Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поставив чемодан на асфальт, окидываю взглядом дом, в котором нам выделили комнату, и невольно присвистываю, мысленно переводя квадратные метры в центре Москвы в доллары по курсу двадцать второго года. Получается… до черта получается, откровенно говоря!
Проезд Сапунова[24] расположен аккурат между Никольской и Ильинкой, и центральней, как по мне, просто некуда! Правда, коммуналка… да и квадратные метры в настоящее время в распоряжении не граждан, а государства, что, скажем так, несколько меняет дело…
— Савеловы? — недовольно осведомилась монументальная дама из домоуправления, воздвигнутая у подъезда бетонным памятником. В пухлых руках с ядовито-алым маникюром, она, как символ власти, держит увесистую связку ключей и дерматиновую, изрядно потёртую, папку с документами.
— Савеловы, — согласился отец, выступая вперёд, и дама, смерив его липким оценивающим взглядом, бросила на маму неприязненный взгляд, сжав тонкие губы так сильно, что дрогнули многочисленные желейные подбородки и пергидрольная причёска. Не дожидаясь нас, она пошла, или вернее — поплыла к подъезду, ледоколом надвигаясь на расходящийся народ, а тощего, замешкавшегося на её пути ханыгу, она натурально смяла бюстом, добавив вслед голосом, как пароходным гудком, благих пожеланий.
— Да оставьте вы здесь пока свои вещи! — раздражённо бросила дама, заметив, что мы не спешим за ней вслед, — Это Москва! Никому здесь ваши вещи…
— А ну пошёл прочь! — тут же рявкнула она на какого-то синего товарища, взявшего противолодочный курс к нашему подъезду и на ходу расстёгивающего ширинку неверными руками, — Общественный туалет напротив! Вон там! Вон там, я сказала!
Развернув его могучей дланью в нужную сторону, дама придала начальный импульс с грацией бывалой метательницы ядра, и пьяница, семеня на подгибающихся ногах, побежал в нужном направлении.
— ГУМ рядом, — поджав губы, сообщила нам дама так, будто это что-то объясняет. Вздохнув мученически и закатив глаза, она ещё раз вздохнула и сказала наставительным тоном:
— Это Москва! Центр! Прекрасный район, и замечательный дом, а какие люди…
Дама как-то очень многозначительно и артистично оборвала фразу, что, наверное, даже прохожим стало понятно, для нас, явных провинциалов, это просто необыкновенная честь! Которой мы, разумеется, не заслуживаем.
— Давайте уж помогу, — вызвалась немолодая женщина, вышедшая из подъезда, подхватывая пару баулов, показавшихся ей полегче остальных, — А в какую квартиру? Не поймите меня неправильно, но если в третью, то на освободившую комнату претендуем мы! У нас сейчас маленький, и…
— В седьмую, — ответила за нас дама, заходя в подъезд.
— Путают, я так понимаю, часто… — негромко сказал отец, поведя носом и часто заморгав заслезившимися глазами. Действительно, в подъезде стоит тяжёлый, густой запах общественного туалета, и многажды высохшие солевые потоки, а местами и следы более плотных субстанций, многое говорят о культуре москвичей и гостей столицы[25].
Дама из домоуправления, раздражённо постукивающая папкой по пухлой ладони, ждёт нас у приоткрытой двери на втором этаже. Лицо у неё страдальческое, всем своим видом представительница Власти показывает, что она снизошла с Олимпа к нам, простым смертным, и мы должны быть ей благодарны просто за то, что Она обратила на нас своё царственное внимание.
«Ну ни-че-го не меняется… — мельком глянув на неё, констатирую я, — со времён Царя Гороха у нас не власть для Народа, а народ для Власти!»
Поставив баул на пол, ссыпаюсь вниз за остальными вещами. В несколько приёмов перетащили всё наверх, и дама, широко распахнув дверь, каравеллой вплыла в широкий коридор коммунальной квартиры…
— Ду-ду-ду!
… и Титаник из домоуправления столкнулся с Айбергом! Айсберг, он же местный абориген лет трёх, в застиранных и многажды штопаных шортиках с лямкой через плечо, гнавший по коридору на трёхколёсном велосипеде с лихостью камикадзе, идущего в последний бой, нанёс даме из домоуправления повреждения, совместимые с жизнью, но судя по ругательствам дамы — не со здоровьем и достоинством!
