа в том или ином цивилизационном ареале дает определенные гарантии, то есть относится к критерию устойчивости. Следует прямо сказать: по этому критерию Украина и Белоруссия явно выигрывают в геополитическом союзе с Россией и, напротив, резко понижают свой статус, будучи вовлеченными в чуждую для них романо-германскую систему.
Несколько иной расклад получается при рассмотрении отношений России с другими частями постсоветского пространства – Закавказьем и Центральной Азией. По критериям развития мы и здесь видим явный регресс в результате постсоветских геополитических сдвигов. Дистанцирование от России ознаменовалось для этих регионов не только резким падением уровня жизни в результате экономической дезинтеграции. Оно привело также к заметной архаизации всего образа жизни народов, включая и собственно политические показатели.
Возврат к авторитарно-патриархальной модели социального устройства и сужение пространства автономной личности – вот наглядные симптомы этого процесса.
Теперь уже можно сделать вывод: отступление России в Закавказье и Центральной Азии стало отступлением европейской идеи перед азиатской, сужением ареала европейского Просвещения. Холодная война искажала наше видение: противоборство либерализма и коммунизма воспринималось как главный и «окончательный» мировой конфликт. И только теперь мы начинаем понимать, что этот конфликт был формой идейно-политической дифференциации внутри европеизма. С этой точки зрения конфликт между СССР и Западом можно сравнить с Пелопоннесской войной между Афинами и Спартой. Спартанский коллективизм и афинский индивидуализм развертывались в рамках общих универсалий греческой цивилизации, ослабление которой дало новый шанс Востоку. Понятно, почему Запад мог разыгрывать «мусульманскую карту» в противоборстве с СССР как сверхдержавой. Непонятно, почему он продолжает разыгрывать ее против России. Отступление России в тюрко-мусульманском ареале означает не победу западноевропейской версии Просвещения над коммунизмом, а поражение Просвещения как такового, вытесняемого мусульманской допросвещенческой архаикой.
Статус той или иной державы в определенном регионе мира, несомненно, связан с ценностью той культурной системы, которую она олицетворяет сама и распространяет в окружающем пространстве. С этой точки зрения геополитика становится гуманитарной наукой. Гуманитаризация геополитики, как и гуманитаризация экономических и социологических дисциплин, осуществляется по мере осознания культурных детерминант общественной жизни. С учетом этого резкое снижение статуса России как традиционного проводника европейского Просвещения в Евразии – факт настораживающий.
Необходимо поставить вопрос: почему коммунистической России удалась роль просвещенческого центра Евразии, а посткоммунистической России, выступающей с либеральными лозунгами, это явно не удается, как не удается это и западному либерализму?
Думается, главная причина здесь коренится в том, что современный европеизм, провозгласивший «конец истории», разучился вдохновлять человечество большими историческими перспективами. Он все больше обращается к «избранным», объявляя остальных «неадаптированными», а значит – безнадежными.
В постсоветском пространстве либерализм выступил в значительной мере как идеология реставрации, так как вместо обанкротившегося коммунистического эксперимента он предложил возврат к капитализму. В Западной Европе такой реставрационный ход никого не шокирует, так как капитализм там со времен Просвещения отождествляется с естественным состоянием, а «экономический человек» – с естественным человеком. Но в не-западных цивилизационных ареалах капитализм и либерализм вовсе не воспринимаются как естественные. Напротив, зачастую они оцениваются как импортированные феномены, навязываемые остальному миру в корыстных экономических и геополитических целях.
Если в ближайшем будущем в европейской и мировой культуре не произойдет новой реабилитации истории – открытия новых формационных возможностей человечества, то поражение Просвещения представляется неминуемым. На месте больших суперэтнических пространств будут формироваться малые этнические пространства, плохо совместимые друг с другом, заряженные перманентной конфликтностью. Вместо людей, готовых к определенным жертвам и самодисциплине во имя будущего, то есть к накоплению в широком смысле слова, станут задавать тон сиюминутно ориентированные люди, временщики и прожигатели жизни, не способные выстраивать иерархию целей, интерпретирующие либерализм исключительно как потакание безудержному гедонизму и реабилитацию вседозволенности.
Все это порождает парадокс, с которым уже сегодня сталкивается мировая цивилизация: современность, лишенная строгой нормативной базы и большой исторической мотивации, становится разлагающей средой, и при столкновении более «современных» обществ с архаичными зачастую выигрывают и в дальнейшем будут выигрывать последние.
Дискредитация России в Евразии связана с тем, что Россия не смогла расстаться с коммунизмом самостоятельно, на основе собственной культурной традиции, не смогла противопоставить ему новую большую формационную идею. Начав задыхаться в объятиях обанкротившегося коммунизма, Россия снова обратилась за помощью к Западу, подтвердив тем самым его социокультурное превосходство над собой, его гегемонию. Именно эта гегемония в области духа и ценностей предопределила и геополитическую гегемонию Запада по отношению к постсоветской России.
Поэтому надо прямо сказать: сохраняя свою духовно-идеологическую зависимость от Запада и разделяя с ним его неверие в Историю и в возможность нового планетарного формационного сдвига, Россия не сможет восстановить свою роль интегрирующего центра в постсоветском пространстве. Сразу после 1991 года Россия не ставила перед собой такой цели: она надеялась раньше других стран СНГ и даже в обход их попасть в «европейский дом», предоставив оставшиеся части постсоветского пространства их собственной судьбе. Однако эта геополитическая безответственность дорого обошлась России. Ее не только не приняли в «европейский дом», но и пытаются осуществить ее блокаду и изоляцию в самом постсоветском пространстве, организованном на антироссийской основе. Тем самым Россию возвращают к необходимости заново определить свою геополитическую позицию в Евразии.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу В каком мире нам предстоит жить? - Александр Панарин бесплатно.
Похожие на В каком мире нам предстоит жить? - Александр Панарин книги
- Генетическая бомба. Тайные сценарии наукоёмкого биотерроризма - Юрий Бобылов - Политика
- Неизвестный Каддафи: братский вождь - Анатолий Егорин - Политика
- Шпаргалка по политологии - Татьяна Шапкарина - Политика
- «Петля анаконды». Как заставить Евразию сдаться - Хэлфорд Маккиндер - Политика / Публицистика
- Возвышение Китая наперекор логике стратегии - Эдвард Люттвак - Политика
- Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Искусство неуправляемой жизни. Дальний Восток - Леонид Бляхер - Политика
- На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин - Биографии и Мемуары / Политика / Публицистика
- Христианская демократия в современной Франции - Дмитрий Викторович Шмелев - Политика
- Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить - Михаил Делягин - Политика
