Форма входа
Читем онлайн Цветут липы - Николай Почивалин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Рассказывает Алексей негромко и, кажется, скорей самому себе, чем мне. По началу уже догадываюсь, что вспоминает он простенькую бесхитростную историю, какая у каждого есть за плечами. Встретил в юности девушку, и, как чаще всего бывает, ничего из этого не получилось. Сужу так хотя бы потому, что давно знаю Марию Яковлевну, его супругу; с большим вниманием я прислушиваюсь к шуму дождя, нежели к голосу Алексея, потихоньку позевываю.
- Ты слушаешь, что ли? - подозрительно спрашивает он.
- Конечно, слушаю, - как можно убедительней говорю я.
- "Конечно, конечно"! - передразнивает Алексей. - В школе-то я потише вас всех был. Стишков, как некоторые, не строчил, на свидания не бегал,
- Да ладно тебе!
- Если ладно, тогда не зевай, а слушай. Говорю тебе - в первый раз влюбился! - Насмешливо-задиристые нотки в голосе Алексея явно деланны и тут же исчезают вовсе. - Ни осенью, ни зимой ничего такого не было. А с весны и началось! Будто до этого никогда и не виделись, не в одном дому жили. Как вечер, так на улицу. То за околицу, то на гору, то на речку чаще всего. Особенно как отсеялись и посвободней стало. За день намотаешься так, что ноги гудят, по радио сводки одна другой хуже, в иных домах и голосят уже - "похоронки" получили, а мы ровно ослепли да оглохли. Ничего не видим, никого не слышим. Самих себя только. И чтоб там целовались, обнимались - ни-ни! Отвяжу чью-нибудь лодку, вспрыгнем - и за весла. Когда говорим, когда молчим. Когда гребу, когда брошу, и несет нас, покачивает... Как сейчас вижу:
деревья по берегам - черные, в воде - то звездочки плавают, то лунная дорожка блестит... Когда только руку подашь - помочь сойти, тогда только до нее и дотронешься.
И без всего этого хорошо нам было. Да ведь чудно как - словно, говорю, не в одном дому жили! Вернемся, как светать уж начинает, и с речки домой-то - порознь. Сначала она - напрямки через улицу. Потом, погодя, - я уж, задами да на сеновал. Час, может, какой и поспишь-то.
А она, случалось и прямо на телятник бежала...
После внушения я слушаю повнимательней и, удивительно, что, хотя Алексей ни словом, кажется, не обмолвился, какая она, эта Аня, отчетливо представляю ее. Вот она выпрыгнула из качнувшейся лодки, натянув коленями узкий подол льняного, со скромным квадратным вырезом на груди платья какие носили до войны, - чуть исподлобья и чуть улыбнувшись, взглянула на длинного, наголо остриженного Алексея и побежала по мокрой от росы траве. Длшгаоногая, легкая, с тяжелой светлой косой, покачивающейся меж острых лопаток, - еще не совсем женщина, но уже и не девочка-школьница. Может быть, я встречал ее на той же Брестской, которую по случайности знаю? Или, по своеволию своему, память подкидывает что-то из собственной такой далекой юности?
- Сейчас вот думаю - о чем столько говорить могли? - продолжает Алексей, смущенно усмехнувшись. - А ведь говорили, и хорошо так! Будто даже слова помню, только вместе их не соберу... В последний раз вот эдак же заплыли, и дождик нас застал. Светать уж начинало... Выскочили да под деревья. А они - липы, да так же, как сейчас, в цвету все, будто их медом обрызгали. Аж зябко как-то! И тут, понимаешь, поцеловал я ее. Не обнял, не прижался, а прямо так - голову вытянул и поцеловал. И она меня так же поцеловала. Потом сразу в лодку - и айда гнать против течения, чтоб успеть... Ну и успел - в самый аккурат. Чуть не с лодки да с мешком в военкомат - пожалуйста, бриться! Даже попрощатьсято толком не довелось: на людях да все тычком: скорей, скорей, подвода ждет. За руки подержались, в глаза друг дружке глянули, и все. Словно чувствовали: навсегда уж.
Алексей, неопределенно хмыкнув, молчит. Я и ожидал, что рассказ его примерно так и кончится, и все-таки разочарован. Вероятно, потому, что все подобные истории, которые, повторяю, почти у каждого есть в прошлом, заканчивались обычно так же.
- Ты думаешь, на том все и кончилось? - неожиданно спрашивает Алексей. Он садится; в легком шуме затихающего дождя отчетливо звучит его короткий смешок. - Сказка-то с продолжением... Вспоминать, признаться тебе, вспоминал, только нечасто, под настроение.
Крутился в те годы в своем "Новом свете" волчком, сам знаешь. Думал, уж и вовсе забыл. А потом, после сорока, - на тебе! - вспомнил. Тут уж мне, правда, полегче стало. Одолел свою заочную мороку - диплом получил, дела на лад пошли - вот вроде и оглянулся. Все, что прежде-то проглядел, увидал, как заново. Поехал в Москву на Выставку, побывал, где надо, и давай по горсправкам околачиваться. Трудность, понимаешь, в том была, что Брестских этих улиц в Москве не одна. И фамилия у нее оказалась другая по мужу. Ну, с улицей разобрался:
вспомнил, что будто Первая Брестская, а с фамилией - посложнее. В общем, одна дамочка из горсправки раскопала, что женщина с такой фамилией, какую я назвал, скончалась в пятидесятом и проживала она прежде действительно на Первой Брестской, в доме таком-то. Как имя назвала, я сразу и вспомнил, что это Анина мать. С этой бумажечкой и отправился. Да ведь надо же, такое совпадение - на углу, возле "Спорттоваров", столкнулись. Идет улыбается чему-то, в авоське - кефир да яблоки, почемуто мне это сразу бросилось. Главное, понимаешь, сразу друг друга узнали. Ну, меня узнала, понятно: приметный больно, таких красных - поискать, хоть и расперло меня к тому времени. Так я-то сразу узнал! Постарела, конечно, под глазами морщинки, а глаза-то все такие же - большущие, молодые. Так и ахнула: "Господи, говорит, Леша!.." Я, мол, Аня, я. Запоздал только маленько - на двадцать лет!..
