Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Поход боярина Шеина, с. 187–188)
Строительство флота. (из письма барона Боргсдорфа)
Взятие Азова могло только раздражить могущественного в то время турецкого султана. Поэтому царь, нисколько не почивая на лаврах, срочно приступил к строительству морского флота, который бы мог служить демонстрацией военной мощи России на Азовском и Черном морях. Нет ничего удивительного в том, что масштабное строительство не обходилось без определенных качественных издержек. Похоже, именно этим обстоятельством объясняется горячая молитва строителей об успешном плавании флота.
…На реках Воронеже и Волге из военных судов для Вашего Царского Величества изготовлено:
У Воронежа:
Находятся в работе и должны быть летом изготовлены:
20 баркалонов[22]; каждый имеет от 36 до 44 пушек.
6 бомбардирских судов, каждое в 20 пушек; две из них могут быть вооружены, кроме пушек, еще одной мортирой, а остальные 4 – двумя.
10 каботажных судов.
12 галер, вооруженных каждая 16 Petrios[23] и 6 пушками.
100 бригантин.
Затем должны поступить в работу и к будущему лету быть изготовлены:
10 баркалонов.
3 бомбардирских судна.
3 каботажных судна.
6 галер.
У села Румянова на реке Воронеже состоят в работе:
4 баркалоны.
У села Ступина на реке Воронеже их находится в работе 10.
У села Савифы на реке Волге находится в работе 10 баркалонов.
Кроме того, в разных вышеупомянутых местностях стоят 400 бригантин.
Все эти суда хорошо и прочно построены; с полным грузом они сидят в воде, большей частью, около 10 фут. и могут плавать по всем морям и рекам. Они были испытаны у Воронежа и оказались весьма хорошими; впрочем, все вышеозначенные суда построены из молодого и сырого леса, на что еще прежде жаловались венецианские мастера, которые не берутся отвечать за могущие произойти от этого несчастья. Да ниспошлет Господь Бог свое божественное благословение, чтобы эти с невероятными усилиями построенные суда могли вовремя достигнуть мелководного Дона и Меотийского[24] моря и быть употреблены согласно своему назначению.
Из города Воронежа, 20 июля 1698 г.
(Поссельт Д.М. Адмирал русского флота Франц Яковлевич Лефорт, с. 91–92)
А.Н. Толстой. Петр Первый. (отрывок из романа)
С юга, с Дикого поля, дул теплый ветер. В неделю согнало снега. Весеннее небо синело в полых водах, заливавших равнину. Вздулись речонки, тронулся Дон. В одну ночь вышла из берегов Воронеж-река, затопило верфи. От города до самого Дона качались на якорях корабли, бригантины, галеры, каторги, лодки. Непросохшая смола капала с бортов, блестели позолоченные и посеребренные нептуньи морды. Трепало паруса, поднятые для просушки. В мутных водах шуршали, ныряя, последние льдины. Над стенами крепости – на правой стороне реки, напротив Воронежа, – взлетали клубы порохового дыма, ветер рвал их в клочья. Катились по водам пушечные выстрелы, будто сама земля взбухала и лопалась пузырями.
На верфи шла работа день и ночь. Заканчивали отделку сорокапушечного корабля «Крепость». Он покачивался высокой резной кормой и тремя мачтами у свежих свай стенки. К нему то и дело отплывали через реку ладьи, груженные порохом, солониной и сухарями, – причаливали к его черному борту. Течением натягивало концы, трещало дерево. На корме, на мостике, перекрикивая грохот катящихся по палубе бочек, визг блоков, ругался по-русски и по-португальски коричневомордый капитан Памбург – усищи дыбом, глаза – как у бешеного барана, ботфорты – в грязи, поверх кафтана – нагольный полушубок, голова стянута шелковым красным платком. «Дармоеды! Щукины дети! Карраха!» Матросы выбивались из сил, вытягивая на борт кули с сухарями, бочки, ящики, – бегом откатывали к трюмам, где хрипели цепными кобелями боцмана в суконных высоких шапках, в коричневых штанах пузырями.
Над рекой на горе покривились срубчатые островерхие башни, за ветхими стенами ржавели маковки церквей. Перед старым городом по склону горы раскиданы мазаные хаты и дощатые балаганы рабочих. Ближе к реке – рубленые избы новоназначенного адмирала Головина, Александра Меньшикова, начальника Адмиралтейства Апраксина, контр-адмирала Корнелия Крейса. За рекой, на низком берегу, покрытом щепой, изрытом колесами, стояли закопченные, с земляными кровлями, срубы кузниц, поднимались ребра недостроенных судов, полузатопленные бунты досок, вытащенные из воды плоты, бочки, канаты, заржавленные якоря. Черно дымили котлы со смолой. Скрипели тонкие колеса канатной сучильни. Пильщики махали плечами, стоя на высоких козлах. Плотовщики бегали босиком по грязи, вытаскивали баграми бревна, уносимые разливом.
Главные работы были закончены. Флот спущен. Оставался корабль «Крепость», отделываемый с особенным тщанием. Через три дня было сказано поднятие на нем адмиральского флага.
