Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ
Хочу, чтоб как можно спокойней и сушеРассказ мой о сверстницах был…Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек —В глубокий забросили тыл.
Когда они прыгали вниз с самолетаВ январском продрогшем Крыму,«Ой, мамочка!»— тоненько выдохнул кто-тоВ пустую свистящую тьму.
Не смог побелевший пилот почему-тоСознанье вины превозмочь…А три парашюта, а три парашютаСовсем не раскрылись в ту ночь…
Оставшихся ливня укрыла завеса,И несколько суток подрядВ тревожной пустыне враждебного лесаОни свой искали отряд.
Случалось потом с партизанками всяко:Порою в крови и пылиПозли на опухших коленях в атаку —От голода встать не могли.
И я понимаю, что в эти минутыМогла партизанкам помочьЛишь память о девушках, чьи парашютыСовсем не раскрылись в ту ночь…
Бессмысленной гибели нету на свете —Сквозь годы, сквозь тучи бедыПоныне подругам, что выжили, светятТри тихо сгоревших звезды…
«И опять мы поднимаем чарки…»
И опять мы поднимаем чаркиЗа невозвратившихся назад…Пусть Могила Неизвестной СанитаркиЕсть пока лишь в памяти солдат.
Тех солдат, которых выносили(Помнишь взрывы, деревень костры?)С поля боя девушки России,—Где ж могила Неизвестной Медсестры?
ВАНЬКА-ВЗВОДНЫЙ
Генералы, штабисты, подвиньтесь,Чтоб окопники были видны…Ванька-взводный —Малюсенький винтикВ исполинской махине войны.
Что бои,Что окопная мука?—Он солдат, он привык ко всему.Лишь к смертям не привык,Потому как,Умирая, тянулись к нему.
Все тянулись к немуЗа защитой,Для бойцовВанька-взводный был богБог в пилоточке, на ухо сбитой,В сапогах, отслуживших свой срок.
Что герой, он и сам-то не ведал:«Мол; воюю, служу, как должон».Сделал больше других для Победы,Был за день до Победы сражен…
Так помянем окопного бога.Что теперь нам сгодился б в сыны…Ванька-взводный!—Малюсенький болтик —Самый важный в махине войны.
ЧЕРНЫЙ ЛЕС
Только буки да грабы, только грабы да букиТянут к солнцу сплетенные намертво руки.Черный лес, обжигающий холодом лес.Под шатром добела раскаленных небес.Тишина. Только ветра притушенный ропот.Тишина. Заросли партизанские тропы.Заросли держидеревом и купеной.Тишина. Отчего же здесь веет войной?Отчего эти старые грабы и букиЗаломили свои узловатые руки?Отчего даже в светлый напев ручейкаЗаронила гнетущую ноту тоска?..А в глубоком ущелье, у быстрой водыОбелиск со звездой да землянок следы.То с Великой Войны запоздавшая весть —Партизаны свой госпиталь прятали здесь.Только буки да грабы, только грабы да буки,Защищая, простерли над лагерем руки.В черном море деревьев горя горького остров —Косит раненых смерть, еле держатся сестры.И губами распухшими чуть шевеля,Здесь тебя призывают, большая Земля…Раз в ночи, когда месяц стоял в карауле,То ли свистнула птица, то ли чиркнула пуля.И сейчас же, во все прокопченное горло,Хрипло рявкнула пушка, вздрогнув, охнули горы.И тогда, задыхаясь от радостных слез,— Наши! — крикнул слепой обгоревший матрос.Но, узнав пулемета нерусского стук,Вдруг рванулся к винтовке разведчик без рук,Вдруг рванулась куда-то связистка без ног,И заслон медсестер самым первым полег…Только буки да грабы, только грабы да букиЗдесь согнулись в бессилии, ярости, муке.Только плачут холодные капли дождя,Только люди бледнеют, сюда забредя,Черный лес, партизанский обугленный лес.Под сияющим куполом мирных небес…
БИНТЫ
Глаза бойца слезами налиты,Лежит он, напружиненный и белый,А я должна приросшие бинтыС него сорвать одним движеньем смелым.Одним движеньем — так учили нас.Одним движеньем — только в этом жалость…Но встретившись со взглядом страшных глаз,Я на движенье это не решалась.На бинт я щедро перекись лила,Стараясь отмочить его без боли.А фельдшерица становилась злаИ повторяла: «Горе мне с тобою!Так с каждым церемониться — беда.Да и ему лишь прибавляешь муки».Но раненые метили всегдаПопасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,Когда их можно снять почти без боли.Я это поняла, поймешь и ты…Как жалко, что науке добротыНельзя по книжкам научиться в школе!
