я точно должен буду их нагнать: с шоссе тачке деться некуда.
Беру разгон и преодолеваю расстояние в кратчайшие сроки. Чуть не пропустив съезд, сдаю назад, проигнорировав правила. Позже обязательно покаюсь и оплачу штрафы.
«Где?» — отправляю отцу и читаю новую ночку.
Ввожу её в навигатор. Батя пытается звонить, но я сбрасываю, чтобы проложить маршрут.
Судя по адресу, Лизу увезли в новый коттеджный посёлок. Я не был в нём, но наслышан.
Снова гоню. Снова внимательно сканирую тачки впереди.
При въезде в посёлок недолго объясняюсь с охраной. За вознаграждение передо мной не только открывают ворота, но и любезно подсказывают, к какому дому подъехала интересующая меня тачка.
Выслушиваю подсказки и добираюсь до самого последнего дома, одной стеной стоящего практически в лесу.
Тишина. Неубранные листья. Глухой забор.
Недолго думая, обхожу забор по периметру и, воспользовавшись близостью деревьев, подпрыгиваю и подтягиваюсь на руках.
Вторжения извне здесь не ждут.
Изучаю местность.
Тёмные окна дома, больше похожие на бойницы.
Седан, с распахнутыми дверями. Перед ним ещё два таких же, но серого цвета.
Женская фигура во всём тёмном жмётся к калитке, обнимая себя руками. Узнаю в ней мать Лизы.
Перелезаю через забор и спрыгиваю за землю. Опавшие листья приглушают мои шаги, поэтому теперь я беспрепятственно здание, заглядывая во все окна. В одном, забранном решётками, горит тусклый свет. Его хватает, чтобы увидеть нескольких мужчин и застывшую на стуле Лизу.
Её рот широко раскрыт в немом крике. Мужик, возвышающийся над ней, поднимает руку, словно замахивается. И вдруг резко опускает её, обернувшись. Отшатываюсь.
Не знаю, заметил он меня или нет. А вот я его — да.
Узнал.
Глава 34
POV Лиза Суворова.
Комната, куда меня притаскивает мучитель, наполнена людьми. Я только сейчас понимаю, что видела на площадке перед домом другие машины.
У стены, на длинном диване кричаще-красного цвета сидит мужчина, лицо которого мне знакомо. Он перебирает чётки, даже не смотря на них. Его взгляд прикован ко мне — еле двигающейся и пытающей сопротивляться.
— Как договаривались, — меня толкают на стул, установленный в центре.
Вскрикиваю от грубого тычка и неуклюже валюсь на сиденье, ударившись об угол.
— Заткните её, — командует мужчина, имя которого я никак не могу вспомнить.
Зажмуриваюсь в страхе, что ударят, но стоящий рядом молодой парень только равнодушно бьет по ножке стула.
— Не думал, что когда-нибудь буду это делать. Родная дочь как-никак. Но такова жизнь. Неожиданные повороты и случайности поджидают нас на каждом шагу.
И эти слова, звучащие спокойным тоном, меня оглушают. Поднимаю отяжелевшие веки и таращусь на… отца?
Фрагментами в памяти всплывают разрозненные картинки, когда он — ещё без бороды и с длинными волосами — приходил к нам. Кажется, приносил мне конфеты на палочке, от которых я потом жутко чесалась.
Мама потом всегда сердилась и наказывала меня.
В последний раз я видела его… Да, наверное, когда мне исполнялось лет тринадцать. Он подарил мне пупса в детской ванночке, и я стояла в нашей прихожей и глотала слёзы, потому что никогда не играла в кукол.
— За всё надо платить, Саша. За всё надо платить.
Мой мучитель проходит мимо и берет с подлокотника дивана бутылку с чем-то тёмным. Возможно, это алкоголь.
Те внутренности, которые не успели покрыться льдом, моментально леденеют, потому что пьяные мужчины ещё опаснее трезвых.
— Мамаша там истерит. Проблем не будет?
— Ленка? Она так трясётся за свою шкуру, что заткнётся и будет молчать. Проинструктируй её. А если начнёт спорить, действуй по обычной схеме. Моего интереса там нет, Рудик. Моего интереса нет… — покрутив чётки, улыбается мне. — А всё-таки забавно устроена жизнь. Твоя мать так сопротивлялась, когда ты была маленькая. Кричала, что никогда не отдаст. А потом сама пришла. Смешно, правда, Лиза?
Мне не смешно. Я боюсь моргнуть и привлечь ещё больше внимания.
Все здесь находящиеся — больные. И те, кто смеётся, находя забавным мой ужас. И те, кто равнодушно переговариваются в стороне, как будто пришли на встречу, а не похитили человека.
Именно похитили, потому что я не хотела никуда идти и ехать.
И мама… Моя мама… Что он имел в виду, говоря «сама пришла»?
— Клиент готов? — резко перескакивает на другую тему, неспешно поднявшись.
Забирает у Рудольфа бутылку и морщится, понюхав.
— Готов, Саша. Давно готов.
— Поговори с девчонкой, а я пока пройдусь. Вспомню былую любовь. Поболтаю с Леночкой. Напомню ей, что хорошие девочки должны держать язык за зубами. Иначе бывает очень больно. Очень, Лиза, — повышает голос, даже не поворачиваясь ко мне. Словно знает, что я ловлю каждый звук.
Хлопок двери, и температура в комнате понижается на несколько градусов.
— Ну что, Лиза. Папка ушёл, — Рудольф присаживается передо мной на корточки. — Будешь послушной? Елена так тебя хвалила. А ты подвела любимую маму. Плохо, Лиза. Очень плохо. Родителей надо уважать.
Я мотаю головой, стуча зубами. Даже если бы захотела, не смогла бы сложить буквы в слова.
Слёзы нескончаемым потоком льются по щекам, пощипывая искусанные губы.
«Не надо», — молю мысленно.
— Молчать. Слушать. Выполнять. Всё, что от тебя требуется. Ты это прекрасно умеешь делать. Сейчас тебя отведут умыться и привести себя в порядок. Потом тебя осмотрит врач. Вдруг ты обманула мамочку и уже потеряла своё сокровище. Я, девочка, на слово никому не верю. Никому… Уведите! — машет рукой и меня хватают за локоть.
Снова куда-то ведут по тёмному коридору.
Парень, ударивший по ножке стула, открывает дверь и толкает в спину, когда я мешкаю на пороге ванной комнаты.
— Не зли хозяина, больнее будет, — даёт «совет» и запирает меня.
Глава 35
POV Лиза Суворова.
В моём теле не осталось ни одной не напряжённой мышцы. Каждая натянута до предела и реагирует даже на колебание воздуха.
После душевой, где я пробыла минут десять и не сдвинулась с места, меня также насильно притащили в другую комнату, больше похожую на кабинет в женской консультации.
Белые стены, обшитые кафелем, тележки с инструментами, прикрытые белыми тряпками. И кресло. Настоящее гинекологическое кресло с металлическими подставками для ног.
— Прошу на трон, — лысый дядька с красным шрамом на лице расстилает одноразовую пелёнку.
Мозг независимо от моего желания фиксирует всё: голубой цвет пелёнки, перчатки белого цвета, небрежно наброшенный халат, из-под которого выглядывает чёрная рубашка.
Этот контраст чёрного и белого становится последней каплей. Меня накрывает дикой истерикой.
Я кричу изо всех сил и кусаюсь, когда чужие руки раздевают меня и усаживают
