Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выбранный моим дядей способ перепродажи этих, казалось бы, бесполезных вещей с приличной выгодой и привел к развалу британского издательского дела.
Разумеется, вы не найдете об этом никаких письменных свидетельств, сколько бы вы ни штудировали учебники истории. Упоминание о дяде Брайене в них отсутствует. Узнать, какова роль моего дяди в изменении хода истории, вы можете только здесь и сейчас.
Читайте, пока можете, ведь в 2001 году во время Великого Оздоровительного Очищения все книги будут уничтожены.
Мой дядя был сочинителем. (Говорю о нем в прошедшем времени, поскольку он давно умер, — был предательски сражен в расцвете лет, причем в этой таинственной истории фигурирует покрытый травой холмик и крупнокалиберная винтовка.) Я происхожу из древнего и знаменитого рода сочинителей и хочу с самого начала предупредить, что сочинительство не имеет ничего общего с обманом.
Обман — это постыдный, низкий и недостойный поступок, который позволяют себе грубые, безнравственные личности во вред другим и на пользу себе. Напротив, сочинительство — благородное искусство бескорыстных людей, служащее обогащению нашего культурного наследия и оживлению окружающего унылого мира.
Истинная правда.
Мой отец тоже был сочинителем. Судите сами.
Когда я только пошел в детский сад, воспитательница попросила детей изобразить на рисунке, чем наши отцы зарабатывают на жизнь. Я изобразил, и мой рисунок так впечатлил воспитательницу, что она вывесила его в холле (между прочим, большая честь).
Через неделю воспитательница обратилась к моему отцу с предложением.
— Мистер Рэнкин, — сказала она, — не смогли бы вы как-нибудь прийти в сад и рассказать детям о своей работе?
Мой папа, плотник по профессии, спросил, зачем.
— Затем, — ответила воспитательница, — что у нас в саду дети никогда не видели китолова.
Дело в том, что за несколько недель до этого разговора папа подарил мне зуб кашалота и рассказал, что добыл его из пасти убитого животного во время одного из своих многочисленных китовых походов. На самом деле он никогда в жизни не был в море и, чтобы развлечь сынишку, просто выдумал эту историю.
Любой нормальный отец, столкнувшись с такой просьбой, тут же выложил бы всю правду и посмеялся бы над сложившейся ситуацией. Но только не мой папа. Он честно служил своему призванию. Без малейшего колебания он согласился, пришел домой, смастерил импровизированный гарпун для демонстрации техники метания и через неделю явился в сад.
До конца года я ходил в садике героем.
Так продолжалось на протяжении всей жизни отца. Дослужился он не до ахти каких высот — стал всего лишь прорабом, но где бы он ни работал, везде оставлял о себе неизгладимое впечатление. Особенно же поразил он всех, когда много лет спустя с таким смаком сошел в могилу.
Ни у кого и в мыслях никогда нет, что можно уйти с похорон родного отца со слезами смеха на глазах. Я один знаю, что такое возможно. Папа посмеялся в последний раз и позволил нам смеяться вместе с ним.
Тон тому, что случилось, в начале церемонии похорон задало в некоторой степени сюрреалистическое происшествие. Один из священников чихнул и вытащил из кармана безразмерный красный клетчатый платок. Любому другому человеку эта деталь ни о чем бы не сказала, но только не мне.
Последний раз я видел подобный платок почти сорок лет назад. Тетушка Эдна — сестра моего папы — всегда носила такой у себя в сумочке. Исходивший от него запах лаванды так мне нравился, что всякий раз, когда она приходила в гости, я притворялся простывшим, чтобы она разрешила мне в него высморкаться. Я погружал лицо в носовой платок и вдыхал его изумительный запах.
Носовой платок священника расшевелил во мне давно забытые детские воспоминания. Но дело было не только в платке.
Дело было в мятной конфете.
Когда священник вынул платок, из его кармана выпала мятная конфета, покатилась по церковному полу и замерла под гробом моего папы.
И оставалась там всю службу.
Впрочем, любопытное происшествие с безразмерным красным платком и мятной конфетой — ничто, повторяю, ничто по сравнению с тем, что случилось потом.
Священник был серьезным, энергичным молодым человеком с лицом, как у только что выкупанного младенца. Зачем они так намывают себе лица? Или чистота — залог благочестия? Не знаю, но, весь раскрасневшийся, он энергично взобрался на кафедру, оправил мантию и стал читать над моим папой проповедь.
— В этом приходе я всего лишь девять месяцев, — начал викарий, — поэтому познакомился с мистером Рэнкиным лишь на последней стадии его болезни. Неоднократно беседуя с ним, я убедился, что это совершенно необыкновенный человек. Мистер Рэнкин прожил жизнь, о которой большинство из нас могли лишь прочесть в книгах. Он в одиночку пересек пустыню Калахари, обогнул мыс Горн, покорил несколько высочайших горных вершин мира, а во время Второй мировой войны дважды был отмечен наградами за беспримерное мужество.
