Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда не строила долгосрочных продуманных планов. Чаще всего я поступаю спонтанно или, как сказала бы Мэри Энн, под влиянием импульса. Единственные плоды моего сколько-нибудь серьезного планирования своей жизни — это Хлоя и «Граппа». Как я уже убедилась, самая большая проблема в построении планов на будущее заключается в том, что они редко сбываются: чаще выходит не совсем так, как задумано. Когда пять лет назад мы с Джейком открывали ресторан, мы думали, что знаем, чего хотим. Мы оба устали работать в чужих заведениях, под руководством крикливых хозяев, не способных ни дело раскрутить, ни блеснуть кулинарным талантом. Мы намеревались хорошенько встряхнуть ресторанное сообщество, которое, по нашему мнению, давно закоснело, перебиваясь исключительно за счет старых европейских традиций. Во-первых, вернувшись из путешествия по Европе, мы задумали купить в городе лофт. В своем воображении мы рисовали обширное, многоуровневое помещение, где мы могли бы жить и работать. Достаточно просторное, чтобы разместить там открытую кухню, где мы проводили бы уроки кулинарии и дегустацию вин, а также устраивали несколько обедов prix-fixe[1] в неделю. Но когда в Вест-Виллидж нашелся уютный (так риелторы называют микроскопические помещения) подвальчик, мы немедленно воспользовались случаем, подкорректировали свои планы — и родилась «Граппа».
В своей прежней инкарнации это была небольшая, занюханная пиццерия; вернее, то, что у нас в Штатах сходит за пиццерию: забегаловка, где готовили пропитанные маслом и щедро политые соусом пиццы, которые почему-то любят американцы и которые не имеют ничего общего с настоящей итальянской pizza. По ресторанным стандартам кухня была маловата и нуждалась в капитальном ремонте, что сразу опасно отразилось на нашем бюджете и нашей платежеспособности.
На распродажах со складов и пожарищ мы накупили дешевых столов и стульев, стараясь не думать о том, что скупаем остатки чьего-то разорившегося бизнеса. Осенью и зимой столы, накрытые белыми скатертями, украшали художественно оформленные незатейливые бутылки из-под кьянти со свечными наплывами. Летом я ставила вазы с цветами, которые сама выращивала на крыше над нашей квартирой в металлических банках из-под томатов «Сан-Марцано», которые нам доставляли каждую неделю. Наша коллекция старых плакатов с изображением итальянских продуктов и вин временно перекочевала из квартиры в ресторан, и мы с Джейком решили, что она великолепно смотрится на фоне кирпичной кладки. Превращение убогого подвала в шикарную городскую тратторию заняло всего девять месяцев — на редкость короткий срок, в течение которого нам приходилось экономить не только каждый доллар, но и каждый пенс из тех, что удалось выклянчить у манхэттенского банка.
Через несколько месяцев после открытия «Граппа» была отмечена журналом «Gourmet» в колонке, посвященной «перспективным» ресторанам Нью-Йорка. Нам просто повезло: это был решающий момент, когда вы либо взлетаете наверх, либо идете на дно. Однако восторженный отзыв о наших блюдах мы действительно заслужили. Через день после того, как журнал появился в газетных киосках, во время ланча к нашему ресторану выстроилась очередь. К концу недели столики были зарезервированы на полмесяца вперед. Мы быстро начали богатеть; во всяком случае, уже под конец первого года мы смогли выкупить этаж над нами, переоборудовать кухню и расширить обеденный зал еще на одиннадцать столиков.
В первые годы работы мы переживали и нелегкие времена, как все рестораторы-новички, особенно те, что обосновались на Манхэттене. И все же нам удалось провести еще одну полную реконструкцию ресторана. Мы с Джейком жили нашей «Граппой», ели в ней и дышали ею. Мы твердо намеревались стать полной семьей, если дела у «Граппы» пойдут хорошо, однако с этим планом пришлось повременить — несколько рискованное с моей стороны решение, учитывая, что к тому времени мне было уже тридцать пять, а Джейку сорок. Нашим ребенком стала «Граппа», семьей — ее персонал.
В день своего тридцатисемилетия я решительно заявила Джейку, что пора подумать о ребенке, и в качестве доказательства привела впоследствии раскритикованную статейку из «Санди мэгэзин», в которой содержались данные о количестве успешных, но оставшихся бездетными бизнес-леди-за-тридцать, чей детородный возраст оказался гораздо короче, чем принято было считать. Джейк нехотя со мной согласился. Если подумать, наверное, в глубине души он тогда лелеял мысль, что мой детородный возраст уже миновал. Разумеется, я тут же забеременела.