У меня по груди пробегает холодок, хотя обступившая нас ночь по-прежнему дышит сырым парным теплом.
Алексей встает, делает шаг-другой и снова садится. Жду, что голос у него сейчас дрогнет - от сожаления, горечи, еще от чего, - он говорит с каким-то подъемом, с тихим сдержанным ликованием:
- И сразу нам стало как-то просто - будто прежде.
Забежала домой, оставила авоську и ко мне в гостиницу поехали. Посидели, повспоминали. Пожалели, если по правде говорить, что все так получилось. Ты подумай:
когда они из эвакуации возвращались - матери моей адрес оставили. А дальше уж не знаю, как вышло. С фронта приехал - мать мне ни слова. Может, на радостях все у ней из головы вылетело. Может, и нарочно - больно уж ей хотелось, чтобы я соседскую дочку в жены взял - Марию Яковлевну мою. По правде - сам тогда не допытывался, гарцевал. Жизнь, одним словом. Она тоже замужем, двое детишек, работает на радиозаводе, все хорошо... Рассказываем вот так, а сами друг с дружки глаз не сводим, как новые пятаки светимся. И опять, скажу тебе, ничего такого, так хорошо нам. Хотя вроде и можно бы.
В номере только она да я, друг друга от радости перебиваем. Да если еще сказать тебе, что я к тому времени не святошей был. Были у меня бабы врать не стану. Один год, как у меня все кувырком в хозяйстве шло, сразу после войны, сорвался. Пил, по солдаткам таскался. Помочь, мол, не могу так хоть так, на часок, пригреть. Сначала-то хоть таился, а потом чуть не в открытую. Пока опомнился.
Алексей усмехается, откровенно и жестко поправляет сам себя:
- Вернее, пока не опомнили - на бюро райкома,..
Так что, говорю, не святым был, просто ничего этого нам не требовалось. Потом поужинали в ресторане, отвез я ее домой и сам - на вокзал. Вернулся - ровно десяток годов с плеч скинул, как живой водой умылся! Понял?
- Понял, - так же серьезно, как серьезно спрашивает и Алексей, отвечаю я.
Дождь утих. В темноте слабо мерцают мокрые липы, запах их сейчас едва уловим и поэтому особенно нежен, какой-то щемяще-тонкий. Из сторожки, словно лунатик.
белея подштанниками, выходит по своей стариковской нужде Немтырь. Делает он это сосредоточенно и громко - Алексей беззвучно хохочет, поднимается.
- Ну, спать, что ли, будем?
- Давай.
Накрывшись тулупом, я лежу на топчане, бездумно вслушиваюсь в ночные шорохи и звуки. Вот где-то далеко надсадно прогудела машина, преодолевая недолгую летнюю грязцу; вот за легкой бревенчатой стеной невнятно забормотал немой пасечник - все свои семьдесят лет, наверно, разговаривает во сне; вот звонко шлепнулись о тесовую крышу навеса редкие, сорвавшиеся с веток капли, и предутренний ветерок снова нанес беспокойно-сладкий запах... Отчего-то вздыхая, я верчусь с боку на бок, стараясь не разбудить спокойно посапывающего рядом Алексея...
Утром он поднимает меня чуть свет. Над Сурой клубится лилово-серый туман, не тронутый еще солнцем; в сыром воздухе все так же внятно пахнут липы. Я вспоминаю вчерашний рассказ Алексея, приглядываюсь к нему крупное лицо его спокойно, разве что чуть сосредоточеннее и задумчивее, чем обычно.
- Давай, давай, - поторапливает он, стоя у машины.
Выезжаем; сразу за мостом Алексей сворачивает вправо, объясняет:
- На ферму заглянем. Сейчас дойка.
У входа в коровник сталкиваемся с молодой дояркой, что шумела вчера в председательском кабинете. В белом платочке, из-под которого свисает кокетливая челочка, в белом же халате с засученными рукавами, с пустым подойником, - вся еще какая-то мягкая и румяная после недавнего сна, она делает вид, что не замечает нас; Алексей строго окликает:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Цветут липы - Николай Почивалин бесплатно.
Похожие на Цветут липы - Николай Почивалин книги
- Метаморфозы - Николай Почивалин - Русская классическая проза
- Офицерский вальс - Николай Почивалин - Русская классическая проза
- Цвет и крест - Михаил Пришвин - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- В ожидании весны - Ованес Азнаурян - Историческая проза / Русская классическая проза
- Единственная - Ольга Трифонова - Русская классическая проза
- Сборник рассказов - Ирина В. Иванченко - Прочее / Русская классическая проза
- Первый день весны - Юрий Владимирович Сапожников - Периодические издания / Русская классическая проза
- Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа - Русская классическая проза
- Свое место - Анни Эрно - Русская классическая проза
