Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После каждой вражеской атаки нас оставалось меньше и меньше… Я переходил по траншее от одного к другому, заставляя как можно чаще менять позиции. Да и сам вел огонь из пулемета с разных позиций, чтобы фашисты думали, будто нас больше, чем на самом деле.
Дважды фашистам удавалось ворваться в траншею. И тогда завязывались жестокие рукопашные схватки. На войне, пожалуй, нет ничего страшнее рукопашной, когда ты в самой гуще неприятеля, когда мелькают бешеные глаза, оскаленные рты, перекошенные злобой и болью лица врагов, когда с хрустом вонзаются в тела штыки, а на головы обрушиваются приклады…
Но труднее всего драться врукопашную в узкой тесноте траншей… В один из ожесточенных моментов схватки я едва успел увернуться от удара прикладом, чуть оступился — и тут же сверху всей тяжестью навалился на меня здоровенный фашист. Я упал на дно траншеи, лицом вниз. Автомат подо мной. Фриц стал выкручивать мне левую руку, но правую с ножом я вытянул вперед. Фашист пытался дотянуться до ножа. Щекой почувствовал его потную противную морду. Он сопел, дышал на меня чем-то до тошноты вонючим. Я изловчился, собрал все силы и вонзил в горло врага нож. А вокруг продолжалась яростная схватка. Выбраться из-под груды убитых уже не было сил. Будто издалека услышал отчаянный крик Новикова:
— Зайцев! Где Зайцев? Лейтенант, вы где?
— Я здесь… Здесь я… Здесь… — еле выдавил из себя.
Новиков разбросал трупы, склонился надо мной и тут же испуганно отшатнулся, увидев, что все лицо в крови.
— Лейтенант, что с вами?
— Помоги подняться, — попросил я.
Он помог стереть кровь и долго всматривался в лицо, все еще не веря, что я жив и стою на собственных ногах, совершенно целехонький, без единой царапины.
— Зайцев! Ты живой, живой! — закричал он радостно.
Немного погодя произошла еще одна схватка. Я увидел, как в сотне метров от меня четверо гитлеровцев ворвались в траншею. По лязгу металла, по крикам определил — началась рукопашная. Побежал туда. Новиков, как всегда, следом, одного меня не оставлял. И все началось снова… Вот где особенно ярко проявилось правило — сам погибай, но товарища выручай. Впрочем, с одной очень важной добавкой — самому-то надо не погибнуть, а победить! В какой-то момент мы оказались перед наведенным на нас автоматом. Тут же кто-то из разведчиков с бруствера прыгнул на врага и этим спас нам жизнь.
Я побежал по траншее туда, где скрылись враги, и столкнулся с одним из них на повороте, да так, что переносицей сильно ударился о его каску. У меня искры из глаз посыпались, а гитлеровец, воспользовавшись этим, успел навести свой автомат… Вынуть пистолет из кобуры, выдернуть нож из чехла или гранату из кармана я уже не мог. Но фашист почему-то медлил, наверное, ждал, когда я выпрямлюсь, чтобы с наслаждением прошить очередью сверху донизу. Поднялся я во весь рост, крикнул:
— Ну, стреляй же, гад!..
И тут очередь сзади, у самого уха, оглушила меня и обожгла щеку. Фашист рухнул как подкошенный, успев нажать на спусковой крючок. Его автомат прогрохотал, выпустив трассу в ночное небо. Я обернулся и увидел разгоряченное лицо Новикова. Обнял его без слов и снова побежал вперед…
Из тридцати воинов полка, первыми форсировавших Днепр, в живых осталось двенадцать — двенадцать иссеченных осколками, насквозь прокопченных порохом, обожженных и контуженных, но не отдавших врагу ни одного из девятисот метров захваченной траншеи»[8].
ПАРАШЮТНЫЙ ДЕСАНТ
После ухода Зайцева роты 48-го стрелкового полка укрылись на берегу вместе с лодками в зарослях кустарника. Лебединцев фиксирует: «Весь день мы вели наблюдение за противоположным берегом. Передвижений врага не наблюдалось. Позже выяснилось, что потрепанные германские части были отведены на удаление 15–20 км от русла реки. Немцы никак не ожидали, что русские с ходу решатся форсировать Днепр на подручных средствах, поэтому не организовали оборонительного рубежа на выгодном возвышающемся берегу. Это был их большой тактический просчет»[9].
И действительно, по донесениям воздушной разведки, в излучине Днепра, между Ржищевом и Каневом, значительных сил противника не имелось, как и не было создано прочной обороны. В таких условиях, с целью развития достижения успеха и расширения букринского плацдарма, командование Воронежского фронта принимает решение высадить в районе города Канева воздушный десант в составе 3 воздушно-десантных бригад. В ночь с 25 на 26 сентября транспортные самолеты совершили 296 вылетов, при этом 13 машин с десантниками вернулись на свои аэродромы, не найдя района высадки, два самолета высадили десантников в глубоком тылу противника. Еще один — в собственном тылу, а один сбросил парашютистов прямо в Днепр. Словом, Каневская воздушно-десантная операция провалилась прежде всего из-за грубых организационных ошибок и отсутствия у офицеров, все того же опыта руководства боевыми частями[10].
