порой по нескольку раз на дню. Ища убежище от дождя, они неожиданно натыкались на маленькие каменные лачуги, которые были спрятаны на дальних лесных полянках или у берегов небольших озер. Кое-какие из них сохранили свой изначальный облик (ибо домики эти строились как убежища для охотников и пастухов), а некоторые были основательно расширены и украшены и теперь, видимо, предназначались для туристов, прибывших полюбоваться на замок. В одной из таких лачуг — самой дальней и роскошной — Мэрион с принцессой обнаружили даже пианино и кушетку!
Этот домик был у них самым любимым, и они частенько сюда заглядывали. Тут они готовили тосты с колбасками, выпрошенными на балморальской кухне, и луком, который Лилибет методично нарезала тоненькими одинаковыми колечками, а после жарила чуть ли не дочерна.
— Какая же вкуснотища, Кроуфи! — восклицала она, выкладывая подгорелые кусочки на тарелки с инициалами «VR».
Ели они обычно на скамеечке у двери, любуясь природой, которая и впрямь потрясала воображение, особенно в этом местечке. Над одинокими озерами парили величественные хищные птицы, а белые куропатки бесшумно взмывали над крутой скалистой стеной Лохнагара[30].
А однажды они набрели на каирны — одиннадцать огромных каменных груд разных форм — от высоких треугольников до приземистых башенок. Среди зарослей высокого, яркого папоротника они особенно бросались в глаза и походили то ли на руины деревни инков, то ли на останки некогда могущественной цивилизации, хотя в действительности возникли здесь лишь в середине XIX века — впрочем, благодаря не менее могущественной силе. Почти все они появились в память о свадьбах детей королевы Виктории, но самый большой был воздвигнут в честь усопшего.
Это была огромная серая пирамида с надписью: «Памяти принца Альберта, благородного и добродетельного принца-консорта, от безутешной вдовы Виктории R. I.[31], чье сердце навеки разбито».
Они долго стояли у памятника. Клетчатая юбка Лилибет и ее красный жакет алели на фоне папоротников, точно яркое пламя.
— Неужели сердца действительно разбиваются на кусочки? — спросила девочка, нахмурившись. — Так разве бывает?
Мэрион тихонько рассмеялась.
— Это значит, что она очень горевала по мужу, потому что сильно его любила.
Принцесса с любопытством покосилась на свою гувернантку.
— А когда люди влюбляются, они и правда теряют голову, точно ее никогда и не было?
Мэрион задумалась, вспоминая Валентина. Пожалуй, тогда она ровно так себя и ощущала. Забавно, как быстро в ней иссякла злость, а вот память о радостных минутах жила до сих пор.
— Нет, конечно, — сказала она. — Это выражение означает, что на влюбленных часто находит мечтательность, только и всего.
Лилибет не сводила с нее внимательных голубых глаз.
— А с вами такое случалось, Кроуфи?
— Было разок, — призналась девушка.
— А у меня так будет?
— Возможно.
Принцесса нахмурила тонкие бровки.
— А как я пойму, что влюбилась?
Мэрион почувствовала, как к щекам приливает румянец.
— О, это невозможно не заметить!
Ближайший городок — Баллатер — нельзя было назвать скучным и ничем не примечательным. Чуть ли не каждую лавку здесь украшали львы и единороги, давая понять, что по разрешению монарха хозяева поставляют свои товары ни много ни мало к королевскому двору. Но зато в городе была кондитерская лавка, а это дорогого стоило. Лилибет ведь ни разу в жизни в таких лавочках не бывала. Все ее представление о сладостях сводилось к изысканным викторианским десертам, сделанным лучшими придворными кондитерами, к конфетам с лавандовым кремом, к позолоченным марципанам и так далее. В отличие от большинства своих ровесников, она ни разу не пробовала ни круглых мятных леденцов, которые все звали «бычьими глазами», ни разноцветных карамелек, таких твердых, что о них запросто можно сломать зубы… Пришла пора исправить это упущение.
Учитывая близость Балморала, наивно было полагать, что их никто не узнает. И в самом деле: стоило хозяйке лавки, степенной и невозмутимой матроне, увидеть принцессу и ее гувернантку, как лицо женщины восторженно вспыхнуло, а от надежд, которые питала Мэрион, не осталось и следа. Зато Лилибет была на седьмом небе от счастья. Увидев всевозможные вкусности, она так и ахнула. На полках, прибитых к дальней стене, выстроились стеклянные банки с лимонным, лаймовым и анисовым драже и черно-белыми кругляшками «бычьих глаз». На прилавке поблескивали горы ирисок в блестящих обертках, шоколадные батончики, ленточки лакрицы, разноцветные леденцы на палочке и карамельки — белые снаружи и радужные внутри.
— Не знаю, что выбрать, Кроуфи! — восторженно призналась девочка, крепко сжимая в разгоряченном кулачке шиллинг, который ей дала Мэрион.
Прежде чем зайти в лавку, они, как и полагается истинным ценителям конфет, несколько минут простояли у входа, обсуждая угощения на витрине. Мэрион объяснила Лилибет, что в хорошей кондитерской продавец непременно доложит тебе еще конфетку после взвешивания.
И теперь, когда Лилибет уже стояла у прилавка, продавщица с улыбкой поинтересовалась:
— Не желаете ли сперва что-нибудь попробовать, ваше королевское высочество?
— А можно?!
Мэрион отошла в сторонку, чтобы не мешать принцессе делать покупки самостоятельно, и заметила в дальнем углу молодого человека, внимательно рассматривающего газеты, выложенные на продажу. Он был в белой рубашке, с красным шарфом на шее; густые черные волосы волнились на голове, а на лоб упала озорная прядка.
Мэрион замерла от неожиданности. Заметив это, он повернулся и вонзил в нее знакомый дерзкий взгляд, точно острый клинок, а потом, ослепительно улыбнувшись, шагнул навстречу.
— Приветствую, товарищ!
— Не называй меня так, — прошипела Мэрион, покосившись на Лилибет.
Та самозабвенно наблюдала за тем, как продавщица взвешивает разноцветные мармеладки.
— Прекрасно выглядишь. Прогулки с принцессами идут тебе на пользу.
Мэрион вдруг захлестнуло теплой волной, но она не подала виду.
— Что ты тут забыл? — процедила она. — Как ты меня нашел?
Он выразительно вскинул бровь.
— А как же «Придворный циркуляр»?
Стало быть, его читает не только пожилая дама с Гайд-Парк-Корнер.
— Уходи. А не то детективу про тебя скажу, — пригрозила Мэрион с тяжело колотящимся сердцем.
Отсюда она отчетливо видела Кэмерона, который подозрительно оглядывал из-под полей шляпы малолюдную улицу. Если он и заметил Валентина, то умело это скрывал.
— А вот и не скажешь.
— Гляди! — Но она не двинулась с места.
Лилибет тем временем с удовлетворением наблюдала, как продавщица, взвесив мармеладки, доложила сверху еще одну.
— Прости меня, Мэрион, — серьезно посмотрев на нее, сказал Валентин. — Нам надо поговорить. Я не мог не приехать.
— О чем тут вообще разговаривать? — спросила она. «Принцесса может обернуться в любую секунду. Надо выпроводить его отсюда. И поскорее», — пронеслось в голове.
— О многом. О нас с тобой.
Она закатила глаза.
— Нет никаких «нас», и думать забудь!
Он посмотрел на нее
