Форма входа
Читем онлайн Петербургские тени - Александр Ласкин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
ЗТ: Мальчик был очень смышленый. Мама, конечно, исходила из его возможностей. Никиту она любила как собственного сына.
АЛ: Ваши родители были верующими?
ЗТ: Мама – очень, отец – нет. Папа утверждал, что атеизм – тоже вера. Вообще, это поколение по-особому обустроило свое верование. Анна Андреевна была человеком очень верующим, а в церковь не ходила. Когда настоятеля Князь-Владимирского собора, несмотря на то, что он был «красный священник», арестовали, нас тоже попросили из его дома. Какое-то время мы жили у папиной ученицы по Институту истории искусств, Нины Рыбаковой. Она была дочерью настоятеля Цусимской церкви. Жизнь рядом с храмами во многом определила то, что я стала человеком верующим.
АЛ: Крым – это отдельный сюжет вашего детства. Как я понимаю, с дачной жизнью для Томашевских многое связано…
ЗТ: Первый раз мы приехали в Коктебель в тридцатом году. Снимали домик вместе с Андреем Белым. Мы, дети, Белого очень полюбили еще по Ленинграду. Когда мы жили у Князь-Владимирского собора, он у нас всегда останавливался. Прежде он всегда жил у Иванова-Разумника в Царском, а когда Разумника арестовали, то у нас.
Белый с женой были такие тихие и белые. Всегда в светлых льняных одеждах и панамках. И волосы седые. А глаза синие-синие, как коктебельский залив. Белый собирал камешки. Причем его интересовали не какие-нибудь сердолики, как всех. Камни могли быть непримечательные, – почти что кирпич, – но с замысловатыми черными прожилками. Находил он их под Карадагом и называл «полинезийцами». Мыл, обмазывал маслом, раскладывал на балконе. Придумывал разные замечательные истории. Что-то вроде романов Купера. В них камни представали живыми людьми наподобие индейцев или тех же полинезийцев. Все это рассказывал не столько нам, сколько себе, а мы с братом при этом только присутствовали. Слушали его, открыв рот.
Часто к любимому нами Белому приходил в гости человек, который нам очень не нравился. Говорил он раздраженно и громко, был всегда чем-то недоволен, все время с Белым спорил, читал стихи визгливым голосом. Мы в эти часы старались сбежать. Однажды папа сказал: «Дурачки вы маленькие. Потом вырастете и будете всем говорить, что жили в одном доме с великим русским поэтом Андреем Белым, а к нему приходил великий русский поэт Мандельштам».
АЛ: А Вы не ощущали себя человеком, который знает что-то такое, что другим знать не дано?
ЗТ: Я не была такой уж умной. К тому же многого просто не понимала. Переезд на канал Грибоедова, 9 в тридцать четвертом году – это, можно сказать, конец детства.
АЛ: Для кого-то детство кончается значительно позже.
ЗТ: Дальше было разумное детство. Я уже что-то любила, что-то не любила, чем-то интересовалась, что-то понимала или не понимала… Нашими соседями стали Шварц, Житков, Кибрик, Корнилов, Зощенко. В какие-то дни двери просто не закрывались. При этом не то чтобы кто-то с кем-то особенно дружил. Настоящая дружба была, пожалуй, только с Соколовым-Микитовым. Ну, еще со Шварцем. В доме жили и совсем другие люди. Лесючевский, который знаменит тем, что посадил Заболоцкого и Корнилова.
АЛ: Когда вы поняли, что есть разница между Лесючевским и Шварцем?
ЗТ: Это очень просто. Родители строго-настрого нам сказали, к кому можно, а кому нельзя ходить. С Лесючевским просто никто не здоровался.
АЛ: События окружающей жизни вам объясняли родители… А как вы догадались, что Ахматова – великая поэтесса? Или Тынянов – замечательный писатель? Ведь в школе об этом не было речи?
ЗТ: Это тоже благодаря родителям. Папа был авторитет непреложный. Если он что-то сказал, значит так оно и есть.
АЛ: А если учительница что-то сказала…
ЗТ: Тут доверия полного не было. Приходя домой, я пересказывала кое-что папе, и по его реакции пыталась понять, насколько это так.
Царское как село
История культуры – бесконечное понятие, но рядом с моей собеседницей оно обретает объем и фактуру.
Зоя Борисовна сама попыталась найти этому определение. Тетрадка, куда она вписывает самые необходимые для себя мысли, начинается цитатой из набоковского «Пнина»: «Он замышлял написать Petite Histoire русской культуры, где собрание русских курьезов, обычаев, литературных анекдотов и так далее было бы представлено таким образом, чтобы в нем отразилась в миниатюре La Grande Histoire – Великая взаимосвязь событий».
Можно было привести не слова Набокова, а виды Царскосельского парка. Это, в принципе, о том же. Пространство небольшое, а столько всего вместило в себя.
Лучше всего рассматривать парк с вертолета. Тогда-то станет очевидно его родство с географической картой.
Представляете? Территории очерчены извилистой линией, а города и страны обозначены рисунками.
