Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало с чем сравнимое удовольствие, такое же острое, как если у тебя на руках восемь взяток, а в прикупе два туза: вдруг углядеть в траве темно-оранжевую шляпку подосиновика или темно-коричневую шляпку боровика; окопать такой экземпляр вокруг ножки, на вид преплотной, точно деревянной, глубоко подрезать, аккуратно очистить от землицы и в старинное лукошко его, с которым еще при Александре III Миротворце здешний этнос хаживал по грибы. Мало того что это занятие увлекательно, оно еще и в высшей степени полезно для психического здоровья, ибо разного рода гражданские треволнения, включая падение курса рубля, приобретают характер как бы марсианский и уже не так отравляют кровь. Вместе с тем грибничество, так сказать, наравне с огородничеством, бортничеством, охотой и рыбной ловлей до некоторой степени обеспечивают человеку автономность существования, сводят до минимума его зависимость от наших кремлевских звездочетов и недотеп. Ну что мы можем противопоставить их мерам по стабилизации экономики? Только дары природы: они зайдут с расширенного рублевого коридора, мы кроем бочонком соленых рыжиков, они под нас засуху в Поволжье, мы отобьемся тушонкой из кабана, они из рукава - неоплатные заграничные займы, а мы по козырям, то есть годовым запасом меда от комбрига Кручинкина - в результате, глядишь, это они в дураках с погонами, а не мы. Поскольку иные способы противостояния властям предержащим в лучшем случае малоэффективны, а в худшем опасны для психического здоровья, самое разумное будет отгородиться от рукоделия временщиков, как Китайской стеной, тушонкой из кабана.
Когда воротишься из леса, то первым делом растопишь печь ольховыми дровами, которые еще называют "барскими" за то, что они производят приятный дух; за стеклами дождь хлещет, подгоняемый резким ветром, а у тебя в печке уютно трещат дрова, мало-помалу распространяется какое-то пахучее, женское тепло, да еще грибы, приготовленные для сушки, дают такой волнующий аромат, с которым разве что сравнится воспоминание о первом "да".
В нашем колхозе праздник: закончена операция, которая называется постановкой скота на зимнее содержание, и по этому поводу назначен большой загул. Сначала всей компанией едем на Мудышкину гору, которая так называется оттого, что некогда понизу стояли мельницы купца Мудышкина, первого здешнего богача; собственно, это не гора, а крутой обрыв с выходами бледного известняка; сверху только небо, приближенное на высоту птичьего полета, внизу наша речка, прозрачная, как стекло, спереди неоглядные дали, выкрашенные защитной зеленью хвойных, темным золотом и багрянцем, сзади сосновый лес. Только-только налюбуешься этим видом, как, глядь,- уже и костер пылает, разложенный для тепла, и разливается в граненые стаканы русское столовое вино, охлажденное до консистенции постного масла, и свежая баранина, предварительно вымоченная в уксусе, жарится на углях; впрочем, это своего рода увертюра, самое интересное впереди.
Продолжение следует в деревне Козловка, в избе у егеря Самсонова, которая оборудована по европейскому образцу, однако национальная экзотика тут тоже имеет место: например, в сенцах, в углу, наметен мусор, да так и оставлен, и в нем, к немалому удивлению, обнаружишь вставную челюсть, например; в горнице под тумбочкой с японским телевизором сидит кот и, не торопясь, доедает мышь. Отколовшиеся в свою очередь составляют пеструю и многочисленную компанию: присутствует сам Георгий Иванович, председатель колхоза "Передовик", все главные специалисты, директор школы, баянист Каховский, пять лет назад эмигрировавший в Мексику, Зиночка, глава местной администрации, один настоящий голландец, торговец спиртом, два писателя либеральной ориентации и наш резидент в Республике Гондурас. На столе селедка с горячей картошкой, студень из убоины, малосольные огурцы; под столом ящик водки и ящик какого-то кисленького винца.
Везде люди как люди - выпьют рюмочку-другую, поговорят о тарифах и разойдутся, а по нашим повадкам нальются горячительной - и пошло...
- Это что же делается, мужики? Ведь на ладан дышит родной колхоз!
- Может быть, это и к лучшему. Вот вы посудите: в Европе шесть процентов населения, занятые в сельском хозяйстве, кормят целый континент, а у нас в России чуть ли не половина населения загнана в колхозы, а толку чуть!
- Это потому, что колхозам развернуться по-настоящему не дают. Ты обеспечь меня запчастями, предоставь кредит на льготных условиях, наложи вето на импорт хлеба, и чтобы водку продавали не каждый день. Тогда я такую покажу урожайность твердых сортов пшеницы, что в Канаде случится Октябрьский переворот!
- Если дать колхозам по-настоящему развернуться, то мы окончательно сядем на лебеду.
