Форма входа
Читем онлайн Земля - Синклер Льюис
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Родители Сидни пригласили своих бруклинских знакомых полюбоваться кабинетом и приемной и устроили угощение: кофе с пирожными. Приехали не все приглашенные — к счастью, потому что помещение было невелико. В сущности, оно представляло собой одну комнату: приемную отделяла от кабинета только портьера. Стены кабинета были покрыты розовой клеевой краской; одну из них украшал диплом Сидни, другую — проспект фирмы зубоврачебных принадлежностей, на котором по непонятной причине был изображен вид на гору Пайкс-Пик.[7]
Когда гости ушли, рассыпаясь в поздравлениях. Сидни с грустью взглянул на лежавшее за окном пастбище, которое через пятнадцать лет будет сплошь застроено высокими доходными домами, а на главных улицах расположатся кинотеатры и гастрономические магазины. Пастбище и сейчас уже было обречено и заброшено. Коровы здесь больше не паслись. Вдоль дорог стояли безобразные рекламные щиты, а за этими баррикадами тянулись грязные пустыри, усыпанные золой и обрывками размокших газет. Но пустыри зеленели живой травой. Они разбудили воспоминания о долинах и горных лугах Вермонта. Сильные руки Сидни затосковали по тяжелому плугу; он вздохнул и подошел к шкафчику с набором новеньких, сверкающих инструментов.
Бор выглядел нелепо крошечным на его огромной ладони. Внезапно Сидни стало ясно, что он ничего не смыслит в зубоврачебном деле и никогда ничему не научится, что он напутает, и случится что-то ужасное… на него подадут в суд за недобросовестное лечение…
На самом же деле, когда стали появляться пациенты — их было немного и платили они скромно, — ничего ужасного не произошло. Сидни работал медленно, но тщательно; пусть он не блистал ювелирным искусством, зато не делал ошибок. Сидни с самого начала понял то, чего некоторые врачи и дантисты так и не понимают до конца жизни, — что природа далеко не во всем уступила свои позиции врачу. Мучились не пациенты, а он сам.
Целый день работать в помещении; стоять на одном месте, склоняясь над разинутыми ртами; возиться с игрушечными инструментами; бормотать елейные слова сочувствия всяким нытикам, стонущим от пустячной боли; уверенно и бойко давать пациентам советы — иными словами, брать деньги за пустую болтовню — все это было пыткой.
А потом в течение одного года умерла его мать, умер дед на ферме в Вермонте, дядя Роб и дядя Бен перебрались на Средний Запад, а Сидни встретил самую замечательную девушку на свете. Звали эту самую замечательную девушку на свете Мэйбел Эллен Пфлугман. Своими чарами и прелестями, всякими милыми гримасками и ужимками она, разумеется, затмевала самое Елену Прекрасную и к тому же была девушка с культурными запросами. Она любила драму, хотя в театр ходила редко; любила музыку, но играть на пианино у нее не было времени: видите ли, в прачечном заведении ее папы дела идут неважно, поэтому она уже несколько лет временно работает кассиршей в ресторане «Забудь печаль».
Они обставили свою квартирку из четырех комнат и поехали в свадебное путешествие в Вермонт. Ферму деда — Сидни не знал точно, кто ее купил, — теперь арендовали, как считали соседи, какие-то иностранцы, другими словами — вермонтцы, проживавшие по ту сторону гор, в пятнадцати милях. Сидни и Мэйбел сняли у них комнату. Мэйбел бурно радовалась. Ей так опротивел несносный ресторан, говорила она Сидни, — кухонные запахи, стук посуды, нахальные посетители, которые вечно пытаются ухаживать за ней. Она поднимала одинаково восторженный писк при виде гор и утят, заката и земляники, а что касается некоторых неудобств — для умывания просто таз и кувшин, спать пришлось в низенькой комнатушке, где пахло курятником, а ужинать на кухне вместе с работниками, сидевшими за столом в жилетках, — то Мэйбел нашла, что все это чудо как мило, ну, прямо-таки прелестно. Тем не менее, когда из четырнадцати дней, которые они собирались провести на ферме, прошло десять, она решила, что лучше, пожалуй, вернуться в Нью-Йорк: вдруг привезли не всю мебель.
Их брак был счастливым. Мэйбел считала — и ему внушила, — что он человек волевой, благородный, но застенчивый и непрактичный. Его нужно опекать, говорила она, и опекала, а Сидни не сомневался, что это ему приятно. Он стал любезнее со своими пациентами; и число их увеличилось, потому что Мэйбел заставляла его встречаться с людьми. До женитьбы он жил в меблированных комнатах, по вечерам бродил один по городу или читал зубоврачебный журнал и прейскуранты семян. Теперь Мэйбел устраивала веселые вечеринки — играли в карты, угощались пивом и гренками с сыром. В ресторане «Забудь печаль» бывало много легкомысленных молодых людей, эдаких провинциальных ловеласов, но она свела там знакомство и с людьми почтенными, хотя и неоседлыми — солидными коммивояжерами, которые обслуживали территорию до самого Денвера, закупщиками из Манхэттенских универмагов, с управляющим делами одного крупного страхового агентства.
