Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто она?
— Сейчас тебя познакомлю.
Когда мы подошли, женщина с каштановыми тяжелыми косами, наклонив голову, изучающе посмотрела на меня. Открытое темно-лиловое платье оттеняло ее белое лицо и шею.
— Познакомьтесь, обожаемая Нонна Павловна, — оказал Кобадзе, представляя меня артистическим жестом, — лейтенант Простин, а иначе свет Алеша. Мой приятель и друг.
Он говорил еще что-то, но я не слышал, изумленный сходством этой женщины с известной киноактрисой, в которую когда-то я был тайно влюблен.
— Вы чудесно играли, — сказал я первую пришедшую на ум фразу и почувствовал, что не в силах взглянуть в большие и темные глаза Высоцкой. Ведь я не был на художественной части! Щекам моим стало жарко.
— Нонна Павловна была гвоздем нашей программы! — воскликнул Кобадзе. — Это абсолютно.
— Вы очень любезны, — улыбнулась Высоцкая. — Рада доставить вам удовольствие…
«Вот бы завести с ней роман», — подумал я и, улучив момент, тихонько спросил у Кобадзе:
— Кто она?
В это время распахнулся занавес, взметая золотистые пылинки, и неожиданно для всех на сцене появился командир полка полковник Молотков. Послышались аплодисменты. Полковник улыбнулся и, позвякивая многочисленными орденами и медалями, подошел к рампе. При ярком свете резко выделялись на его лице следы от ожогов.
Командир полка был Героем Советского Союза. Золотую Звезду он получил за мастерский удар по танковым колоннам Манштейна, пытавшимся прорваться на помощь армии Паулюса, окруженной под Сталинградом. В бою самолет полковника был сильно поврежден огнем зениток. Нужно было прыгать с парашютом, но Молотков продолжал вести полк к цели. Уже горящий самолет он провел над линией фронта и посадил на нейтральную полосу. Немцы стреляли из пулеметов, но полковник все-таки потушил пожар и спрятался в находившемся поблизости окопе. Ночью наши пехотинцы буквально на руках вынесли самолет из зоны обстрела.
Все это я узнал в первый же день, просматривая огромный альбом истории полка.
Когда все утихомирились, Молотков развернул лист бумаги.
— Только что получена телеграмма из армии, — произнес он и стал читать: — Поздравляю вас и личный состав части с годовщиной полка. В самый разгар… — тут голос полковника потонул в аплодисментах.
— В самый разгар Отечественной войны, — повторил он, когда шум утих, — была сформирована ваша часть, которая, выполняя приказ Родины и партии, успешно громила фашистских захватчиков, изгоняя их с советской земли.
Командира и дальше неоднократно прерывали аплодисментами, особенно дружными, когда он зачитывал имена героев. В числе их был и капитан Кобадзе.
Телеграмма заканчивалась пожеланиями, чтобы «и в мирное время личный состав приложил все силы для выполнения требований Министра Вооруженных Сил».
Полковник ушел, но его снова вызвали на сцену и стали просить, чтобы он что-нибудь спел.
«Вот уж это напрасно, — подумал я. — Командир полка в роли певца-солиста — с ума они посходили».
Но что такое? Он, кажется, соглашается.
— Есть строевая песня у солдат, — сказал полковник. — Ее с уважением поют воины. — И он, нахмурив лоб, запел сильным грудным голосом:
Там, где пехота не пройдет,Где бронепоезд не промчится,Тяжелый танк не проползет,Там пролетит стальная птица…
— Хорошие слова, — перебил он себя, — правильные. И я предлагаю спеть всем вместе.
Как пели старую, овеянную боевой славой песню! И командир полка дирижировал этим своеобразным хором — энергично размахивая руками, встряхивая головой.
— Мне придется покинуть вас, — сказал вдруг Кобадзе. Он скосил глаза на Нонну Павловну и приложил руку к груди. — Мне пора на сцену.
Капитан руководил художественной самодеятельностью.
Я тоже посмотрел на Нонну Павловну. Она пела вместе со всеми. Бросились в глаза ее ресницы — пушистые и длинные, будто приклеенные. И вся она со своей красотой казалась мне какой-то неправдашной.
Кончилась песня, полковник не сразу ушел со сцены. Он аплодировал всем, кто пел вместе с ним.
Я почувствовал, что надо развлекать соседку. Но как?
— Понравилась вам песня? — спросил я.
Нонна Павловна удивленно посмотрела на меня, но ее успела ответить: на авансцену вышел Кобадзе.
— Через десять — пятнадцать минут начнем танцы, — объявил он. — Желающие могут принять участие в подготовке помещения.
Вспыхнула люстра. Все потянулись к выходу. Солдаты не медля, точно боялись упустить время, хватали кресла и волокли их к стене.
