– Нет, не дурацкий, и это даже не совсем сон, – возразил Мак. – Я видел. Ты такая, когда спишь. То есть когда твое тело спит, твоя душа имеет вот такую форму. Форму собаки. У каждой души есть вторая форма. Это еще не сама душа, она спрятана глубже, это ее другое тело, ночное, сонное. И ты собака. А щенята – души твоих детей. Они еще не рождены, но уже витают рядом с тобой, пьют, как молоко, твои соки. И ждут, пока ты дашь им тела.

– Зайка, ты меня пугаешь, – призналась Диана. – Лучше поспи.

– Нет, это нормально. Ничего страшного.

– В том, что я собака? Ты же боишься собак.

– Это я в дневном теле их боюсь. То есть мое дневное тело боится. А в другом, сонном теле, я собак совсем не боюсь.

– А какое у тебя сонное тело?

– Точно не знаю, я ведь не вижу себя со стороны. Но мне кажется, что птица. Когда я в ночном облике, то вижу мир так, как птица, наверное, видит – с небольшой высоты и в две стороны. Думаю, что я птица. Ворона, например. – Через пять минут Диане показалось, что Мак уже спит, но он вдруг внезапно добавил: – Хорошо, что ты не змея. В своем сонном теле я очень боюсь змей.

Канцона XXVI

И потому в аду они сошлись…

Приготовление пищи начинается с покупки ингредиентов. Бродя между полками и холодильными прилавками в гипермаркете, Катаев сочетал продукты в уме и составлял из них различные блюда. И думал о жизни.

Павлу Борисовичу нравилось готовить. Прежде всего потому, что он любил хорошо и вкусно поесть. Доказательством этой его склонности служило небольшое брюшко, нависшее над брючным ремнем. Худой повар вызывает сомнения и подозрения. Повар должен быть слегка полноват. Как Павел Катаев. Весьма возможно, что из Катаева мог получиться неплохой повар.

И сам он был бы при этом намного счастливее. Не только результат, но и процесс приготовления пищи приносил Катаеву удовлетворение. Гораздо большее, чем расследование уголовных преступлений. Ведь, по правде говоря, следователем Павел Борисович был не ахти каким.

Да, лучше бы Катаев стал поваром. К тридцати годам он вполне мог дорасти до должности шеф-повара в большом и хорошем ресторане: стоял бы на кухне, в белом халате, толстый и важный, а вокруг шныряли бы поварята в больших колпаках, с маленькими кастрюльками и сковородками в руках.

Катаеву понравилась эта воображаемая картинка, и он мысленно сделал стоп-кадр.

Большинство людей в современном обществе глубоко несчастны потому, что принуждены волею обстоятельств и по логике существующей экономической системы заниматься не тем, для чего родились.

Возможно ли было для Павла, чтобы его судьба и карьера сложились совершенно иначе? Мог ли он, отличник и знайка, после школы пойти учиться в какой-нибудь кулинарный техникум или, как это сейчас называется, колледж? Нет, никто бы ему не разрешил. К тому же он и сам ничего не знал о своем истинном призвании до того, как стал жить один. Раньше он не пробовал готовить, если не считать яичницу с колбасой. В родительском доме кухню узурпировала мать. Только она постоянно готовила еду. Этот вечный борщ, кроваво-красный от тертой свеклы. И тираническое «ешь, что дают!». И истерическое «мать готовила, старалась, а он нос воротит!» Павел ненавидел свеклу и все производные от этого кошмарного корнеплода. Павлу казалось, что свекла, подобно мандрагоре, произрастает на местах преступлений, жестоких убийств. Павлу казалось, что в одной из прошлых жизней жена отравила его свеклой. Вероятно, подсыпала цианистый калий в борщ. Или растолкла крысиный яд и заправила отравой свекольный салат. Или это была селедка под шубой, под шубой из тертой свеклы, только это оказалась не селедка, а ядовитая японская рыба фугу, поскольку Павел был тогда японским самураем. Павел верил, что одну из своих прошлых жизней закончил именно так. Поэтому в этой жизни ненавидел свеклу. И женщин. Особенно сочетание свеклы и женщин.

Борщ готовился один раз и на всю неделю. Огромная кастрюля с борщом ставилась в холодильник. Для того чтобы она помещалась в холодильник «Юрюзань», сняли одну из поперечных решетчатых полок. И всю неделю полагалось есть борщ. Который, согласно официальной идеологии, согласно непререкаемой кулинарно-религиозной догме, становился вкуснее и полезнее с каждым днем. Спорить с этим означало впасть в смертный грех, ересь, отколоться от русской традиции, стать ренегатом великой русской идеи. Вчерашний борщ вкуснее свежего – это столп и основа русской мысли, византийства и мессианства русского народа, это прозрение и дар, великий вклад русской культуры в мировую цивилизацию.

Похожее открытие есть, кажется, только уко-рейцев. Они так готовят свое лучшее национальное блюдо: в котел, стоящий посереди площади на солнцепеке, бросают мясо, рыбу, корнеплоды и травы. Все это загнивает пару недель. Процессы брожения превращают содержимое котла в густую и пахучую жижу. Когда вонь из-под чуть приподнятой крышки сшибает в обморок тестового среднестатистического белого туриста, блюдо считается готовым, и все селение устраивает пир. Это называется корейский борщ. Или не борщ. Но вполне могло бы называться и так.

