Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насыщенный испарениями воздух становился все холоднее. Он вливался в горло плотной, несущей запахи сада и близкого леса, холодящей, как настой мяты, струей. И лишь изредка притекала со стороны недавнего пожарища горечь мокрого пепла. И тотчас же Максиму вспомнились картины пожара, сумятица, измазанные копотью злые лица, распяленные криком рты…
Максим сидел, прислушиваясь к разнообразным звукам ночи. Вот мелодично на низкой ноте прогудела на полустанке сирена электрички, и многократное замирающее эхо отдалось по лесам, вот где-то в деревне взмыли девичьи голоса, затянувшие песню, и тут же умолкли. Залаяла собачонка, прошумела, фыркнула мотором автомашина, стукнула калитка…
И вдруг по саду прокатился негромкий вкрадчивый свист, как будто засвистал озорник-парень, вызывая свою милую, и умолк, притаился. Но в следующий миг свист повторился, разливаясь все более уверенно и громко, и наконец рассыпалась залихватская трель… Ему отозвались из соседних кустов и из ближнего лесистого лога, и потекли на все лады соловьиные высвисты. Словно волшебный оркестр из множества сереброголосых флейт начал свой торжественный, с каждой новой нотой набирающий силу концерт.
Максим невольно заслушался, дивясь красоте и силе соловьиной песни. Безотчетный восторг охватывал его. Он сидел, не решаясь лечь, и все время повторял про себя: «Выйди же, выйди, Лида. Я жду тебя!»
И вот опять пришла мысль, что перед ним развертываются страницы неизвестной, еще не прочитанной книги, в которую он прежде не верил, над которой посмеивался, а теперь поверил, и она захватила его целиком.
— Выйди же, выйди!.. — шептал он, как бы пьянея.
Но вот ночь точно сомкнула над ним свои гремящие музыкой своды. Он лег не раздеваясь на раскладушку и забылся. Прошло неведомо сколько времени. Тихий, осторожный звук — не то шорох, не то скрип — заставил его очнуться, открыть глаза. Лунный свет, теперь голубовато-яркий, заливал весь сад. Пласты белого тумана, заполнявшего близкий овраг, сияли, как снежные сугробы.
Соловьи самозабвенно досвистывали свою симфонию. Максим привстал, озираясь, в первые мгновения не понимая, где он находится. Луна ткала за тонкими стеклами терраски затейливую вязь света и теней. Все изменилось, перемешалось, словно утратило реальность. Максим прислушался, все еще не понимая, что с ним… И в эту минуту скрип позади повторился. Максим оглянулся. Створки рамы небольшого окна были распахнуты, в нем что-то белело. Сначала он не поверил, что это могла быть Лидия… Но потом бросился к окну, протянул руки. Лидия приложила палец к губам. У нее было строгое и бледное лицо, а глаза казались огромными и черными, как лунные тени. Плечи ее были покрыты большой старинной теткиной шалью. Из окна на Максима пахнуло давно обжитым домашним теплом.
— Тебе не холодно? — шепотом спросила Лидия, чуть высовываясь за подоконник.
Максим не ответил и привлек ее к себе. Как будто два молота разом застучали в их ушах, вторя друг другу, — это были могучие молодые удары их сердец. Максим и Лидия сжимали друг друга в объятиях, почти не разъединяя губ.
Так они и простояли, разделенные подоконником, до самой зари. Уже померк лунный свет и тени в саду расплылись, небо позеленело, потом порозовело, туман хлынул из оврага и затопил яблоневый сад. Стало холодно, и даже соловьи на время притихли…
Совсем развиднелось, когда Лидия отстранила Максима и сказала: «Иди!»
…Не чуя под собой ног, охмелевший от счастья, Максим не заметил, как прибежал на полустанок и едва успел вскочить в последний вагон утреннего поезда…
28Валентина Марковна хотя и очень огорчилась отказом Максима остаться в Москве, во продолжала все-таки надеяться, что сын в конце концов одумается, с помощью того же Аржанова вернет путевку и пристроится работать в министерстве. В последние дни она изо всех сил старалась, чтобы он ни в чем не испытывал недостатка, — оставляла на его столе деньги, покупала подарки, самую модную и дорогую одежду, кормила лучшими блюдами. Но Максим как будто ничего этого не замечал.
Чтобы задобрить его еще больше, отвлечь от приготовлений к отъезду, Валентина Марковна решила устроить вечеринку и прил гласить на нее тех товарищей Максима, которые благополучно устроились в учреждениях Москвы.
Возвратясь домой, Максим сразу же кинулся в постель, как поваленное буреломом дерево, да так и не пошевелился до самого обеда. Перфильевна поспешила сообщить Валентине Марковне о странном виде Максима и особенно грозно изобразила его перевязанную руку.