Услышав все это, я перевел взгляд с мятной конфеты, на созерцание которой было настроился, на викария. На моем лице, должно быть, отразился ужас. Я решил, что викарий говорит о другом человеке. Ну посудите сами: в глазах молодого священника, в мыслях обращенного совершенно на другое — скажем, на молодых прихожанок, этот почивший старик был ничем не лучше других таких же стариков. Я уже почти встал со своего места, чтобы вывести служителя из заблуждения, когда вдруг услышал чье-то хихиканье.
Церковь была переполнена — у моего папы было очень много друзей. Первыми засмеялись, конечно, стараясь сдерживаться, самые закадычные его приятели. Пока викарий продолжал посвящать окружающих в детали похождений моего отца и поражать его сверхъестественной способностью оказываться в нужном месте в нужное время, смешки и хихиканье слышались уже если не у самой кафедры, то на ближайших к ней подступах.
Итак, мой отец девять месяцев вешал этому викарию лапшу на уши.
Как я уже говорил, я вышел из церкви со слезами на глазах. Главное еще должно было произойти — и в этом я видел руку отца. Теперь, оглядываясь назад, я еще больше убежден, что без него не обошлось.
— Не откажетесь зайти в дом на чашку чая? — спросил я священника. — Вы были очень близки с отцом перед его кончиной. Я бы хотел с вами побеседовать.
Викарий согласился, и мы вернулись в дом отца.
Не прошло и десяти минут, как все и случилось. Викарий показал на длинный нос меч-рыбы, висевший над камином.
— Знаменитый нос, не так ли? — спросил он. — С ним связана та история?
Я взглянул на нос-пилу. Насколько я был в курсе, с ним ничего не было связано с тех пор, как мой папа купил его на антикварном рынке. Но, может быть, какими-то незримыми нитями? Кто знает.
— Не освежите ее в моей памяти?
— Охотно, — сказал священнослужитель, отпив чаю. — Ваш отец рассказывал, что однажды он рыбачил близ островов Флорида-Кис, когда неожиданно налетевший шторм швырнул его лодку в открытый океан. Земля исчезла. Весла унесло в море. Буря бушевала не меньше печально известного урагана Флора 1966 года. Ваш отец решил, что пробил его час, и, будучи благочестивым человеком, отдался на милость Богу. Вдруг сверкнула молния, и в тот же самый миг меч-рыба своим носом-пилой — тем самым, что висит над камином — пронзила дно лодки. Продемонстрировав мгновенную реакцию, а ваш отец когда-то работал силачом в цирке, он отломил у рыбы нос, заткнул ногой пробоину в дне лодки и, орудуя пилой словно веслом, добрался до берега.
Стоит ли говорить, что я лишился дара речи? Когда викарий ушел, мама отвела меня в сторону и сказала:
— Сынок, лучше, если мы никогда и ни с кем не будем говорить об этом.
Я задумчиво кивнул.
— Обещаю, мама. Ни одна живая душе не узнает. Разумеется, я сдержал свое обещание.
Мой дядя Брайен, младший брат моего папы, не был ни плотником, ни прорабом. Он разводил лис. Я никогда даже и не знал, что лисьи фермы существуют, пока папа мне об этом не сказал. По-видимому, без лисьих ферм экономика Британии столкнулась бы с кризисом задолго до того, как это произошло на самом деле в 2002 году, когда развалилось британское издательское дело и много что еще. Но в восьмидесятые и девяностые годы разведение лис на секретных государственных фермах поддерживало экономику на плаву. Видите ли, осталось слишком мало лис для охотничьих целей, поэтому от лисьих ферм требовалась большая производительность.
Но обо всем по порядку.
Как многие знают, не так давно вопрос о псовой охоте еще больше размежевал сельскую и городскую части населения.
Впрочем, брешь между ними существовала все время. Понятное дело. Сельские жители всегда считали себя выше простоватых горожан. Они ближе к природе, чувствуют дыхание земли и берегут ее для будущих поколений. По их разумению, горожане — скопище нанюхавшихся клея футбольных хулиганов, напиханных, словно лабораторные крысы, в высокие каменные коробки и замученных как морально, так и физически макдоналдсами и выхлопными газами — в общем, людишки вульгарные, извращенные и непривлекательные.
- Народ - Терри Пратчетт - Юмористическая фантастика
- Розовый мир - Елена Русская - Русская классическая проза / Социально-психологическая / Юмористическая фантастика
- Логика Разрушения - Михаил Орикс - LitRPG / Периодические издания / Юмористическая фантастика
- Отстойник - Валерий Сопов - LitRPG / Периодические издания / Юмористическая фантастика
- К оружию! К оружию! - Terry Pratchett - Юмористическая фантастика
- Клинок имею - Готов к приключениям - 1 Том первый - Проклятый - Михаил Орикс - Героическая фантастика / Периодические издания / Юмористическая фантастика
- Заговор черной мессы - Андрей Белянин - Юмористическая фантастика
- Новая русская сказка - Е. Квашнина - Юмористическая фантастика
- Добрым словом и пистолетом - Сергей Ковалев - Юмористическая фантастика
- Круги на воде - Виктор Моключенко - Юмористическая фантастика