- Между прочим, коли ее правильно приготовить, то это будет... Ну не деликатес, конечно, но срубаешь за только так.
- А по-моему, во всем виновата свобода слова. Раньше мы слыхом не слыхивали про европейские шесть процентов и спокойно существовали на трудодни. Я вообще так скажу: без этой самой свободы слова было как-то приветней жить!
- Это точно! А при рыночных отношениях просто досрочно хочется помереть...
- Смерть смертью, а крышу крой.
- Я и крою...
- Вот, блин, и крой.
- Нет, я согласен с предыдущим оратором: совсем разболтался простой народ! Раньше, бывало, как подойдет к тебе младший лейтенант Востриков, как скажет: "Ты, товарищ, к какой диверсионной группе принадлежишь?" - так сразу придешь в себя!
- Вот ктой-то с горочки спустился...
Наверно, милый мой идет...
- Как это ни печально, но без свободы слова, как без воздуха, не могут существовать только горлопаны и главари. Людям же сколько-нибудь дельным она и на дух не нужна, между тем в первую очередь для них свобода оборачивается смятением и бедой.
- Дело не в свободе слова, а в том, что она писана не про нас. Нация мы еще несовершеннолетняя в гражданском отношении, и по-хорошему от нас свободу нужно покуда прятать, как прячут от детей.
- Свобода не нужна, когда она есть. А когда ее нет, то вдруг оказывается, что она представляет собой единственное средство против шарлатанов и дураков!
- На нем защитна гимнастерка...
- Во всяком случае, Александр Иванович Герцен в свое время писал, имея в виду французов: "...всеобщее избирательное право, навязанное неприготовленному народу, послужило для него бритвой, которой он чуть не зарезался". И еще: "...как ни странно, но опыт показал, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы" - вот после этого и толкуй!
- Она с ума-а меня сведет...
- Это про какое время от написал?
- Про 1848 год.
- А у нас сейчас конец двадцатого века катит в глаза... Стало быть, мы плетемся в хвосте у Европы с задержкой примерно на двести лет...
- Ну это только в гражданском отношении, а если взять душу на исследование, то получится, что они по сравнению с нами - типа как ефрейтор и генерал.
- Или как Конфуций и его сын Боюй. У Конфуция был сын, полный идиот, звали его - Боюй.
- Вот я гляжу: очень мы правильно говорим. Вообще во всем надо доходить до исходной точки, до самого пункта А. Вот как подумаешь, что корова - это, собственно говоря, прирученная антилопа, так сразу куда интересней жить!
- Что-то мы за разговорами совсем пьянку позабросили, мужики! Я предлагаю выпить за процветание нашего родного колхоза "Передовик"!
- Да погоди ты! Я вот что хочу сказать: у нас в России, в стране мечтателей и бандитов, всегда существовала свобода слова - это хотите верьте, хотите нет. Вы хоть знаете, как раньше назывался наш колхоз. "Веселый бережок" - это хотите верьте, хотите нет. Еще когда колхозы только-только начинались, мои родители принципиально оставались единоличниками, потому что они предлагали колхозу название "Беззаботный бережок", а начальство соглашалась только на "веселый" - это хотите верьте, хотите нет.
- Ну и чем дело кончилось?
- А ничем... То есть все же пришлось вступать в "Веселый бережок", но за это мои родители порезали скотину и написали в ЦК партии ругательное письмо.
- Это точно: отчаянный мы народ!
- А все почему? Все потому, что "голый, как святой, беды не боится".
Тем временем егерь Самсонов храпел, притулившись между углом печки и телевизором, баянист Каховский рыдал, положа голову на стол, видимо, ему во всей остроте открылось, как много он потерял, эмигрировав в свою Мексику, голландец, на лице у которого значился восторг, смешанный с испугом, вращал глазами и открывал рот, но сказать уже ничего не мог, Зиночка всё танцевала с нашим резидентом в Республике Гондурас.
Поздно уже; выйдешь на крыльцо покурить - моросит, половина черного неба затянута темной мутью, а на другой половине обнажилась мелкая сыпь Млечного Пути, и оттуда то и дело падают звезды - чиркнет по небу, как незажигающаяся наша спичка, и пропадет. Подумаешь: вот так и вся жизнь наша с точки зрения вечности - чиркнешь и пропадешь. Но зато сколько счастья вмещает в себя это мгновение, если ты, конечно, способен именно как счастье понимать каждую секунду личного бытия.
- Человек в углу - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Мужчины вышли покурить - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Рука - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- В предчувствии октября - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Деревенские разговоры - Иван Полоник - Русская классическая проза
- Блаженный Августин - Константин Томилов - Русская классическая проза / Социально-психологическая / Фэнтези
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 4 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Новые полсапожки - Семен Подъячев - Русская классическая проза