Форма входа
Читем онлайн Солнце и кошка - Юрий Герт
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— А если,— говорил Костровский,— а если я и живу только этой надеждой — опять залечь у вас в больнице?.. Нашли, чем пугать! Да я его спалю, этот театр, пускай только Андрей поможет мне раздобыть керосина!.. Спалю, а сам к вам бегом прибегу!..— Он смеялся, поглядывая то на Андрея, то на мать, но слова его Андрею тоже не нравились. Правда, особого значения он в то время им не придавал. Да и всему остальному также...
Просто — его мать была врачом, а Костровский — ее пациентом, всего-навсего — пациентом, какой он там ни расталантливый режиссер... И все забывалось, и манжеты тоже, когда их вдвоем, откуда-то сбоку, проводили в зал с успевшей погаснуть люстрой, усаживали в центр первого ряда, прямо перед сценой, и занавес, медленно, дразня и разжигая нетерпение, начинал раздвигаться, уползать в сторону кулис...
Однажды только произошел случай, который, как заноза под ноготь, вонзился в его память. Хотя — что за случай?..— пытался он тогда себя уверить.— Пустяк, пустяковина, не больше... Они зашли, как обычно, к Виталию Александровичу в кабинет, и следом сюда заглянул по какому-то делу театральный художник. И что было странного, подозрительного в том, что Костровский попросил его показать Андрею макет декораций к новому спектаклю?.. Странно было то, что когда Андрей вернулся, он сразу почувствовал — в его отсутствие здесь что-то случилось. Какая-то ссора, возможно, или крупный, оборванный его приходом разговор, или что-то еще. Оба стояли в противоположных углах комнаты, мать, спиной к Андрею, поправляла прическу, лица он не видел, но пальцы ее, приминая волосы, дрожали, это видел он отлично, и отлично знал за ней эту привычку — хвататься за сумочку, за пудреницу, за прическу, если вдруг что-нибудь ее расстраи-вало, огорчало, доводило до слез... Виталий же Александрович с безразличным, холодным выражением барабанил по подоконнику, и Андрей почти физически ощутил, что он здесь лишний и мешает, мешает, и макет, о котором, с трудом преодолев тягостную паузу, спросил его Костровский,— понравился ли ему макет...— что этот самый макет тут вовсе ни при чем...
И все. И только. И потом все было как обычно — и зал, и первый ряд в партере, и — месяц спустя — билеты на спектакль, тот самый, для которого художник писал декорации... Но впоследствии Андрей долго не мог избавиться от чувства, что между Виталием Александровичем и его матерью существует нечто, чего он не знает, о чем не может, не должен догадываться.
И он не догадывался. Для себя — делал вид, что не догадывается. Не хотел, запретил себе — догадываться. Он и дальше, наверное, по־страусиному прятал бы голову, не смея догадаться, если бы не сегодня...
Он вошел к себе во двор, держа Иринкин портфель под мышкой. Половину дороги Андрей проделал пешком, устал,— не столько, впрочем, от ходьбы, от налипших на подошвы тяжелых, оскальзывающихся лепешек грязи, сколько от злого дурмана, который клубился у него в голове. Он втиснулся, вкарабкался в троллейбус, был час пик. Иринкин портфель защемило дверью, Андрей потянул, рванул его к себе — у портфеля отскочила скоба, на которой крепилась ручка. Он стоял, прижав портфель к груди, впрессованный, вбитый в толпу, как гвоздь в доску, и пытался сообразить, как приладить к месту проклятую ручку.
В глубине двора, возле гаражей, он отыскал подходящую проволоку, тонкую и жесткую, отломил конец и, подобрав пару камней, завернул в беседку. Здесь он расположился, на узенькой скамеечке, обегающей беседку по кругу. Откинулся спиной на перильце с выломанными зубьями решетки, с наслаждением вытянул сладко занывшие ноги. Взгляд его уткнулся в деревянный столб, один из четырех, подпирающих крышу. Она была собрана из легких планок, столбы же под ней — несоразмерной толщины и мощи, не столбы, а столпы, с глубоко врезанными ножом похабными рисунками и надписями. Весной их густо закрашивали, заливали суриком, но надписи не исчезали при этом, напротив, под слоем краски обретали вид каких-то древних, чуть ли не ассирийских каких-нибудь, от века существующих письмен, эдаких «законов Хаммураппи»...
Тут, на «пятаке», вечерами сходились ребята со всего двора, то есть — не со всего, это так говорилось — «со всего», на самом же деле семь или восемь ребят, которые постоянно держались кучкой и с которыми, живя в одном дворе, нельзя было не считаться. Здесь крутили до полночи маг, дурачились, вопили на разные голоса не хуже битлов, и рвал гитару, завывая — куда там Биллу Хейли! — Алька-Американец, здесь в темноте пускали по рукам бутылку, весело и грязно сквернословили, рассказывали жуткие, невероятные истории — о смертельных драках, воровских шайках... Особенно часто говорили — о девчонках, о женщинах. Еще до того, как мать начала припрятывать от него «Декамерон» и Мопассана, Андрей слышал тут о таком, чего не найдешь ни в каком «Декамероне»... Все это было стыдно, гадко, но захватывало. И лишь когда Костыль, в запале, принимался рассказывать о своей матери, приводящей чуть не каждую ночь нового «квартиранта», Андрея мутило...
