Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва ли кто сегодня всерьез воспринимает ленинскую теорию социалистической революции. Но веру, рожденную ее проповедями, еще долго не могут смыть с мостовой бытия ливни разоблачений, правды и новой исторической информации, вырвавшейся из заточения.
Революционеры были разные: боевики, связные, печатники, агитаторы. Высшими Жрецами профессиональных революционеров считались теоретики. Их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Ленин не был Плехановым, но удивительно: стал основоположником теории ленинизма.
Феномен большевизмаЛюбой старшеклассник знал, что такое „большевики" и „меньшевики". Студенты считали за удачу вытащить билет по „Истории КПСС", где предписывалось рассказать о 11 съезде РСДРП, Ленине, искровых… Все до боли ясно и четко: Ленин и „твердые" искровцы „считали партию боевой организацией, каждый член которой должен быть самоотверженным борцом, готовым и на повседневную будничную работу, и на борьбу с оружием в руках…". Ну а „Мартов, поддержанный всеми колеблющимися и оппортунистическими элементами", хотел превратить партию в „проходной двор". Все ясно. „С такой партией, - назидательно поучала официальная биография Ленина, - рабочие никогда не смогли бы добиться победы - взять власть в свои руки"47.
Если студенту на экзамене еще добавить, что за Лениным, хотя и колеблясь, нерешительно шел Плеханов, - высшая отметка в зачетке была гарантирована. Совсем необязательно было говорить, что на съезде прошло все-таки предложение Мартова о членстве в партии. А вот при выборах центральных органов партии (ведь это власть!) большинство пошло за Лениным, и с этого времени его сторонников на съезде и в партии стали называть „большевиками". Оппортунистов, которые при формировании руководя-щих органов РСДРП на съезде остались в меньшинстве, - естественно, „меньшевиками".
Эта схема не просто кочевала из книги в книгу, она стала навязчивым догматическим стереотипом в общественном сознании. Уже вскоре после октября 1917 года слово „меньшевик" стало но нарастающей синонимом: „оппортунист", „буржуазный соглашатель", „пособник буржуазии", „союзник белогвардейщины", „иностранный шпион", „враг народа". Естественно, и отношение к ним изменилось кардинально. Примерно так, как вопрос „О меньшевиках" рассматривался 5 января 1922 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б). По докладу Уншлихта приняли лаконичное постановление:
„а) Поручить Уншлихту выбрать для поселения меньшевиков 2-3 уездных города, не исключая лежащих по железной дороге;
6) Не возражать против выезда меньшевиков за границу;
в) Если потребуется субсидия на выезд, поручить тов. Уншлихту представить в Политбюро особый доклад о размерах…"48
Слава богу, пока еще не стреляли своих бывших однопартийцев, а лишь ссылали и высылали. Но очень скоро начнутся и расстрелы… массовые.
Известный меньшевик Мартынов вспоминал, что однажды, будучи за рубежом, они зашли с Лениным в „ресторанчик". Разговорились о программе партии, ее тактике, задачах пролетарской революции и т.д. „И по всем этим путктам мы с товарищем Лениным оказались солидарными. Но вот в конце беседы он меня спрашивает:
- А как вы относитесь к моему организационному плану?
- Считаю его неправильным; вы хотите создать партию наподобие какой-то македонской четы. Этого принципа не знает ни одна из социал-демократических партий Запада…
Ленин в ответ заявил:
- Значит, в этом пункте со мной не согласны?
- Да.
- Ну, раз так, тогда нам вообще с вами больше разговаривать не о чем.
И с тех пор, пишет Мартынов, наши дороги разошлись…"49
Таков был Ленин.Взяв за основу организационный, количественный, в известном смысле технический признак, ставший водоразделом между двумя крыльями российской социал-демократии, он целиком отодвинул в тень атрибуты неизмеримо более важные.
Если сказать коротко и, как уверен автор, более точно, межа, разделившая партию на „большевиков" и „меньшевиков", была совсем другой, не организационной. По сути, социал-демократами оказались лишь меньшевики. Именно они признали демократию, парламентаризм, политический плюрализм той константой, которая способна предотвратить превращение насилия в универсальный метод социального развития. Для них демократия стала непреходящей ценностью, а не политической ширмой и антуражем. Да, меньшевики вначале не открестились от идола диктатуры пролетариата, но их приверженность к ней все слабела, пока не исчезла совсем.
Большевики, наоборот, чем дальше шли, тем сильнее крепло их убеждение в спасительной роли диктатуры пролетариата. Это были российские якобинцы и радикалы. Не случайно, заполучив в октябре 1917 года неслыханный приз - власть в гигантской стране, большевики посчитали, что это победа не только над буржуазией, но и над своими вчерашними „однопол-чанами" - меньшевиками. „Октябрь означает, - заявил самый верный ленинец Сталин, - идеологическую победу коммунизма над социал-демократизмом, марксизма над реформизмом".
