Рейтинговые книги
Читем онлайн Прикосновение к вечности - Александр Плонский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6

- Но я надеюсь, на этот раз успех тебе сопутствовал? Вот он, перед глазами, и он прекрасен, твой "лучезарный город"!

- Это лишь отображение мечты, горькая и радостная иллюзия. Человек, державший в руках судьбу "лучезарного города", сказал одному из моих друзей: "Вы хотите, чтобы я встретился с господином Ле Корбюзье и чтобы он изложил мне свои идеи и планы относительно будущего города? Я отлично знаю, кто такой Ле Корбюзье, больше того, я ценю его усилия. И все же я не хочу с ним встречаться. Если я его приму, он сможет заставить меня согласиться с его точкой зрения, он меня переубедит. А я не хочу позволить себя переубедить..."

- Дельфийский Аполлон, - певуче и проникновенно произнес Витрувий, устами Пифии признал Сократа мудрейшим из людей. Сократ, как передают, разумно и премудро говорил: сердца людей должны быть открыты, чтобы чувства их стали не сокровенны, а всем очевидны. О, Корбю, если бы природа, следуя его мнению, создала их отверстыми и ясными! Если бы это было так, то люди ученые и сведущие, как ты, пользовались бы исключительным и постоянным уважением!

Ле Корбюзье улыбнулся, глаза его сделались чистыми, как у ребенка:

- Великий флорентиец Данте Алигьери, живший за шесть столетий до меня, сказал:

О Музы, горный гений, помогите;

О дух, что описал мои виденья,

Ты тут проявишь мощь своих наитий.

Мы возвратились из небытия, Марк Витрувий, и, может быть, именно потому, что сердца людей стали, наконец, отверстыми и ясными.

2

- Когда это случилось, мне было семьдесят восемь. - Ле Корбюзье откинулся на спинку воображаемого кресла... - Лазурный берег. Средиземное море... Что поделаешь, но рано или поздно это случается. Заплыл далеко, впрочем, не дальше, чем обычно. И внезапно сдало сердце...

Вдруг книгу мне огромная прохлада

Захлопнула, звеня в морской пыли.

Летите, ослепленные страницы!

Ломайте, радостные вереницы,

Кров, где еще пасутся корабли!

Это из "Морского кладбища" Поля Валери.

- Помню это имя, произнесенное тобой, - задумчиво сказал Витрувий. Ты обогатил мой ум, поведав о поэте, которому удалось выразить понятие архитектуры так, как это не сумел бы сделать ни один зодчий...

- Да, он, как никто, мог выразить невыразимое. Утверждали, что поэзия Валери трудна для понимания. Абсурд!

Когда я пролил в океан

Не жертва ли небытию?

Под небом позабытых стран

Вина душистую струю,

Кто мной тогда руководил?

Быть может, голос вещуна

Иль, думая о крови, лил

Я драгоценный ток вина?

Витрувий распростер руки:

- И в мое время, Корбю, поэты умели выразить невыразимое.

Катулл измученный, оставь свои бредни:

Ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.

Сияло некогда и для тебя солнце,

Когда ты хаживал, куда вела дева,

Тобой любимая, как ни одна в мире.

Но увы, уже давно совет небожителей водворил меня в обитель смерти.

- Или бессмертия... Право же, что бы мы делали без поэзии, Марк Витрувий? Поэзия - это общечеловеческий акт: создание согласованных связей между выражаемыми образами. В книге Поля Валери "Эвполин или Архитектор" Сократ говорит: "Я не знаю ничего более божественного, более жизненного, более простого, более могущественного, чем..."

- Поэзия?

- Геометрия, Витрувий, геометрия! Не прекрасно ли: поэзия вдохновляет архитекторов, а поэт устами мудреца воздает дань геометрии, видя в ней средство, с помощью которого мы воспринимаем среду и выражаем себя...

- Геометрия, - назидательно проговорил римлянин, - приносит большую пользу архитектору, и прежде всего она учит употреблению циркуля и линейки, что чрезвычайно облегчает составление планов зданий...

Корбюзье не стал скрывать досады:

- У вас, римлян, вера в богов, поклонение императорам поразительно сочетались с трезвостью, рассудительностью, стремлением свести буквально все к азбучным истинам. Вы почитали Вергилия и Катулла, но оставались рационалистами. Нет, геометрия - прежде всего основа, материальное воплощение поэзии символов, выражающих все совершенное, возвышенное. Она доставляет нам высокое удовлетворение своей математической точностью. Мысль рвется за пределы случайного, и геометрия приводит ее к математическому порядку и гармонии. Геометрия и боги сосуществуют!

- Ты слишком много хочешь от нас, Корбю, - в голосе Витрувия послышался укор. - Римляне были всего лишь смертными, а не богами. Мы ошибались, могли предаваться слабостям и порокам, что самой природой человека объяснить должно. Но ведь и достоинства тоже оставались нам не чужды. Когда я с увлечением занялся теоретическими и прикладными предметами и писанием заметок, то понял: нет никакой необходимости обладать лишним, истинное богатство заключается в том, чтобы ничего не желать для самого себя.

Ле Корбюзье положил руку на плечо Витрувия:

- Простите меня, Марк, я был не прав...

- Поверь, Корбю, я приношу и чувствую величайшую и безграничную благодарность своим родителям за то, что они, одобряя закон афинян, позаботились обучить меня науке, и притом такой, в которой нельзя достичь совершенства, не будучи грамотным, не получив всестороннего образования. То, что я сказал о геометрии, показалось тебе азбучной истиной, но в мое время не существовало азбучных истин. Для меня геометрия есть наука измерения, помогающая выравнивать площади и вычерчивать земельные участки, для тебя же - средство выражения образов. Будем же принимать друг друга такими, какие мы есть. Сойдемся на согласном мнении: ни дарование без науки, ни наука без дарования не в состоянии создать совершенного художника.

- Да, человек показывает себя либо художником-творцом, либо ремесленником, - согласился Ле Корбюзье. - Возьмем музыку и математику. Казалось бы, что у них общего? Тысячелетиями люди пользовались звуком в своих песнях, играх и танцах. И эта первоначальная музыка передавалась только из уст в уста. Но пришел день - это случилось за пять веков до вашего рождения, - и Пифагор задумался над возможностью передавать музыку из поколения в поколение посредством записи. Он принял за отправную точку, с одной стороны, человеческий слух, а с другой - числа, то есть математику, которая сама по себе дочь Вселенной. Так была создана первая музыкальная запись - Пифагоров строй, сумевший зафиксировать музыкальные композиции и пронести их сквозь все времена и пространства.

Витрувий одобрительно кивнул:

- Когда Пифагор это открыл, он, не сомневаясь, что открытие внушено ему Музами, принес им, в знак величайшей благодарности, жертвы... Математическая теория и музыка воистину едины. Но многое я почерпнул и из писаний Аристоксена, хотя он кладет в основу музыки не начало числа, как Пифагор, а свидетельство слуха.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 2 3 4 5 6
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Прикосновение к вечности - Александр Плонский бесплатно.

Оставить комментарий