— … алкаши чёртовы… — сдавленным басом выражалась дама, перекосившись лицом и телом.
— У-у-у! — вторил ей напугавшийся ребёнок, мигом выдавив из себя слёзы, сопли, и кажется, иные жидкости…
— Дима! Дима! С тобой всё в порядке?! — поддала жару молодая мамаша, вылетевшая из огромной кухни и начавшая щупать ребёнка с тем отчаянно-остервенелым видом, который может послужить причиной энуреза и заикания.
— Простите! — тут же, кривясь половиной лица, пытается она извиняться перед пострадавшей дамой, ногой отодвигая велосипед, — Димочка, ты как?!
— Смешались в кучу кони, люди! — гоготнул вышедший из своей комнаты немолодой, очень худой мужик в сатиновых семейных трусах и майке-алкоголичке. На открытых участках кожи видны тюремные партаки, рассказывающие о непростой биографии обитателя коммунальной квартиры, а сам он, облокотившись о покарябанный дверной косяк, принялся наблюдать за происходящим с видом завзятого театрала, отпуская иногда едкие, но не всегда уместные комментарии.
Переведя взгляд на маму, он облизал её взглядом, но, встретившись затем глазами с отцом, отступил на шаг назад и как бы шутя приложил к виску два пальца, отсалютовав на польский манер.
— … а я всегда говорила… — вылезла из комнаты потёртая дама в бигуди и облезлом халате в китайских розах, но с явными претензиями на роскошь, молодость, красоту, и даже, не побоюсь этого слова — изыск!
«Воронья слободка» — пришло мне на ум при виде разгорающейся коммунальной свары. Несмотря на рабочий день, в большой квартире достаточно народа, и некоторые спешат высказаться, поделиться своим ценным мнением, вставить словцо или хотя бы — междометие!
— … я столько писала, столько бумаг! — немолодая женщина с бледным лицом трясёт руками, — А вы! Почему?! Я коренная москвичка, и должна…
— … по закону, строго по закону! — бодрого вида дедок, гневно стуча костылём по доскам пола, что-то требует от дамы. Впрочем, судя по некоторым деталям в поведении, он и сам считает свои требования безнадёжными, протестуя просто ради своеобразно понимаемой справедливости, и быть может, живости характера.
— Мама, какать хочу! — несколько запоздало сообщил малолетний камикадзе. Его мать, всплеснув руками, подхватила чадо, и унесла… а запах остался.
Вздохнув на эмоциях, тут же жалею об этом — пахнет здесь густо и ядрёно! Из кухни тянет ароматами кипятящегося белья и нескольких готовящихся блюд, которые, в сумме, дают неповторимый запах вьетнамской общаги. Свою долю, и немалую, вносит подъезд, с нотками общественного туалета и свежей хлорки.
— Всё! Всё! — решительно отбивается дама, ничуть не обескураженная таким приёмом, — Дискуссия закончена! Да, да… можете жаловаться! Да, в милицию, в прокуратуру, в собес! Жалуйтесь!
— Комната выдана строго по закону, согласно ордеру! — это она отбивается уже от другого жалобщика.
Большинство скандалистов, впрочем, не имеют претензий именно к нам, и не претендуют на комнату. Просто, пользуясь случаем, они вываливают на представителя власти свои жалобы, претензии и точки зрения. На
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Эффект бабочки - Василий Сергеевич Панфилов - Попаданцы
- Детство 2 - Василий Сергеевич Панфилов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Бьерн. Том I и Том II - Василий - Прочее / Попаданцы
- Каждый мародер желает знать… - Саша Фишер - Альтернативная история / Городская фантастика / Попаданцы
- Воздушные рабочие войны. Часть 2 - Дмитрий Лифановский - Альтернативная история / Попаданцы
- Я из Железной бригады - Мишин Виктор Сергеевич - Альтернативная история
- Одиночество Герберта Соломона - Майкл Уайтхаус - Мистика / Периодические издания
- Кавалергард. Война ва-банк - Василий Панфилов - Альтернативная история
- Потомки роксоланов (СИ) - "Andrey" - Альтернативная история