Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если вы не в силах наказать человека, который перед телекамерой говорит: Бей жидов, – может быть, тогда вам лучше прямо признаться, что у вас нет власти, и уйти?! – переспросила я.
Этим вопросом я его, наконец, достала. Провокация сработала блестяще. Путин от обиды прямо-таки надулся, его глаза засверкали, челюсть нервно задвигалась и он едва не стукнул кулаком по столу:
– Что вы хотите? Чтобы мы действовали вне рамок закона?! Тогда верните Железного Феликса на площадь! Только не пищите тогда потом! И давайте тогда вернемся к тридцать седьмому году!
* * *Таким образом, в этом странном, случайном интервью, взятом буквально от нечего делать декабре 1998 года, мне удалось совершить короткое путешествие в будущее и подсмотреть Путина образца 2000-2003 годов, мочащего в сортире чеченцев и дающего по башке олигархам и их СМИ. Причем делающего это от собственного же бессилия. Бессилия сделать что-то эволюционным путем.
Уже тогда, на посту директора ФСБ, он хоть и для красного словца, но с явным удовольствием примерял железную шинель Феликса. Которая, правда, пока, к счастью, оказалась ему слегка не по росту.
Что же до фашистов и экстремистов, то президент Путин не только не справился с ними, но стал достойным правопреемником той, старой, примаковско-скуратовской Генпрокуратуры, которую он так робко критиковал в моем интервью. Сегодня, как и прежде, представители спецслужб патронируют рассадники молодых фашистов, а не борются с ними, как это предписывает закон. Организованные отряды скинхедов открыто терроризируют столицу – не говоря уже о провинции. А мои армянские, азербайджанские и еврейские друзья жалуются мне, что уже боятся отпускать своих детей в московское метро и переходы, где фашисты только за 2002 год убили нескольких и искалечили несколько десятков черных подростков. Так что власть, похоже, как и прежде, старается использовать фашистов в своих целях – только теперь, видимо, чтобы напугать общество: если не Путин – то бритоголовые.
Возвращаюсь к моему драматическому интервью с директором ФСБ. Так вот, главная драма заключалась не в его откровениях, а в том, что очень скоро все два часа пленки закончились. А раззадоренный Путин, которому вдруг стало обидно, что его уличили в безвластии и безволии, остановиться уже не мог и все говорил и говорил… Мне пришлось поставить диктофон на паузу, чтобы мигающий огонек микрофона создавал для него уважительную иллюзию записи…
В общем, Немцова мне тогда спасти так и не удалось. Путин съел все без остатка. В смысле, конечно, не самого Немцова, а его интервью.
Изящный выход из неловкой ситуации с бедным Борисом Ефимовичем подсказала мне Маша Слоним. Когда она работала в Лондоне на телевидении Би-би-си, ей как-то раз пришлось брать интервью у министра искусств Великобритании. А камера сломалась. Настолько неожиданно, что после двух часов беседы она обнаружила, что не записалось вообще ни слова. Тогда Слоним без обиняков заявила министру: Простите, но это была генеральная репетиция!
Формула генеральная репетиция Немцову понравилась, и он охотно наговорил мне все свои мысли еще раз.
Я до сих пор еще никогда не признавалась будущему лидеру Союза правых сил, какому чудовищному политическому надругательству я его в тот момент подвергла. Видимо, оправдаться я могла бы только тем, что моя кассета инстинктивно предопределила <Все же, вероятно, имелось в виду слово предвосхитила.;-)> тот самый исторический выбор между либерализмом и авторитаризмом, который потом сделала и вся страна.
* * *Но самым забавным приключением, сопровождавшим мое тогдашнее интервью с главным чекистом страны, стало все-таки не заочное насилие над ростками демократии в лице Бориса Ефимовича, а обед, который после этого мне предстояло провести наедине с Владимиром Владимировичем.
Как Путин кормил меня суши.
Итак, в конце декабря 1998 года я отправилась на свидание с Путиным. Выйдя из здания Известий, я обнаружила, что, конечно же, по своему обыкновению, опаздываю минут на десять (как впоследствии выяснилось, патологическая страсть к опозданиям – это практически единственное, что у нас есть с Путиным общего).
Но в тот момент меня гораздо больше тревожила мысль не о времени, а… о деньгах. По дурацкой привычке я никогда не позволяю ньюсмейкерам платить за меня в ресторанах. А тут речь шла о главном чекисте страны. И я всерьез подумывала о том, чтобы понта ради расплатиться и за него тоже. Я быстренько прикинула, во сколько может обойтись обед на двоих в ресторане Изуми: наверное, долларов в двести… Ни копейки русских денег при себе не оказалось, так что надо было срочно искать обменник.
Прибитые кризисом банки работали кое-как. По закону подлости у меня не нашлось даже мелких денег на такси, так что от одного закрытого обменника к другому я ковыляла через нечищеные сугробы и гололед.