Но почему же большевизм одержал верх? Почему их программа оказалась привлекательной? Почему большевики уцелели, когда стало ясно, что они выражают интересы лишь „профессио-нальных революционеров"? Ответы на эти вопросы могут, на мой взгляд, помочь познать феномен большевизма.
Большевизм как радикальное течение в российском социал-демократизме одержал верх над всеми другими революционными партиями потому, что в решающий, критический момент своей истории смог найти струну, звучание которой отразило интересы большинства народов России. Ленин и большевики блестяще разыграли карту империалистической войны, которая никому, в сущности, не была нужна. Молох войны пожирал все новые и новые миллионы человеческих жизней.
Весть о начале войны вызвала сначала в эмиграции шок, интеллектуальное смятение, а затем быстрое нарастание оборонческого движения. В первых рядах „оборонцев" оказались Г.Плеханов, В.Левицкий, В.Засулич, П.Маслов, Н.Д.Авксентьев, Б.В.Савинков и многие другие видные социал-демократы. Уже в августе-сентябре началось волонтерское движение. Сотни эмигрантов из России, охваченные патриотическим порывом, стали записываться добровольцами в армии стран Антанты. По данным Григория Арансона, в рядах добровольцев оказалось около тысячи российских социал-демократов50.
Но быстро определилась и большая группа интернационалистов, выступивших против империалистической войны вообще. Особо видное место в этой группе социал-демократов занимал Ю.Мартов. Он призывал к объединению всех прогрессивных сил в борьбе против милитаристской политики империалистических государств, предлагал в этой деятельности „не танцевать от печки антибольшевизма", но не допускал и „пораженческих" мотивов в своей позиции. „Неверно, - писал Мартов, - будто всякое поражение ведет к революции, всякая победа - к победе реакции"51.
Ортодоксальные большевики, настоящие „профессиональные революционеры" с самого начала войны заняли иную позицию. Ленин, по словам С.Ю.Багоцкого, узнав 23 июля (5 августа) о том, что немецкие социал-демократы голосовали в рейхстаге за „бюджет войны", тут же заявил: „С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом"52. Перебравшись из Поронино с помощью австрийских депутатов В.Адлера и Г.Диаманда в Швейцарию, Ленин развивает бурную литературную деятельность. Из-под его пера выходят десятки статей, резолюций, призывов. Первой крупной реакцией на войну была резолюция группы революционеров "Задачи революционной социал-демократии в европейской войне", написанная Лениным. Ленин без колебаний написал фразу, которая долгие десятилетия в советской литературе считалась святой: „С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов россии, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России…".53 На этом Ленин не остановился; в ноябре 1914 года в „Социал-демократе" лидер большевиков пошел дальше: „Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг…"54
Ленин фактически выступил за поражение собственной страны и превращение тяжелейшей войны в еще более ужасную, кошмарную - гражданскую. Это было неслыханно. Впрочем, еще после поражения царизма в Порт-Артуре в ленинских статьях звучали мотивы удовлетворения этим событием. Да, война ужасна, но Ленин отвергает идею мира как „буржуазно-пацифистскую". Мир - только через революционную войну55.
Возможно, с точки зрения революционной логики захвата власти ленинская стратегия и верна. Но она глубоко цинична в нравственном отношении. Конечно, одно дело желать поражения российской армии, проживая в чистеньком и спокойном Берне, и другое - находясь в залитых грязью и кровью окопах „германской войны". Но Ленин фактически призывал, чтобы страшным полем этой войны стала вся Россия. Это пропускали мимо ушей. О гражданской войне никто не хотел слушать, ведь никто не верил тогда в социалистическую революцию! Хотя Мартов предупреждал в самом начале империалистической войны, но не был услышан: Ленин хочет „погреть в фракционном фанатизме свои руки около зажженного на мировой арене пожара"56.
- Реформа в Красной Армии Документы и материалы 1923-1928 гг. - Министерство обороны РФ - История
- Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929 - Эдуард Халлетт Карр - История / Разное / Прочая научная литература / Прочее
- Владимир Ленин. Выбор пути: Биография. - Владлен Терентьевич Логинов - Биографии и Мемуары / История
- Воспоминания бывшего секретаря Сталина - Борис Бажанов - История
- Ленин В.И. 100 и 1 цитата - Анастасия Сарычева - История
- Сталин - Дмитрий Волкогонов - История
- Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова - Валентин Антонович Сидак - Военное / История
- Революционер-демократ - Николай Устрялов - История
- История жизни, история души. Том 1 - Ариадна Эфрон - История
- Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки - Рене Павловна Арманд - Биографии и Мемуары / История