Теперь, когда у Мэйбел был свой дом, она жаждала блистать, жаждала, чтобы блистал и ее муж. И Сидни, чувствуя себя немного связанным в новом синем костюме, торжественно разливал пиво, и не один гость отмечал мысленно, глядя на него: вот честный, серьезный зубной врач, на которого можно положиться. А один раз они пригласили знакомых в театр — взяли шесть билетов в варьете.
И все же, просыпаясь утром, Сидни ни разу не испытал радостного волнения при мысли о том, что он будет целый божий день стоять, согнувшись над зубоврачебным креслом.
Через три года у них уже было двое детей. Квартирная плата и счета из бакалейной лавки начали их тревожить, и Сидни стал значительно покладистее, чем раньше, с капризными пациентами. Его широкие плечи ссутулились, он научился говорить кротко: «Хорошо, миссис Сломберг, я постараюсь подогнать так, чтобы вы остались довольны», а иногда, разговаривая, он нервно постукивал толстыми пальцами по подбородку. И уже не презрение, как прежде, а зависть возбуждали в нем те из его товарищей по зубоврачебной школе, которые мало смыслили в своем деле, зато отлично одевались и умели очаровать пациента приятным обращением. Они разбогатели, пооткрывали роскошные зубоврачебные кабинеты с мягкой мебелью в приемной, а Сидни работал там же, где прежде, один, без помощника, и невзрачный дом, в котором он снимал помещение, как-то затерялся среди выстроенных вокруг него шестиэтажных, отделанных мрамором громадин из светлого кирпича.
Сынишке Робу исполнилось восемь лет, а дочке Уиллабетт — шесть, и теперь Мэйбел пилила Сидни за то, что дети не так хорошо одеты, как их нарядные товарищи и подружки по школе.
Его бормашина — еще с ножной педалью — совсем износилась. Рукава у Сидни всегда лоснились. А в начале осени умер его отец.
Прощаясь с сыном, Уильям прошептал:
— Ты был хорошим, послушным сыном, Сид. Теперь ты понимаешь, почему я не разрешил тебе стать простым фермером, а дал возможность получить образование. Мэйбел не ахти из какой семьи, но она бойкая, толковая девочка, она не даст тебе зевать. Может быть, твой сын будет знаменитым хирургом или крупным банкиром. Не пускай его к нашей вермонтской родне: ни к чему эти люди не стремятся. Грудь очень давит! Да благословит тебя бог, Сид!
Сидни был единственным наследником. Когда в кабинете скромного бруклинского нотариуса вскрыли и прочли завещание, Сидни услышал, к своему изумлению, что прадедовская ферма, оказывается, принадлежала отцу, а, следовательно, теперь принадлежит ему! Глухо тлевшее воображение Сидни вспыхнуло. Его растрогала мысль, что нелюбовь отца к ферме была притворной, что на самом деле он хранил память о ней и хотел, чтобы она перешла к сыну. Только позже Сидни узнал от дяди Роба, что, когда дед умер, Уильяму, как старшему сыну, был предоставлен выбор: либо ферма, либо половина стоимости земли, — и Уильям предпочел взять ферму, чтобы Сидни туда не было дороги. Он боялся, что, если она достанется братьям, они с удовольствием примут Сидни в компаньоны, пока он еще не успел привыкнуть к профессии зубного врача. Но в последние годы Уильям, должно быть, считал, что Сидни надежно приобщен к цивилизации и крепко скован. Кроме фермы, Сидни получил по завещанию около трех тысяч долларов, и это было все, потому что дом в Бруклине оказался заложенным.
Тут же, в кабинете нотариуса, пока тот бубнил никому не нужные советы, ликующий Сидни решил переехать в деревню. У арендатора фермы — его фермы! — через два месяца истекает срок аренды. Сидни сразу и возьмется за дело. На три тысячи долларов можно купить добрый десяток коров, сепаратор, трактор, небольшой грузовик и отремонтировать старые постройки, чтобы они простояли еще несколько лет. Ремонтировать он будет сам! Сидни невольно размял руки, стосковавшиеся по молотку и лому.
Выйдя в приемную, Мэйбел радостно защебетала:
— Правда, замеч… Ах, Сид, ты же знаешь, как я жалею, что твой отец скончался, но ведь правда чудесно получается! Ферма стоит, наверно, не меньше четырех тысяч. Мы все хорошо обдумаем, не будем сорить деньгами, как другие. Все семь тысяч долларов вложим в какое-нибудь дело, это даст нам триста пятьдесят долларов в год. Подумай, иметь дополнительно целый доллар в день! Ты сможешь купить выходной костюм, а я, наконец, сошью себе несколько приличных вечерних платьев, и Робу сделаем новый костюмчик, не откладывая. Когда ты можешь получить деньги? Он не сказал? Я видела чудесные туфельки и платьица для девочек… Потом купим приличный ломберный столик, наш старый весь расшатался, а еще…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Земля - Синклер Льюис бесплатно.
Похожие на Земля - Синклер Льюис книги
- Главная улица - Синклер Льюис - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- В доме веселья - Эдит Уортон - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Горшок - Шолом Алейхем - Классическая проза
- Дерево - Дилан Томас - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Стейнбек - Классическая проза
- Мой Сталинград - Михаил Алексеев - Классическая проза
