Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мамин-Сибиряк прежде всего демократ, гражданин, воспитанный на учении Чернышевского и Добролюбова. Правда, он не свободен от некоторых народнических иллюзий, его еще пленяют утопические мечты о патриархальных временах несуществовавшего крестьянского благоденствия, но он уже смотрит трезво на современную действительность.
Скабичевский называл Мамина-Сибиряка русским Золя. Но, уподобляя Мамина-Сибиряка Золя и подчеркивая эмпиризм в творчестве этого выдающегося французского писателя, Скабичевский, при молчаливом сочувствии тогдашнего мещанского «общественного мнения», пытался свести, по сути дела, творчество своего соотечественника, правда, с оговорками, к натурализму. Впрочем, этот критик не раз менял свое отношение к писателю, который вспоминал об этом с негодующим сарказмом.
Аналогия между Золя и Маминым-Сибиряком не выдерживает критики. Правда, Дмитрий Наркисович мечтал о том, чтобы создать многотомную эпопею, подобную истории Ругон-Маккаров, и по охвату многих сторон жизни современной ему эпохи и по обрисовке типических представителей русского капитализма и трудящихся масс. Но критический реализм Мамина-Сибиряка существенно отличен от творческого метода Золя. Для Золя человек, кроме социальных условий, находится еще во власти наследственности, он проклят, он раб инстинктов.
Изображая события и сложнейшие коллизии, вскрывая характеры героев этих событий — денежных воротил, промышленных хищников, авантюристов — и в противоположность им обреченных на страдание, на рабство, часто на гибель простых, чистых сердцем людей — и крестьян и рабочих, — Мамин-Сибиряк в каждой строке своих произведений пламенно, страстно выражает свой гнев и непримиримую свою ненависть к угнетателям и разбойникам и глубокое сострадание к жертвам этих свирепых «хозяев жизни» этих кошмарных Мидасов, обращавших в золото слезы, муки и кровь подневольных тружеников. С какой любовью к этим труженикам, с каким горячим участием к их трагической судьбе пишет он каждую страницу, и как любуется он силой, мужеством, героизмом этих людей в часы их невероятной борьбы с бурной стихией или богатырских трудовых подвигов! В каждом своем романе Мамин-Сибиряк — участник всех событий, и всегда он — на стороне угнетенных, обездоленных, раздавленных страшной лавиной капитала.
Жизнь во всех ее проявлениях — в борьбе, в любви, в горе и радости, в кипении толп, в игре солнечных красок, в удали и разливной песне, в дремучей красоте природы — вот к чему стремилась душа писателя. Его уральские пейзажи — классическая живопись. Только он, этот большой художник, впервые показал нам уральские дебри, нарядно убранные лесами горы, первобытные утесы и нагромождение разноцветных каменных глыб и широкие зеркальные пруды, давным-давно созданные руками умельцев. Любопытно его признание: «За очень немногими исключениями настоящая равнинная Русь чувствуется только у Л. Толстого, а горная — у Лермонтова, — эти два автора навсегда остались для меня недосягаемыми образцами». И Мамин-Сибиряк так глубоко раскрыл дремучие глубины и необъятные предгорные просторы, что они волнуют, как раздольные русские песни.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи. Доказывать это нет необходимости: стоит прочесть любую из его книг, чтобы убедиться в этом. Даже в самых «страшных» его романах и повестях на каждой странице чувствуется радостное любование жизнью. И тем более важно отметить, что он как художник развернулся в годы распада народничества, в самую тяжелую эпоху реакции, разочарований, растерянности, в эпоху «безвременья». Марксизм только еще нарождался в России, рабочий класс был еще не организован. Отлив народнических настроений и верований еще не сменился приливом новой, пролетарской идеологии. И это обстоятельство, конечно, отразилось на мировоззрении писателя: оно было в известной мере противоречиво. Мамин-Сибиряк до некоторой степени знаком был с марксизмом, но основной сути этого учения понять не смог. В этом была беда художника, это ограничивало его художественное зрение и ослабляло идейную значимость его повествований. И, несмотря на народность его творчества, на демократические его настроения и взгляды, он не мог еще видеть путей развития пролетарского движения, хотя, повторяю, и чувствовал могучую силу, скрытую в массе трудового народа. Но книги его, как беспощадный обвинительный акт против разбойничьего русского капитализма, служили наглядным материалом в научных исследованиях марксистов.