Мы с Нонной Павловной остались ждать Кобадзе, но он что-то не появлялся.
— Пойдемте попьем, — предложила Нонна Павловна.
— С удовольствием.
Я встал в очередь к буфету, а моя спутница присела на диванчик около стенда с боевыми реликвиями: указами правительства о присвоении летчикам звания Героя Советского Союза, благодарностями от Верховного Главнокомандующего, схемами боевых операций, в которых участвовал полк.
Нонну Павловну, видимо, не заинтересовал стенд. Она с равнодушным видом рассматривала фотографию, где полку вручали орден Богдана Хмельницкого. Этим орденом полк был награжден за операции по освобождению Украины.
Когда я, нагруженный тарелками с яблоками, конфетами и печеньем, подошел к столику, Нонна Павловна была снова с Кобадзе.
«Это, наверно, его возлюбленная, — мелькнуло у меня в голове, — а я-то дурак, размечтался».
Увидев меня, Кобадзе и Нонна Павловна рассмеялись.
— Твоими покупками можно полк накормить, — сказал капитан.
— А я не ужинал. — Мне не хотелось, чтобы Кобадзе догадался, что все это куплено ради Нонны Павловны.
— Правильно говорится: сытый голодному не товарищ, — заступилась за меня Нонна Павловна. — И я тоже проголодалась.
Кобадзе разлил по бокалам пиво.
— Можно к вам? — услышал я сочный голос. Перед нами стоял высокий широкоплечий майор Сливко, не человек — глыба.
— Подсаживайся, — сказал Кобадзе.
Майор опустился на свободный стул, и тот тяжело заскрипел под ним.
— Подождите, не пейте. — В руках у майора появилась бутылка. Мы и не заметили, откуда он ее извлек. Его «пиво» не пенилось в бокалах и было удивительно прозрачно.
— Ваше здоровье! — сказал он и взялся за бокал. Кобадзе пристально посмотрел на майора, но ничего не сказал. Майор перехватил этот взгляд. Склонившись к Кобадзе, он шепнул так, чтобы слышали и мы:
— Пиво пьют за здоровье лошадей и дураков. Мы подняли бокалы.
— Я в общем поухаживаю за вами, — сказал майор Нонне Павловне с той грубоватой непринужденностью, какая возможна только между хорошо знакомыми людьми. — Вы чем увлекаетесь? Яблочками? Возьмите, пожалуйста. А я, в частности, цитрусовыми, — и он отрезал от лимона, как от картошки, толстый короткий клинышек. Пальцы не очень-то повиновались ему — майор был, как говорится, на взводе.
Съев лимон, он неожиданно встал и, поблагодарив нас (а за что, мы и не поняли), направился к соседнему столику, где сидел новый командир эскадрильи — он при-был в полк одновременно с нами, молодыми летчиками.
Коньяк возымел действие: теперь я уже без стеснения рассматривал Нонну Павловну. Любовался наклоном головы, приспущенными ресницами, линией шеи.
«Интересно, знает ли она, что, когда смотришь на нее, жизнь кажется сказкой», — думал я и завидовал капитану.
Мы говорили о художественной самодеятельности, вернее, говорили Кобадзе и Нонна Павловна, а я слушал, не умея вставить слово. Потом я вспомнил, что Нонна Павловна обещала сыграть что-нибудь на рояле. Я попросил ее сыграть сейчас. Она согласилась, и мы прошли в зал, где уже кружилось несколько пар.
— Мне вспомнился старый вальс, — сказала она, присаживаясь на краешек стула у рояля. — Послушайте…
Эту мелодию я слышал в детстве в доме кривого деда Максима, у которого был граммофон — гордость его семи дочерей.
Я снова увидел себя мальчишкой, вихрастым, румянощеким. Моему румянцу завидовали сельские девчата, а квартировавшие в деревне трактористы говорили:
— Эй, Леха, дай-ка прикурить, — и прикладывали самокрутки к моим щекам.
Я был сыном кузнеца и оказывался нужным, когда трактористам требовалась дрель или еще какой-нибудь инструмент, а отца не было дома.
Но если взрослым инструмент требовался время от времени, то сверстникам моим — всегда. Попробуй обойдись без него, когда задумал сделать ветряк над домом, водяную мельницу или модель самолета!
Кузница привлекала ребят и потому, что около нее всегда стояли сельскохозяйственные машины, привезенные на ремонт.
Завидев моего отца, медленно, с заложенными за спину руками поднимавщегося по откосу, ребята заговорщически сообщали друг дружке:
- Свет мой светлый - Владимир Детков - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Иду на перехват - Иван Черных - Советская классическая проза
- Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам - Лев Кассиль - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов - Морские приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза
- Свет-трава - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Конец большого дома - Григорий Ходжер - Советская классическая проза