«Я хочу забыть вас, полковчане…»
Я хочу забыть вас, полковчане,Но на это не хватает сил,Потому что мешковатый пареньСердцем амбразуру заслонил.Потому что полковое знамяРаненая девушка несла,Скромная толстушка из Рязани,Из совсем обычного села.Все забытьИ только слушать песниИ бродить часами на ветру,Где же мой застенчивый ровесник,Наш немногословный политрук?Я хочу забыть свою пехоту.Я забыть пехоту не могу.Беларусь.Горящие болота.Мертвые шинели на снегу.
«Я — горожанка…»
Я — горожанка.Я росла, не зная,Как тонет в рекахМедленный закат.Росистой ночью,Свежей ночью маяНе выбегала я в цветущий сад.
Я не бродилаПо туристским тропамНад моремВ ослепительном краю:В семнадцать лет,Кочуя по окопам,Я увидала Родину свою.
«Возвратившись с фронта в сорок пятом…»
Возвратившись с фронта в сорок пятом,Я стеснялась стоптанных сапогИ своей шинели перемятой,Пропыленной пылью всех дорог.
Мне теперь уже и непонятно.Почему так мучили меняНа руках пороховые пятнаДа следы железа и огня…
«Я принесла домой с фронтов России…»
Я принесла домой с фронтов РоссииВеселое презрение к тряпью —Как норковую шубку, я носилаШинелку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,Пусть сапоги протерлись — не беда!Такой нарядной и такой богатойЯ позже не бывала никогда…
О ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
Мне при слове «Восток» вспоминаются сноваВетер, голые сопки кругом.Вспоминаю ребят из полка штурмовогоИ рокочущий аэродром.
Эти дни отгорели тревожной ракетой,Но ничто не сотрет их след —Потому что в одно армейское летоВырастаешь на много лет.
ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ
Машенька, связистка, умиралаНа руках беспомощных моих.А в окопе пахло снегом талым,И налет артиллерийский стих.Из санроты не было повозки,Чью-то мать наш фельдшер величал.
…О, погон измятые полоскиНа худых девчоночьих плечах!И лицо — родное, восковое,Под чалмой намокшего бинта!..
Прошипел снаряд над головою,Черный столб взметнулся у куста…
Девочка в шинели уходилаОт войны, от жизни, от меня.Снова рыть в безмолвии могилу,Комьями замерзшими звеня…
Подожди меня немного, Маша!Мне ведь тоже уцелеть навряд…
Поклялась тогда я дружбой нашей:Если только возвращусь назад,Если это совершится чудо,То до смерти, до последних дней.Стану я всегда, везде и всюдуБолью строк напоминать о ней —Девочке, что тихо умиралаНа руках беспомощных моих.
И запахнет фронтом — снегом талым,Кровью и пожарами мой стих.
Только мы — однополчане павших,Их, безмолвных, воскресить вольны.Я не дам тебе исчезнуть, Маша,—Песней возвратишься ты с войны!
ЦАРИЦА БАЛА
- Малые поэмы (сборник) - Джон Китс - Лирика
- Метаморфозы - Ирина Вербицкая - Лирика