Хлоя уже спит, когда я возвращаюсь домой с занятий по управлению гневом. Хоуп, наша няня и соседка снизу, говорит мне, что Хлоя уснула только после трех, так что не будет ничего страшного, если она поспит подольше.
Я разогреваю Хлое обед: мусс из телятины, пюре из грибов шиитаке, шпинат под сливочным соусом и, дабы слегка разбавить цвет и консистенцию, суфле из мускатной тыквы. Всё домашнего приготовления, заморожено и хранится в крошечных отделениях голубого пластикового контейнера для льда. Еще до рождения Хлои мы с Джейком решили воспитывать у нашего ребенка изысканный вкус к еде. Никаких «Хеппи милз», макарон с сыром и — боже упаси! — куриных палочек. Еду я готовлю Хлое сама, иногда по ночам, если мне не спится, смутно надеясь, что умение создать пюреобразную версию моих самых лучших блюд может отчасти восполнить мою, как мне кажется, сомнительную способность быть хорошей матерью.
Уже в семь месяцев Хлоя начала проявлять склонность к экспериментам с едой. Она ест решительно все. Джейк, разумеется, этого не знает. За те три месяца, что мы с Хлоей прожили одни, он практически ее не видел. Наверное, он даже не догадывается, что она уже ест твердую пищу. И поскольку он меня ни разу не спрашивал, я ему об этом не говорила.
Те несколько слов, которыми мы перебросились за прошедшие три месяца, касались исключительно работы: стоит ли переносить часы дежурства охраны; какие сезонные изменения ждут меню; и кому из нас звонить поставщику из-за того, что молодые артишоки в последний раз оказались горькими.
До рождения Хлои мы решили, что Джейк будет заниматься обедами-ужинами, а я два раза в неделю буду готовить ланч — чтобы не утратить навыков, — пока Хлоя не подрастет. После нашего разрыва и моего вынужденного знакомства с правилами Программы защиты от насилия в семье[2], которые запрещают мне приближаться к Николь ближе чем на двести ярдов, я готовлю ланч пять раз в неделю, в то время как Джейк продолжает руководить вечерней едой, а это будет потруднее, поскольку требует особого мастерства и внимания, к тому же он готовит шесть раз в неделю, а не пять, но ведь я занимаюсь еще и нашим ребенком. В своих письмах — которые мне передают его адвокаты — Джейк пишет, что с радостью выкупит мою долю бизнеса, чтобы я могла спокойно сидеть дома и готовить достойную звезды Мишлен[3] еду для младенцев днем, а не по ночам, так будет лучше «для ребенка».
На самом же деле он хочет сказать, что ему и Николь было бы гораздо удобнее, если бы я оставила их в покое и не лезла в их личную жизнь, ту самую жизнь, которую они украли у меня прямо из-под носа.
Вот потому мы и стараемся, вернее, Джейк старается, не встречаться в ресторане, однако время от времени это все же происходит. Мы ведем себя абсолютно спокойно, иногда даже улыбаемся друг другу, поскольку вокруг полно людей. В конце концов, мы профессионалы, и нам надо думать о деле. И все же я стараюсь не смотреть Джейку в глаза, потому что знаю — на меня сразу навалится боль и я, будучи не в силах с ней справиться, начну задыхаться. Обычно избегать его взгляда очень легко, потому что на ресторанной кухне всегда есть чем заняться, чтобы отвлечь глаза и руки.
Поскольку Джейк решительно отказался уволить Николь (очевидно, они видятся не так часто, как ему бы хотелось, хотя и живут у нее), она по-прежнему выполняет обязанности метрдотеля. Честно говоря, видеть, как Николь по-хозяйски распоряжается в обеденном зале нашей «Граппы», мне противно не меньше, чем представлять ее в постели с Джейком. А может быть, и больше.
Хлоя спит дольше, чем ей полагается, и, когда я ее бужу, она куксится и рвется из рук. Я усаживаю ее на детский стул для кормления, но она упрямо отказывается есть, стучит по столику своими крохотными кулачками и отталкивает мою руку, когда я протягиваю ей ложку с едой. После нескольких неудачных попыток столешница (а также руки, лицо и волосы Хлои) покрывается большими пятнами оранжевого, зеленого и бежевого цвета, которые она размазывает, словно маленький Джексон Поллок[4]. Наконец она протягивает ко мне руки, делая пальчиками хватательные движения, и я понимаю, что она просит грудь. Это единственное, что ее успокаивает; она сосет жадно, быстрее, чем успевает сглатывать, и молоко скапливается у нее за щеками.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 02 - Журнал - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Жизнь прекрасна, братец мой - Назым Хикмет - Современная проза
- Измена. Тайна моего босса - Нэнси Найт - Проза / Современная проза
- Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза