Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А дядя все спрашивает: «Где же, – говорит, – у вас тут лес, где ваши земли под чужие подходят?» Нечего делать, сотри, да и черти снова на той же доске. – Вот-де наша деревня, а от деревни вон тянется большая дорога да подходит к реке, а по правому берегу наш лес и наша мельница, а чрез реку соседние заливные луга, а река-то тянется да подходит к городу, и так далее, что знаешь. Но только заметь опять: на этом чертеже уж и дома твоего не видать, да и всю деревню-то должен означить точками, а вместо дороги у тебя одна черта, да и вместо реки-то тоже.
Теперь ты уж понимаешь, что чем больше земли хочешь обхватить, тем мельче у тебя черты на доске будут выходить. Например, хотел бы ты весь уезд начертить, где в нем город, где село, где деревня, где лес, где река, где дорога, – то уж на таком чертеже и всю деревню твою должен одной точкой означить.
Что я сказал об уезде, то разумей и о губернии, что о губернии, то о целой нашей матушке России, которая божьею волею куда широко раскинулась. Оттого можно с уменьем да с мерою всю нашу матушку Россию на план нанести; а что об России, то и о других землях разумей. Вот перед тобою на чертеже часть земли, которая называется Европой и об которой скажем после больше: вот ты видишь здесь Россия, с окружными землями; начнем хоть сверху; вот смотри: на полночь лежит Петербург, а под него подходит Балтийское море; к западу идет Пруссия, где живут наши союзники, а возле на полдень Австрия, или Цесария, где также наши союзники, все народ немецкий, смышленый, торговый, занимается всякими ремеслами и фабриками и к нам приезжает. Дальше к полудню Черное море, оно одной стороной к Одессе, а другою к Царьграду подходит. Заметь, какие славные реки в Черное море втекают: и Днестр, и Буг, и Днепр; далеко, далеко за Черное море на полдень стоит Иерусалим, где гроб господень; то же море подходит и к Кавказским горам, а за теми горами на восток Каспийское море, в которое втекает наша Волга-матушка; видишь, как она по святой Руси тянется, всюду загибает: из Астрахани и в Саратов, и в Симбирск, и в Казань, и в Нижний Новгород, и в Кострому, и в Ярославль, и в Рыбинск, и в Тверь; так что ты из Твери вниз до самой Астрахани можешь спуститься, ибо ты знаешь, я чаю, что всякая река в море бежит. В Каспийское же море на востоке втекает река Урал; а там идут Уральские горы, где есть и серебро, и золото, и медь, и железо. За Уральскими горами на восток и на север распахнулась Сибирь, о которой мы вдругоредь особо поговорим. От Уральских гор на север Белое море, что подходит к Архангельску; а от Белого моря, не так чтобы далеко, Ладога, а тут и Петербург. Вот видишь, перед тобой большая часть России, как на ладони, и Москва посередке.
Польза таких планов, или, как их называют, карт, – не малая; на первый раз хоть для того, чтоб знать, где какой город лежит, какая к нему дорога, идет ли рекою или через реку. А еще польза другая есть, и вот какая: ты знаешь, что государь приказал всем межеваться, для того чтоб всякому своим угодьем владеть безобидно на вечные времена, у соседей земли не отнимать, да и своей без толку не отдавать. Вот для того, ты видел, я чаю, ездят землемеры и также планы чертят, только немного помудрее, нежели как мы с тобою чертили. Видишь, в чем дело: когда в деревне плана на землю нет, та деревня то и дело что ссорится с соседями. Вы говорите: «Эта земля наша», – а соседи толкуют: «Нет, не ваша, а наша, а вы неправо запахали». Вы свое: «Наша земля, вот и старики запомнят, испокон века наша». Хвать за стариков, а старики-то давно умерли. Вот чтоб не было таких споров да толков, государь и велел планы делать на все деревни и все угодья означать. Ты видел, землемеры прежде землю смеряют, а потом на план нанесут; только как же это они делают? А вот как: нельзя такого листа бумаги достать, чтобы всю землю, как она есть, начертить, да и девать-то такого листа некуда – не особые же хоромы для него строить; землемеры и чертят так же, как мы с тобою для дяди твой дом и деревню чертили. Только вот разница: ты чертил наобум, а они с мерою; а чтобы большую землю деревни с угодьями или уезд на малом листе начертить, то и у них за десятину земли, на плане, вершок отвечает; то есть коли на земле у кого три десятины вокруг, то на плане они ее чертят в три вершка вокруг; где полдесятины – там на плане полвершка; где четверть десятины, там четверть вершка и так дальше. Вот зашел спор: сколько у такой-то деревни десятин леса? Стоит только по плану смерить: сколько на плане вершков, столько на земле и десятин. Ты сам разумеешь, что вместо вершка может на плане, смотря по листу, и полвершка и четверть вершка за десятину или сажень отвечать; стоит только на том уговор положить; а для этого посмотри вниз плана; там двойная черточка, Другими чертами разделено и подписано столько-то саженей; та черточка называется масштаб; она для того делается, чтобы видеть, какая мера на плане за десятину отвечает. Посмотрел, смерил, и всему спору конец; тотчас видно, откудова и докудова чья земля идет.