Литературная плодовитость Мамина-Сибиряка была изумительной. Создается впечатление, что он все время торопился воплотить в образах весь огромный запас своих наблюдений и боялся, что не успеет высказаться до конца. Но эти запасы жизненного опыта не только не истощались, а пополнялись постоянно и не давали ему покоя. Торопливость эта и нетерпеливое стремление освободиться от тяжелого груза впечатлений и раздумий отразились и на его стиле: подчас многословие, излишние подробности, иногда неряшливость в изложении и неразборчивость в пользовании словом — существенный недостаток его языка. Но превосходное знание народной речи, умение распоряжаться ее складом во многом искупает эти недостатки.
Для нас, советских людей, творчество Мамина-Сибиряка свежо и близко. Мы по-новому открываем его как писателя, который играл немалую роль в революционной борьбе рабочего класса, а теперь помогает нам глубже познать прошлое и воспитывает в наших людях безмерную любовь и преданность своей социалистической Родине. Книги Мамина-Сибиряка помогают нам глубже осознать, какой сложный, трудный путь прошел наш народ, чтобы разгромить кровавый деспотизм, сбросить гнетущее ярмо помещиков и капиталистов и взять власть в свои руки. Книги этого писателя укрепляют в нас гордость творцов нового, коммунистического мира, во имя счастья всего человечества. Книги его показывают, какая бездна отделяет великую социалистическую страну от кошмарного варварства старого времени. Внуки и правнуки воспетых им трудолюбцев, как хозяева и вдохновенные работники и высокие мастера, творят новую культуру, как всеобщее благо. Они, как и все новаторы нашей социалистической Отчизны, прославляют себя доблестными делами и подвигами на весь мир и в борьбе за мир во всем мире идут впереди всего прогрессивного человечества.
А. Груздев. Д.Н. Мамин-Сибиряк
В одной из своих статей М. Горький заметил, что русская реалистическая литература XIX века долгое время ограничивалась изображением жизни народа центральных областей России. Жизнь и быт отдаленных окраин страны оставались в значительной мере за пределами ее внимания. «Литературную географию» значительно расширили писатели-демократы второй половины века. Среди этих писателей видное место принадлежит Д. Н. Мамину-Сибиряку. Его творчество представляет собою глубоко правдивую художественную историю старого Урала и Приуралья.
Но было бы заблуждением считать Мамина-Сибиряка писателем областного значения. Это большой русский писатель. В его произведениях, построенных на материалах Урала и Сибири, ставились важные вопросы из жизни всей страны. Дооктябрьская «Правда» характеризовала Мамина-Сибиряка как художника большого социального звучания, в произведениях которого оживала «целая эпоха шествия капитала, хищного, алчного, не знавшего удержу ни в чем».[5] Его произведения — суровый обвинительный акт буржуазному строю. Миру капиталистического хищничества, алчности, тиранства противопоставлен в них поэтический мир людей труда, никогда не прекращающих борьбы за правду и независимость. Его романы, рассказы и повести укрепляли веру человека в неизбежность торжества социальной правды, веру в свои силы, будили мечту о лучшем будущем. «„Несовершенство“ нашей русской жизни — избитый конек всех русских авторов, но ведь это только отрицательная сторона, а должна быть и положительная. Иначе нельзя было бы и жить, дышать, думать… Нет, жизнь есть, она должна быть…», — убежденно писал он. Эту положительную сторону он открывал в жизни народа, в его труде и борьбе, в характере простого русского человека.
Очень высокими были представления Мамина-Сибиряка об общественной роли художника. Писатель, по его словам, должен обладать нравственной чистотой, равной чистоте «драгоценного металла, гарантированного природой от опасного окисления». Художественное творчество он сравнивал с рекою, которая должна брать начало из чистого источника и должна быть чистой, чтобы утолять жажду. Его литературный талант одним из первых заметил и высоко оценил великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин; мастерством Мамина-Сибиряка восхищался такой взыскательный художник, как Н. С. Лесков; о большой красоте и силе его произведений говорил М. Горький; ярким, талантливым писателем называла Мамина-Сибиряка дооктябрьская «Правда».
- «Все мы хлеб едим…» Из жизни на Урале - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Переводчица на приисках - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Говорок - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Хищная птица - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- На перевале - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Старый шайтан - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Том 4. Уральские рассказы - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- С голоду - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Фальшивый купон - Толстой Лев Николаевич - Русская классическая проза
- Том 7. История моего современника. Книги 3 и 4 - Владимир Короленко - Русская классическая проза