— Не иначе как побоище устроил где-нибудь да попал в милицию, — заключила Перфильевна.
Напуганная Валентина Марковна побежала в комнату сына, но тот уже спал блаженным сном, откинув стянутую марлевой повязкой руку. Валентина Марковна не решилась будить сына, вышла из его комнаты на цыпочках. Ее бросало в дрожь от самых страшных предположений.
«Что же с ним случилось? Кто избил моего мальчика? Неужели с Бражинским опять столкнулись?» — думала она.
Максим вышел к обеду заспанный, но сияющий. Валентина Марковна кинулась к нему с вопросом:
— Где ты был? Что у тебя с рукой?
— Ничего особенного, мама. Просто я поехал вчера под Москву к одному товарищу, и там, в деревне, мы тушили пожар.
Валентина Марковна побледнела:
— Какой пожар?
— Самый обыкновенный… от молнии. Загорелся колхозный телятник… Стали выводить телят.
И Максим, как о чем-то не стоящем внимания, рассказал о пожаре, многое скрыв или представив совсем не в том виде, в каком происшествие рисовалось ему вчера.
— Ах, Максик! Ведь ты мог сгореть, и я ничего не знала бы. Какой кошмар! Какой, ужас! — ломая руки, причитала Валентина Марковна.
Максиму казалось смешным ее волнение по сравнению с тем чувством, какое он испытывал прошедшей ночью.
— Все это пустяки, мама, — сказал он. — Давай поговорим о другом… Я решил жениться. Завтра мы должны зарегистрироваться.
Валентина Марковна ахнула:
— Как — зарегистрироваться? С кем? Кто невеста? — расслабленным голосом спросила она. — Почему ты ничего мне не говорил об этом раньше?
Максим пожал плечами:
— Не было уверенности, мама, что так получится. А вчера все определилось окончательно. Моя невеста — Лида Нечаева, студентка строительного факультета нашего института. Очень хорошая девушка.
Валентина Марковна растерялась. Она еще не знала, радоваться или огорчаться от столь ошеломляющей вести, и спросила:
— Она тоже уезжает с тобой в эту, как ее… Степновскую область?
— Нет, мама… Ей еще целый год учиться. Потом она закончит институт, получит диплом и будет проситься на работу туда, где буду я.
— Лицо Валентины Марковны осветилось радостью — новая надежда осенила ее.
— Так вы хотите пожениться, и она останется в Москве? Как же ты ее оставишь?
— Ну, не совсем оставлю. Я же приеду в отпуск. А пока она будет жить у своих родителей.
Валентина Марковна сказала растроганно:
— Сыночек, милый… Но почему же у своих, а не у нас? Я и отец будем рады, если она… вы будете жить у нас. А потом отец постарается достать вам отдельную квартиру. Теперь тебе, милый, никак нельзя уезжать. Кто же оставляет молодую жену?
— Мама, не возвращайся к старому. А зарегистрироваться мы решили завтра. Завтра я приведу ее сюда, — твердо заявил Максим.
— Ты и не посоветовался с нами. Не познакомил нас с ее родителями, — упрекнула Валентина Марковна.
Максим поморщился:
— Ее родители — хорошие, скромные люди.
— Ну что ж… Тебе виднее.
Валентина Марковна вздохнула. Она поняла: скоро, очень скоро сын окончательно уйдет из-под ее власти.
29На другой день, в полдень, Максим поехал на Белорусский вокзал встречать Лидию. Оттуда он хотел повезти ее прямо домой, чтобы познакомить с матерью, но девушка заупрямилась — не захотела ехать. Она была грустна, и его восторженный рассказ о том, как он обо всем поведал Валентине Марковне, почему-то не вызвал у нее воодушевления.
— Завтра, завтра… Давай отложим на завтра, — уклончиво оказала она.
Он сообщил ей, что через два дня, в воскресенье, мать готовит для него и его друзей вечеринку по случаю окончания им института.
— Вот там ты и представишь меня своей матери. Ведь я должна подготовиться… Неужели ты думаешь, что все это так просто?
— А когда будем регистрироваться? Ведь мы же договорились, — нетерпеливо настаивал Максим.
Она улыбнулась:
— И зарегистрируемся…
— Когда?
— Я тогда сама скажу тебе.
Он разочарованно вздохнул. В нем шевельнулось подозрение: все-таки эта старомодная мамаша, Серафима Ивановна, прочно стояла между ним и Лидией, и та не решалась что-либо обещать Максиму без ее ведома.
Максим проводил Лидию домой и поехал к Стрепетовым.
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Слово о солдате (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Слово о Родине (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза
- Озеро шумит. Рассказы карело-финских писателей - Константин Еремеев - Советская классическая проза
- Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак - Советская классическая проза
- Философский камень. Книга 1 - Сергей Сартаков - Советская классическая проза