Как-то раз он не выдержал:
— Зачем ты?.. Ведь она тебе — мать!..
Что-то такое, что-то в этом примерно роде сказал он Костылю, и гогот в беседке оборвался, замер... Был поздний вечер, густая темнота наполняла беседку — по вечерам здесь, у гаражей, всегда бывало темно — и во мраке, словно две сигареты при затяжке, дикими белыми огоньками вспыхнули у Костыля глаза.
Он успел произнести всего несколько слов, точнее— пробормотал, просипел их через силу, потому что Андрей кинулся к нему, стиснул на горле воротник и сжимал все туже, скажи Костыль еще слово — и он бы его задушил...
Кое-как их разняли, растащили, Алик-Американец с трудом расцепил пальцы Андрея, оторвал от воротника.
— А ты — бешеный....— удивился он.— Во дает, Отрок-то наш!..
Костыль в темноте долго отхаркивался, растирал шею, компания веселилась, потешаясь над ним. Андрей молчал. Он сделал то, что должен был сделать, но — странно — героем себя не ощущал. Напротив, какое-то щемящее чувство вины перед Костылем возникало у него всякий раз, когда ему встречалась во дворе мать Костыля — такая же, как он, длинная, тощая, с нездоровым, серым лицом и выщипанными в ниточку бровями... Все успели забыть о той истории, пожалуй, и сам Костыль тоже, но Андрею она не забывалась, он искал случая чем-то загладить свою вину. И рад был, когда случай такой нечаянно подвернулся.
Во Дворце спорта, в фойе, открыли городскую выставку детского рисунка. Шел чемпионат по боксу, в перерывах узкое пространство между стендами захлестывала плотная толпа. Распаленные схватками на ринге, болельщики с азартом обсуждали проведенные раунды, спорили, строили прогнозы, какие-то гривастые девицы протискивались к сувенирным столикам, школьники выменивали спортивные значки... Андрей, потный от стыда, стоял рядом со своим стендом. Никому здесь не было дела до их акварелей, рисунков... Правда, он замечал: иные лица, вынырнув из круговорота, светлели, как будто на них внезапно падал яркий солнечный луч — и не исчезал, они уносили его с собой. Но таких было мало. Какой-то старик, сухопарый, высокий, величественный, как памятник, произнес громко, ни к кому не обращаясь:
— Что это — клен, ясень, дуб?.. В прежние времена живописцам полагалось знать ботанику!
И отошел, опираясь на трость со старинным, из желтоватой слоновой кости, резным набалдашником.
Выждав, пока толпа схлынет — ударил гонг —־ перед Андреем остановился мужчина средних лет, коренастый, упитанный, с курчавыми бачками на сытых щеках. Говорил он значительно, немного в нос, разглядывая Андрея с покровительственным интересом. Коллекционер,— отрекомендовался он.— Собирает медали — насчитывается около двух тысяч — и детские рисунки. А также — но это между прочим — ошейники для собак, попадаются крайне любопытные, удивительные экземпляры, Андрей при желании может на них взглянуть, оценить глазами художника... Ну, а пока — речь о другом: «Хоккеисты», да, да, вот эта маленькая картинка, очень забавно, непосредственно, и что-то есть от раннего экспрессиона...
— Я заплачу,— сказал он.— Краски, развлечения, билеты в кино — для всего нужны деньги, я понимаю... Хотите пять рублей?
Под его уверенным, наглым взглядом в упор Андрей растерялся, пробормотал что-то невнятное:
— «Хоккеисты»?.. За пять рублей?..
— Это не так мало... Ио мы поладим...
— Купите лучше ошейник, еще один, для коллекции....
Тут же, на глазах у коллекционера — несмотря на «экспрессион» и респектабельные бачки, глаза у него были жуликоватые, прохиндейские — Андрей содрал со стенда, помяв даже немного в спешке, «Хоккеистов» и отдал обалдевшему от радости мальчугану, который вертелся возле, дожидаясь, пока из буфета вернется отец. Свою награду — диплом участника выставки — Андрей разорвал и сунул в урну, затолкал в груду бумаги, папиросных коробок, стаканчиков от газировки и мороженого. С этим покончено, решил он, в студию больше — ни ногой...
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Солнце и кошка - Юрий Герт бесплатно.
Похожие на Солнце и кошка - Юрий Герт книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Мираж - Юрий Герт - Современная проза
- Избранное - Юрий Герт - Современная проза
- Женщина в мужском мире - Ева Весельницкая - Современная проза
- Плач юных сердец - Ричард Йейтс - Современная проза
- Приключения Махаона - Место под солнцем - Игорь Дроздов - Современная проза
- Покидая мир - Дуглас Кеннеди - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Рос и я - Михаил Берг - Современная проза
- Остров Невезения - Сергей Иванов - Современная проза