Один из участников той операции, С. Мучкаев, напишет в конце девяностых об этом следующее: «…в ночь на 25 сентября 1943 года была произведена выброска Днепровского десанта в количестве около 5000 человек, в числе которых были наша 3-я ГВДБ в полном составе 3050 человек и 5-я ГВДБ (1525 человек). С рассветом десантирование 5-й бригады было прекращено из-за отсутствия всякой связи с десантировавшимися и топлива для самолетов.
А.З. Лебединцев
Немцы не давали возможности нашим самолетам выбросить бойцов в заданных районах, они теряли ориентировку и выбрасывали парашютистов на боевые порядки гитлеровцев и в холодные воды Днепра. Десантники оказались разбросанными на территории 30—100 км вместо 10–15 км. Собрать их вместе оказалось невозможным. Но они в этой обстановке смертельного риска все-таки начали действовать разрозненными отрядами и группами совместно с партизанами.
Позднее основные группы десантников большими усилиями были объединены в бригаду численностью более 1 тысячи человек под командованием командира 5-й ГВДБ Сидорчука. Диверсионные группы взрывали мосты, уничтожали средства связи, транспорт, совершали внезапные и дерзкие налеты на гарнизоны фашистов»[11].
По утверждению Лебединцева, советский парашютный десант был выброшен именно в те районы, где приводили себя в порядок немцы. Далее он обращает внимание на следующий факт: «Почти все наши десантники были уничтожены ими. Но вместе с тем войска противника были задействованы там и не смогли выдвинуться к берегу, чтобы помешать форсированию. Кстати, трофейные парашюты немцы использовали в качестве обивочного материала в своих землянках от просыпающегося грунта, что мы не раз наблюдали после их отхода»[12].
СОЗДАНИЕ… БУКРИНСКОГО ПЛАЦДАРМА
Когда стемнело, полковой инженер и командир батальона руководили погрузкой первой роты. Огневого сопротивления не было, и глубоким оврагом бойцы начали выдвижение к высоте 244.5. На этой высоте противник уже успел организовать свой опорный пункт в нескольких километрах от берега реки[13].
Вторым рейсом, со второй ротой батальона Ламко, на тот берег переправился и ПНШ Лебединцев: «Было за полночь, стрельбы почти не велось. Только редкие очереди трассирующих пуль прочерчивали туман над поверхностью реки да одиночные ракеты мерцали в тумане. Слышался скрип уключин и всплеск воды от весел.
Много за ту ночь появилось у гребцов кровавых мозолей на ладонях, но еще больше проявили они храбрости, скользя на своих утлых лодочках между разрывами снарядов мин и бомб в светлое время. Вот кто постоянно проявлял героизм, по значению сродни пехотной атаке!..
Вот и противоположный берег. Лодка носом ткнулась в прибрежный песок, и мы быстро выскакиваем на берег прямо в расщелину оврага, по дну которого протекал небольшой ручеек. Увлекаю связистов влево, и на четвереньках карабкаемся по крутому склону вверх. Вот и встали на ноги, осторожно продолжаем путь. Показались строения, заходим в крайнюю хату, жители в погребе. Зажгли трофейную плошку, завесили окна и начали устанавливать телефоны и развертывать радиосвязь. До смерти я не забуду позывные тех дней по радио: “Гектар, Гектар, я Авиатор, даю настройку: раз, два, три и т. д.” А телефонисты со штабом дивизии перекликались: “Бокал, Бокал, я Сосна. Сосна слушает” Это нельзя забыть! Вспоминалось мне это много раз на встречах с радисткой Раей с Кубани, телефонистками Яв-дохой из города Ромны и Надей из Тульской области. Последние появились пару месяцев спустя, а до них были только Рая и Маша. Я вывел всех посыльных и связистов во двор. Здесь ту-мана не было и видимость была лучше. Хата стояла почти под обрывом, который возвышался над ней почти до крыши. Я указал Митрюшкину размер щели, и связисты сразу приступили к ее отрывке, работая посменно и вычерпывая землю стальными шлемами. Через час появились начальник штаба и командир полка. Кузминов с телефонистами пошел на КНП, который ему оборудовали те же телефонисты за селом примерно посредине расстояния между батальоном и штабом полка» [14].
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- «Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота (сборник) - Владимир Першанин - О войне
- За правое дело - Василий Гроссман - О войне
- За правое дело - Василий Гроссман - О войне
- Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью - Сергей Михеенков - О войне
- «Батарея, огонь!» - Василий Крысов - О войне
- Не стреляйте в партизан… - Эдуард Нордман - О войне
- Командир штрафной роты - Владимир Першанин - О войне
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
- Мой лейтенант - Даниил Гранин - О войне