К примеру, Стамбул – баня, Антверпен – круглый дом-башня, Рим – сине-белый павильон, Каир – аккуратная, маленькая пирамидка…
Китайская деревня демонстративно вынесена за ограду. Почему? Потому, что другая цивилизация. Даже Египет создателю этого места виделся не таким чужим.
Можно и не виды вспомнить, а пушкинское: «Отечество нам Царское Село». Эту короткую формулу буквально переполняют несоответствия.
В самом-то деле. С одной стороны – отечество, с другой – село. Да и в названии резиденции пропорции смещены.
Уж, конечно, и Гоголь об этом размышлял. Вполне вероятно, что, сочиняя свой Миргород, он и резиденцию имел в виду.
Что за удивительное слово – Миргород! Мир-город. Все равно, что какой-нибудь город-государство Древней Греции или Финикии.
Ну а Царское чем хуже? Царское плюс Село. Огромное и незначительное как бы уравнены между собой.
Кажется, в этом месте крайности примиряются. Вдруг убеждаешься, что «величие» не противоречит «обыденности», а «большая» и «малая» истории тесно связаны между собой.
Знаете ли вы еще город, который был бы настолько похож на свое название? Так подзаголовок «роман» предупреждает о том, что дальше будет роман.
Игры на воздухе
Как-то в Екатерининском парке я нос к носу встретился с императором. Был это последний, уже не имеющий прав представитель династии.
По-русски император говорил плохо, но явно чувствовал себя здесь как дома.
Особенно нравилось ему небольшое войско, поставленное для красоты у ворот. Только он заприметил палаши с киверами, так сразу засиял.
Затем подошел к этой четверке и попытался ее возглавить. Повернулся всем корпусом, как главнокомандующий на параде, и поднял ладонь к виску.
Не только ему что-то напомнили люди в военной форме, но они тоже заулыбались и разразились длинным «Ура».
Ощутили, значит, упущенную возможность. Ясно увидели себя не на этом месте у входа, а в плотной толпе преданных войск.
В этом городе несколько повышенный уровень сочиненности. Словно он представляет собой не место жительства, а место действия.
Нет, не зря здесь хорошо самым пожилым и самым маленьким. Ведь это людям среднего возраста воображение необязательно, а дети и старики пребывают в мире грез.
Царское как село (продолжение)
Потому-то Царское – «город муз». То, что само по себе художественное произведение, естественно, привлекает к себе творцов.
К примеру, директор гимназии – поэт, а двое его воспитанников – тоже поэты. Получается своего рода грибница.
Каждый из авторов хочет о городе рассказать. Считает себя обязанным создать нечто такое, что будет равно полученному подарку.
Иногда ориентируются на предшественников, а порой начинают с начала. Демонстрируют, что предпочитают идти своим путем.
С удивлением замечаешь среди последних Ахматову. Отчего-то эта лучшая из наследниц на сей раз своим богатством пренебрегла.
Но тебя опишу я,Как свой Витебск – Шагал.
Только пожмешь плечами. Сколько поэтов писали о резиденции, но Анну Андреевну это не очень интересует.
Желает, видите ли, быть как витебский мастер. Хочет, чтобы в ее стихах было столько же странного и причудливого, сколько на его холстах.
Вряд ли это неблагодарность. Просто с тем Царским, которое она любит, сочинения ее предшественников не пересекаются.
Во-первых, в самом деле провинция. Пусть даже дворцы в центре, но все вокруг напоминает заштатный городок.
Ахматова – соавтор Шагала
Так сказать, резиденция с человеческим лицом. Официальное и приватное тут внутренне связаны.
Возможно, этим определяется чувство достоинства. Какая-нибудь скромнейшая улочка нисколько не робеет перед парком.
Так же было и в шагаловском Витебске. Любой переулок у художника превращался почти во вселенную.
Сколько таких переулков он нарисовал! Немного поплутаешь по их коленцам – и сразу достигаешь Бога.
Вот и в Царском все начинается с переулка. Невозможно представить, что Ляминский или Новый вдруг куда-то исчезнут.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Петербургские тени - Александр Ласкин бесплатно.
Похожие на Петербургские тени - Александр Ласкин книги
- Окна, зеркала и крылья бабочки. Сборник эссе о художниках - Тамара Алехина - Визуальные искусства
- Мост через бездну. Импрессионисты и XX век - Паола Волкова - Визуальные искусства
- Кое-какие отношения искусства к действительности. Конъюнктура, мифология, страсть - Александр Боровский - Визуальные искусства
- Юлия Самойлова. Муза Карла Брюллова - Ольга Буткова - Визуальные искусства
- Мост через бездну. Великие мастера - Паола Волкова - Визуальные искусства
- Василий Перов - Екатерина Алленова - Визуальные искусства
- Краткая история кураторства - Ханс Ульрих Обрист - Визуальные искусства
- Краткая история кураторства - Ханс Обрист - Визуальные искусства
- Арийский реализм. Изобразительное искусство в Третьем рейхе - Андрей Васильченко - Визуальные искусства
- Нико Пиросмани - Ксения Богемская - Визуальные искусства