Каждый вечер мать отливала немного борща из большой кастрюли в маленькую, разогревала и подавала на стол. Это был ужин. Одно и то же блюдо каждый день. По утрам разрешалось сделать себе яичницу с колбасой, бутерброды, отварить сосиски. Завтрак всегда становился праздником. На обед полагалось есть тот же борщ. Павел возвращался из школы, когда родителей еще не было дома, поэтому должен был разогревать борщ самостоятельно. Но мальчик предпочитал варить себе суп из пакета – продавались такие пакеты, суп куриный с вермишелью, еще задолго до кубиков Магги. Ужинали вместе, и борща никак не удавалось избежать. Такой ужин Павка с радостью отдал бы злейшему своему врагу. Пусть сдохнет, собака.

Отец ел с мрачной решимостью. Павка ковырялся ложкой в тарелке, вызывая проклятия матери на свою белесую голову. Отец молчал или поддерживал мать.

Иногда, утаив от матери – распорядительницы семейного бюджета – немного денег, создав заначку или, как теперь принято говорить, стабилизационный фонд, отец брал Павку погулять. Подозрительной маме говорилось про кино или футбол. Но шли они не в кинотеатр и не на стадион. Они шли в кафе, в гриль-бар, иногда даже в ресторан. Заказывали солянку, люля-кебаб, котлеты по-киевски, бефстроганов и даже шашлык. И ели, уплетали за обе щеки, и чувствовали, что совершают страшный грех, святотатство, и от того было еще вкуснее, еще радостнее. Запивали нарзаном, холодным и колким от пузырьков газа, и отец говорил: «Вот так надо жить, сынок! Запомни…»

Сам отец никогда не мог жить так, как хотел. И виной были не деньги, которых было вполне достаточно. Покупали и машины, и дачи, и дубленки, и итальянские сапоги, даже японский магнитофон завели. Виной стали женщины. Жена и теща. Которые решали, куда тратить деньги, сколько накопить и как израсходовать, да и вообще: как жить, что есть, о чем говорить.

Ведь можно было и маму взять в ресторан! Так думал Павка, и так они с отцом делали несколько раз. И радость оказывалась отравленной. На протяжении всего пира в заведении общепита приходилось сдерживать эмоции, не выдавать меры своего удовольствия и периодически замечать, что дома, конечно, гораздо вкуснее. Что пампушки бабушки – это почти непревзойденный кулинарный шедевр. Вкуснее лишь жаркое, которое готовит мама на дни рожденья. Да что там, ежедневный мамин борщ куда лучше всех тутошних изысков! И сюда они зашли только для разнообразия. Чтобы сравнить и в очередной раз убедиться. Ну, и так далее.

А после, по дороге домой, мама производила расчеты: на сколько дней этот ужин отдалил приобретение Павке новых ботинок.

И хотелось крикнуть: «Да шут с ними, с ботинками! Жизнь так коротка, так трудна, так безынтересна! Для чего же упускать хотя бы мгновения счастья, ничтожные радости, зачем?»

Но Павка не мог говорить такими словами, потому что огненными буквами в небе светился ответ: что ты знаешь о жизни, мальчишка? Взрослые почему-то думают, что знают о жизни больше, изучили ее лучше, потому лишь, что жили длиннее, но ведь это не так, и чтобы узнать вкус океана – не обязательно выпить его весь, до самого дна Марианской впадины, достаточно попробовать одну каплю – он соленый, он весь соленый, да… Также и наша жизнь: порой достаточно прожить один день на этой Земле, чтобы понять, каково это на вкус – быть живым, быть человеком. Это соль и горечь, вот каково оно на вкус! Но взрослые не понимают, никогда не поймут, и Бог на их стороне, потому что Бог тоже взрослый, вполне возможно Он даже старик – и что Он может понять в таком случае?

Хотелось, чтобы это сказал отец. Но он молчал. На его лице стояла печать вины. Именно стояла, как на важном государственном документе, большая, синяя: я виноват перед тобой, дорогая супруга, поэтому вечно буду молчать и терпеть унижения, чтобы искупить свою вину, но даже так я никогда не искуплю ее, потому что она неискупаема. И Господь может простить, Господь Сам спустился в Ад и вывел оттуда за руку некоторых грешников, но ты не простишь, потому что мой грех непростителен, и наказание мне – рабство и унижение навечно.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 50

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу AD - Герман Садулаев бесплатно.

Похожие на AD - Герман Садулаев книги

Прогноз погоды в доме - Елена Логунова - Детектив
Она в моем сердце - Татьяна Полякова - Детектив
Мертвец в каменоломне - Руфус Кинг - Детектив
Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
Белые ночи, синие дни - Анна и Сергей Литвиновы - Детектив
Дверь, ведущая в ад - Евгений Сухов - Детектив
Белые мыши - Николас Блинкоу - Детектив
Черный омут зависти - Яна Уайт - Детектив
Рискни - Сэм Кэррингтон - Детектив / Триллер
Достаточно одной таблетки - Наталья Андреева - Детектив

Оставить комментарий