Если кто не знает, сообщаю: девушкам ходить зимой пешком по Москве строго противопоказано. Это доказал мой правый каблук, с омерзительным хрустом отломившийся ровно у третьего обменника. Сердобольный кассир, обменяв мне деньги, выбежал из-за своей стойки и с помощью каких-то подручных средств (кажется, дырокола) попытался кое-как присобачить каблук на место. Причем из-за спешки делал он это прямо на мне, так что я в тот момент прекрасно поняла, что чувствует лошадь, когда ее пытаются подковать. Но все муки оказались напрасными.
Никакой обувной мастерской поблизости не было. Обувного магазина тоже. Я опаздывала уже на двадцать пять минут и решила, что приличней все же прискакать на одном каблуке, чем не явиться вовсе.
Так, опоздав почти на полчаса, я – видимо, подсознательно – заранее отомстила президенту Путину за будущие мучения ожидающих его министров, журналистов и глав государств.
Таксист довез меня до Спиридоновки, и я опознала нужное место по выразительным людям в штатском, пасущимся вокруг Мерседеса (всего лишь пятисотого).
Меня встретил Игорь Сечин, которого я все время, раз за разом, упорно принимала за охранника – из-за его характерного лица и прически.
– Елена Викторовна! Владимир Владимирович уже внутри, он давно вас ждет…
С этими словами будущий кремлевский серый кардинал почтительно пропустил меня внутрь, а сам остался снаружи стоять на карауле.
* * *Как только я вошла в ресторан, то сразу поняла: это место создано специально для меня! То есть специально для девушки, у которой правый каблук аккуратно лежит в правом кармане пальто. Дело в том, что в Изуми тогда было принято снимать обувь. Так что в отдельный кабинет, где меня поджидал директор ФСБ, я вошла уже в полном порядке. То есть босиком.
Он (разумеется, тоже босиком) сидел за низеньким, настоящим японским столиком с небольшой нишей в полу для ног, на специальной низенькой же скамеечке. Путин каким-то непостижимым для меня образом умудрился очень компактненько там уместиться. Я же себя чувствовала как Гулливер на мебели для лилипутов: пристроить коленки было катастрофически некуда, а уж о том, чтобы удобно поесть в такой позе, не могло быть и речи.
Кое– как угнездившись боком, я принялась пытать Путина:
– Слушайте, я заметила, что в ресторане, кроме нас с вами, нет ни одного посетителя. А снаружи что-то слишком мало охраны. Признавайтесь, вы что, здесь весь район, что ли, зачистили ради этого обеда?
– Да ну что вы! – стал оправдываться Путин. – Я просто заказал нам столик, и все… Имею же я право хоть иногда, как нормальный человек, просто пойти пообедать с интересной девушкой, с талантливым журналистом… Или вы думаете, что раз я директор ФСБ, то со мной такое никогда не случается?
– И часто с вами такое случается? – полюбопытствовала я. Тут я почувствовала, что мой вполне шутливый вопрос Путин понял как-то слишком лично – по его губам пробежала какая-то стеснительная полуулыбка, он лукаво опустил глаза и с выражением кающейся Марии Магдалины проронил:
– Да нет… Не очень…
С нарочитой поспешностью я постаралась направить разговор в деловое русло.
– Я вот все пыталась у вас спросить во время интервью, но вы все время уходили от ответа… Понимаю, что вы считаете некорректным в официальном интервью ругать Генпрокуратуру, но сейчас, не для печати, вы можете мне объяснить, что происходит? Они, по нашей информации, готовят какое-то уголовное дело против института Гайдара и против остальных людей, проводивших приватизацию…
– Егор Тимурович – наш друг. Мы его очень уважаем. И ценим его заслуги. Так что я считаю вообще недопустимым такие вещи… – начал вдруг Путин выспренно говорить от лица какого-то сообщества мы.
Я решила ставить вопросы максимально примитивно, чтобы заставить его все-таки дать четкий ответ.
– Хорошо. Но если Гайдар – ваш друг, а Генпрокуратура собирается возбуждать против него и его соратников уголовные дела, получается, что в Генпрокуратуре засели ваши враги?
- Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Иван Игоревич Стародубцев - Политика / Публицистика
- Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин - Политика / Экономика
- Речь перед Рейхстагом 30 января 1939 года - Адольф Гитлер - Политика
- Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин - Маркетинг, PR, реклама / Политика / Публицистика
- Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру - Владимир Бушин - Политика
- Красные больше не вернутся - Олег Мороз - Политика
- Путин после майдана. Психология осажденной крепости - Татьяна Чеснокова - Политика
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Царь-Холод, или Почему вымерзают русские - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Путин. Взгляд с Болотной площади - Сергей Удальцов - Политика