оглядеться и узнать, кто ещё сейчас слушает, и что они об этом думают, но Рэйн завораживает меня. Музыка вылетает из-под её пальцев. Вылетает из её рта. Она словно освещает её, и Рэйн заполняет всё помещение этим мягким светом, похожим на пламя свечи.
Наблюдая за ней, я вспоминаю, как делал татуировки ещё до того, как ОКР уничтожило для меня эту деятельность. Перед тем, как всё стало совсем плохо, я знал множество способов погрузиться в это состояние сознания, когда время перестаёт существовать. Это могло быть рисование флеш-сетов11. Или работа над индивидуальным дизайном. Но больше всего мне нравилось делать татуировки клиентам, которые были способны сидеть спокойно. Тогда я начинал работу и через пару минут оказывался в том состоянии сознания, когда не существовало ничего, кроме кожи, чернил и тату-машинки у меня в руках. Я всегда замечал, если клиент тоже пребывал в похожем состоянии. Эндорфины переполняют тебя, разговор приглушается жужжанием машинки, и всё же… в такие моменты я чувствую гораздо более тесную связь с человеком, чем когда бы то ни было.
Когда я смотрю на то, как она играет, я понимаю, что очень редко чувствую себя подобным образом.
Песня заканчивается. Из разных концов паба раздаются аплодисменты, но Рэйн не сразу открывает глаза. Я понимаю, что она возвращается в реальный мир только тогда, когда мечтательное выражение на её лице сменяется напряжённостью. Она открывает глаза и улыбается, словно пытается сохранить это ощущение.
— Браво, дорогая. Браво, — говорит Дэйв.
Рэйн встречается со мной взглядом, и её лоб хмурится.
— Что смешного?
Я не понимаю, о чём она говорит.
— Ничего, — отвечаю я.
— Тогда почему у тебя такое лицо?
— Какое?
Дэйв начинает смеяться.
— Ты улыбаешься как дурачок, Джеки.
— Это одна из моих любимых песен, — говорю я.
И почему-то это похоже на правду, хотя я никогда в жизни её не слышал.
Рэйн скептически смотрит на меня.
— Не знала, что ты такой фанат Найла Хорана.
Я пожимаю плечами.
— Ты много чего обо мне не знаешь, Рэйн Харт.
Она качает головой, а я притворяюсь, что не замечаю удивлённого взгляда, который бросает на меня Дэйв.
И начинаю думать, что вести себя «исключительно профессионально» будет еще сложнее, чем я ожидал.
* * *
После того, как Дэйв уходит, Рэйн просит у меня разрешения поработать в моём офисе, и после этого я не вижу и не слышу её в течение нескольких часов. Я готовлю напитки, провожу инвентаризацию и трачу полчаса на просмотр сайтов перепродажи вещей в поисках гитары Рэйн, но ничего не нахожу. Когда наступает пять часов, а она так и не появляется, я иду на кухню и, проверив, что все ножи находятся на своих местах, кладу на тарелку немного бездрожжевого хлеба и куриный шницель, приготовленный Рошин.
Приблизившись к офису, я слышу музыку. Дверь слегка приоткрыта, поэтому я останавливаюсь на мгновение, решая немного послушать. Когда я, наконец, захожу внутрь, я обнаруживаю, что она сидит на моём стуле спиной ко мне. Она тихонько напевает какую-то песню и подыгрывает себе на гитаре Дэйва. На полу лежит гигантская пробковая доска, часть которой заполнена полароидными снимками, вырезками из газет и открытками. Хаотичные стопки листочков и фотографий покрывают большую часть пола. Я уверен, что у Рэйн есть какой-то способ организации, но я не понимаю, как она это делает.
— Ты ела? — спрашиваю я.
Рэйн меня не замечает. Я осторожно обхожу стопки бумажек на полу и оказываюсь прямо у неё за спиной.
— Рэйн.
Ноль реакции. Тогда я кладу свободную руку ей на плечо и наклоняюсь ближе.
— Ты застряла у себя в голове, ciaróg.
Рэйн поднимает глаза от гитары. Она поворачивает голову и слегка её наклоняет.
— Ты только что назвал меня «жучком»?
Да, и мне не следовало этого делать. Я не должен давать ей забавные прозвища. А тем более касаться её. Я убираю руку с её плеча.
— Ты сегодня вообще ела? Уже шестой час.
— Уже?
Она отрешённо осматривает офис и морщится, когда замечает стопки листков на полу.
— Прости, что устроила беспорядок у тебя в офисе.
Она опускает взгляд на гитару, затем снова смотрит на меня и её щёки розовеют.
— Я потеряла счёт времени. Прости.
Она вскакивает со стула и осторожно убирает гитару в чехол.
— Как давно ты здесь стоишь? — спрашивает она, когда снова плюхается на стул и, избегая моего взгляда, начинает что-то искать на компьютере.
— Достаточно долго. И мне понравилось то, что я услышал, — говорю я. — Что за песню ты играла?
Рэйн пожимает плечами и её лицо, освещённое мягким светом компьютера, краснеет ещё больше.
— Это была одна из твоих песен?
Рэйн не отвечает, хотя я уверен, что она меня услышала. Взглянув на меня, она переводит взгляд на тарелку в моих руках.
— Пахнет восхитительно.
— Одно из последних блюд Рошин, — говорю я и ставлю тарелку рядом с ней.
— Для меня?
Я киваю, и Рэйн пододвигает к себе тарелку.
— Мы не так давно знакомы, Джек Данн, но я должна сказать, что ты как-то очень быстро стал моим самым любимым человеком.
— Ты, должно быть, знакома только с ужасными людьми.
— Ой, перестань.
Она откусывает кусочек бездрожжевого хлеба.
— Не скромничай.
Когда я сажусь напротив неё, она берёт тарелку и встаёт со стула.
— Чёрт, я заняла твоё место.
— Не вставай.
— Я не против переместиться в другое место.
Я кладу ноги на стол, откидываюсь на стуле и завожу руки за голову.
— Но я уже успел удобно расположиться вот здесь.
Рэйн медленно садится обратно на стул.
— Тогда хотя бы не заставляй меня есть в одиночку.
Она пододвигает ко мне тарелку, поэтому я выпрямляюсь и беру немного хлеба. Она одаривает меня улыбкой, а затем переводит взгляд обратно на экран компьютера.
— Над чем ты работаешь?
— О, всего понемногу. Когда мне надоедает смотреть на доску, я пару минут играю на гитаре, а затем работаю над рекламными листовками для викторины.
— Что тебе ещё осталось сделать? — спрашиваю я.
— Я почти закончила. И к слову о листовках, думаю, тебе понравится раздавать их вместе со мной.
Она игриво хлопает ресницами, глядя на меня.
— Я подумаю над этим, — говорю я, хотя уже знаю, что соглашусь.
— В общем, когда я закончу с листовками, я собираюсь заняться вот этим, — говорит она, кивая на хаотичные стопки листков на полу. — Я сделала фотографии всех, кто здесь работает, кроме тебя.
Она тычет в меня хлебом.
— Только не думай, что ты сможешь отвертеться.
— Даже