По мутному полноводному Дону плыли на полосатых парусах, наполненных теплым ветром. Восемнадцать двухпалубных кораблей, впереди и позади них – двадцать галиотов и двадцать бригантин, скампавеи, яхты, галеры: восемьдесят шесть военных судов и пятьсот стругов с казаками далеко растянулись на поворотах реки.
Дул зюйд-ост, вначале противный ветер, – и много пришлось положить трудов, покуда не повернули по Дону на запад: заполаскивались паруса, корабли дрейфовали, бешено орали капитаны в медные трубы. Приказ по флоту был такой: «Никто не дерзнет отстать от командорского корабля, но за оным следовать под пеной. Ежели кто отстанет на три часа, – четверть года жалованья, ежели на шесть, – две трети, ежели на двенадцать часов, – за год жалованья вычесть».
После поворота на юго-запад поплыли шутя. Ненадолго разливались над степью пышные и влажные закаты. Катился выстрел с адмиральского корабля. Били склянки. Огоньки ползли на верхушки мачт. Убирались паруса, с плеском падал якорь. На помрачневших берегах зажигались костры, протяжно кричали казачьи голоса.
С темной громады «Апостола Петра» (где в звании командора состоял царь) ведьминым хвостом взвивалась в звездное небо ракета. В кают-компании собирались ужинать.
Двадцать четвертого мая, в жаркий полдень, из морского марева на юге показались бастионы Азова. Здесь Дон разлился широко, но все же глубина была недостаточной для прохода через гирло сорокапушечных кораблей.
Покуда вице-адмирал промеривал рукав Дона – Кутюрму, а Петр ходил на яхте в Азов и Таганрог – осматривать крепости и форты, – прибыло из Бахчисарая ханское посольство на красивых конях, с вьючным обозом. Разбили ковровые шатры, на холме воткнули бунчук – конский хвост с полумесяцем на высоком копье, послали переводчика узнать – примет ли царь поклон от хана и подарки? Говорили о перемирии, о том и о сем, пощипывая реденькие раздвоенные бороды, шарили повсюду глазами, быстрыми, как у морской собаки, цокали языками:
– Карош москов, карош флот… Только напрасно надеетесь, большими кораблями Кутюрмой вам не пройти, не так давно султанский флот как-то пытался войти в Дон, ни с чем вернулся в Керчь…
Промеры показали, что Кутюрма мелка. Разлив Дона опадал с каждым днем. Надеяться можно было только на сильный зюйд-вест, – если нагонит в гирло морскую воду.
Из Таганрога вернулся Петр. Помрачнел, узнав о мелководье. Ветер лениво дул с юга. Началась жара. С корабельных бортов капала смола. Дерево, плохо высушенное на зиму, рассыхалось. Из трюмов выкачивали воду. Неподвижно, с убранными парусами, корабли лежали в мареве зноя.
Приказано было выбросить в воду балласт. Вытаскивали из трюмов бочки с порохом и солониной, перегружали на струги, везли в Таганрог. Корабли облегчались, вода в Кутюрме продолжала спадать.
Двадцать второго июня в обеденный час шаутбенахт Юлиус Рез, выйдя, багровый и тяжелый, из жаркой, как баня, кают – компании – помочиться с борта, – увидел вращающимся глазом на юго-западе быстро вырастающее серое облако. Справя нужду, Юлиус Рез еще раз взглянул на облако, вернулся в кают-компанию, взял шляпу и шпагу и сказал громко:
– Идет шторм.
Петр, адмиралы, капитаны выскочили из-за стола. Разорванные облака неслись в вышину, из-за беловатой водной пелены поднимался мрак. Солнце калило железным светом. Мертво повисли флаги, вымпелы, матросское белье на вантах. По всем судам боцмана засвистали аврал – всех наверх! Крепили паруса, заводили штормовые якоря.
Туча закрывала полнеба. Помрачились воды. Мигнул широкий свет из-за края. Засвистало в снастях крепче, тревожнее. Защелкали вымпелы. Ветер налетел всею силой в крутящихся, раскиданных обрывках тьмы. Заскрипели мачты, полетели сорванные с вантов подштанники. Ветер мял воду, рвал снасти. Судорожно цеплялись за них матросы на реях. Топали ногами капитаны, перекрикивая нарастающую бурю. Пенные волны заплескались о борта. Треснуло небо раскатами, разрывающими душу ударами, загрохотало не переставая. Упали столбы огня.
- Принцесса Занзибара. Женщины при дворе султана Сеида Саида - Эмилия Руэте - Биографии и Мемуары
- Книга о смерти. Том II - Сергей Андреевский - Биографии и Мемуары
- Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов - Биографии и Мемуары
- Парашютисты японского флота - Масао Ямабэ - Биографии и Мемуары
- Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков - Биографии и Мемуары
- Дрейк. Пират и рыцарь Ее Величества - Владимир Шигин - Биографии и Мемуары
- Жизнь моряка - Дмитрий Лухманов - Биографии и Мемуары
- Легендарные герои военной разведки - Михаил Ефимович Болтунов - Биографии и Мемуары / Военное
- Катастрофа на Волге - Вильгельм Адам - Биографии и Мемуары
- Подводник-североморец Израиль Фисанович - Владимир Бойко - Биографии и Мемуары