Так вот тебе, что такое план, или карта, и какая от них польза. Оно с виду кажется трудно, а выразумеешь, то легко, понятно и на дело пригодно. Коли выразумеешь, то вдругоредь еще потолкуем: авось-либо доберемся и до того, как бы самому для себя землемером быть и какая от того крестьянском быту польза есть. Русскому смышленому человеку не невидаль какая такое дело понять; но это вдругоредь, а теперь скажу тебе только одно:
Не забывай молиться богу за батюшку царя, который приказал всем межеваться и земли на планы наносить, чтобы всякий жил безбедно, бесспорно свое бы знал, чужого не отнимал и своего не терял.
Книжка украшена простыми политипажными картинками и виньетками, сообразно содержанию. И это очень хорошо: простые люди, что малые дети, – наглядность и заохочивает их к чтению и помогает понимать читаемое. Картинок числом семь, из них одна – очерк с картины Венецианова: «Мать, которая учит детей своих молиться», а другая – очерк с портрета Петра Великого.
Есть люди (каких людей не бывает на белом свете!), которые от души убеждены, что крестьянину нужны щи да каша, а грамота бесполезна. Слава богу, время начинает обнаруживать ту великую истину, что без ума не будет и щей с кашей, а ум родит грамота. Сверх того, нет ничего труднее, как вразумлять дикаря: вы хлопочете о его же благе, а он, если не может оказать вам прямого сопротивления, упрямством своим и равнодушием без явного противодействия разрушает самые лучшие ваши планы, для выполнения которых вы жертвовали и сном, и спокойствием, и удовольствием. Вы велите ему сеять картофель, чтоб его же спасти от голодной смерти, а он твердит, что картошка – трава поганая, проклятая… Но если на свете так много глупых умников, ханжей и изуверов, которые смотрят с ненавистью на всякое преуспеяние, на всякий шаг вперед, то утешимся мыслию, что на том же белом свете бывают и люди, твердые волею, светлые умом и благословенные провидением на выполнение и осуществление его благих преднамерений… И да будут честны и славны из рода в род имена таких людей, под просвещенным покровом которых каждый может возложить свою посильную лепту на алтарь общего блага!..[4]
Комментарии
1
«Повесть о приключении аглинского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фредерике-Луизе» (1782) и «Жизнь и похождения российского Картуша, именуемого Каином» («Похождения Ваньки Каина», 1777) – романы М. Комарова. «Козел бунтовщик, или Машина свадьба» (1841) – роман Н. Базилевича. «Полное собрание анекдотов Балакирева, шута, бывшего при дворе Петра Великого» и «Разгулье купеческих сынков в Марьиной роще» (1836) – произведения лубочной литературы. Первое издание «Письмовника…» Курганова вышло в 1769 г., одиннадцатое – в 1831, последнее издание его книги – М., «Художественная литература», 1976.
2
«Книга Наума о великом божием мире» вышла в 1833 г.
3
Швейцарцев, жителей Швейцарии.
4
Рецензируемая Белинским книга «Сельского чтения» действительно имела ряд достоинств и – главное – была неизмеримо выше распространявшихся среди крестьян лубочных изданий. Это заставило Белинского приветствовать первые книги «Сельского чтения». В последующих выпусках нравственные принципы, проповедуемые большинством рассказов «Сельского чтения» (смирение, рабская покорность, полное пренебрежение к чувству человеческого достоинства в крестьянах), вызвали резкую отповедь Белинского.
- Сочинения Александра Пушкина. Статья одиннадцатая и последняя - Виссарион Белинский - Критика
- Сочинения Александра Пушкина. Статья седьмая - Виссарион Белинский - Критика
- Вступление к «Физиологии Петербурга» - Виссарион Белинский - Критика
- Разделение поэзии на роды и виды - Виссарион Белинский - Критика
- Виндсорские кумушки. Комедия в пяти действиях Шекспира… - Виссарион Белинский - Критика
- Провинциальные бредни и записки Дормедона Васильевича Прутикова… - Виссарион Белинский - Критика
- Сочинения Александра Пушкина. Статья пятая - Виссарион Белинский - Критика
- Очерки бородинского сражения (Воспоминания о 1812 годе) - Виссарион Белинский - Критика
- Сказка за сказкой. Том I. Сержант Иван Иванович, или Все за одно. Исторический рассказ Н. В. Кукольника - Виссарион Белинский - Критика
- Букеты, или Петербургское цветобесие… Соч. гр. В.А. Соллогуба - Виссарион Белинский - Критика