от этого…
Антона талант имеется, и это я говорю тебе не как твой отец, а как преподаватель с многолетним стажем!
Отец говорил, а Зоя смотрела на его дрожащую руку, пытаясь при этом не замечать одуряющий запах гниловатой дыни, который исходил от Игоря Борисовича.
Решение было принято, в мед она возвращаться не намеревалась, и дело было не в ее таланте, а в том, что она не могла.
Не могла и раньше, и тем более теперь, после того, как обрела дар слышать все эти запахи.
Запахи человеческих болезней и немощи. И даже запах смерти.
Рука отца стала подрагивать сильнее, и Зоя произнесла:
– Папа, я приняла решение уйти из меда еще до знакомства с Антоном и уж точно до его гибели. И ничего на круги своя не вернется, ведь после смерти мамы мы тоже пытались делать вид, что все стало опять нормальным, но это была иллюзия, и ты сам прекрасно это понимаешь.
После смерти мамы, которая нырнула и не вынырнула. И после смерти Антона, который сел в автомобиль и не доехал.
Игорь Борисович, взглянув на дочку, произнес:
– Не торопись с принятием решения, давай поговорим. Вот и Павлик считает…
Зоя, вставая со стола и отходя к двери (там запах тоже ощущался, но не так явственно), отрезала:
– И замуж за Павлика я тоже не выйду. Я уже обо всем этом говорила и менять решение не намерена. Но я хочу поговорить с тобой не об этом, папа…
Отец, водружая очки на нос, недовольно произнес:
– А о чем тогда?
Зоя, избегая смотреть на Игоря Борисовича, сказала:
– Папа, быть может, я ошибаюсь, но у тебя есть проблема…
Отец непонимающим голосом ответил:
– Что за проблема, дочка?
Она наконец посмотрела на него и тихо сказала:
– Ты ведь был уже у специалиста? Думаю, да, ты ведь сам наверняка это заметил.
Отец в волнении снова снял очки, да так неловко, что те полетели на клавиатуру.
Ну да, знал. И у специалиста был.
– Дочка, о чем это ты? Я не понимаю, мне не нравится твой тон…
О, отец прекрасно понимал, и Зое стало очень жаль его. Она ведь не с обвинениями к нему заявилась, а чтобы предложить помощь.
Хотя как она могла ему помочь?
Невзирая на запах гниловатой дыни, она снова подошла к отцу и обняла его.
– Папа, понимаю, что Паркинсон неизлечим, однако можно купировать симптомы. Да и наверняка имеются новые медикаменты, я вот прочитала кое-какие статьи…
Ее взгляд случайно упал на экран компьютера, и она поняла, что отец читает ту же самую англоязычную статью о новейших способах лечении болезни Паркинсона, которую и она днем ранее отыскала на сайте одного солидного зарубежного медицинского издания.
Отец попытался быстро закрыть «мышкой» сайт, но у него ничего не получалось, потому что рука у него начала буквально ходуном ходить. Осторожно накрыв его ладонь своей, Зоя навела «мышку» на нужный крестик и свернула сайт.
– Все в порядке, папа, все в полном порядке…
Но ведь ничего в порядке не было, зачем она тогда это говорит?
Отец, отстраняясь от нее, заявил:
– Не понимаю, о чем ты, дочка! И вообще, оставь меня в покое, мне нужно работать над статьей!
Ни над какой статьей он не работал, искал в Интернете сведения о новейших способах лечения Паркинсона.
Вряд ли ему как детскому хирургу это требовалось для своей работы.
Зоя, чувствуя, что вот-вот расплачется, сказала:
– Папа, нас осталось только двое, ты да я. Поэтому нам надо держаться вместе. Да, это хроническое и прогрессирующее заболевание, но мы приложим все усилия, испытаем все средства…
Отец, странно взглянув на нее, поднял вверх свою правую руку, и Зоя увидела, что та продолжала мелко дрожать, хотя отец и успокоился. Потом он сделал то же самое с левой.
– Я заметил первые симптомы еще до смерти мамы, но ей говорить не стал. Хотел потом рассказать, но она… умерла.
Ну да, нырнула и не вынырнула.
– Помнишь те мои проблемы с пищеварением? Ну, мы думали, что это все из-за неправильного питания в университетской столовой, мама мне готовила все вегетарианское и полезное, и так при этом старалась! На самом деле это было первым признаком, еще до начала активной фазы…
Зоя в оцепенении смотрела на отца. Он был болен уже много лет и все время молчал. И она так ничего и не узнала бы, если бы…
Если бы не приобрела этот дар чувствовать запах. Запах Паркинсона.
И, судя по всему, не только его.
– Потом появились и другие симптомы, но мама к тому времени уже умерла. Когда я ездил в Москву на научные конференции, то консультировался там со специалистами. У нас в городе специалистов такого уровня нет, а если бы и были, я бы к ним не пошел, потому что, сама знаешь, это рано или поздно вылезло бы наружу…
Зоя закусила губу, вдруг поняв, что на какое-то время даже перестала замечать запах гниловатой дыни.
Перестала замечать, но ведь он не исчез.
– Анализы подтвердили, да, Паркинсон. Я стал принимать одно французское лекарство, которое, надо признать, сильно помогло. Я даже решил, что удалось остановить развитие болезни. Но нет, через год она вернулась с утроенной силой.
Он снова поднял вверх подпрыгивавшую руку.
– И это уже не начало, дочка, но далеко и не конец, ты ведь сама знаешь. Я уже сдал большую часть операций своим ученикам, а вскоре придется отказаться ото всех. Последний раз у меня четырежды за время операции выскальзывал скальпель, только так я мог скрыть, как сильно у меня дрожат руки. Кажется, теперь шушукаются, что я начал выпивать, но уж пусть лучше думают, что я предаюсь классическому греху хирургов, чем поймут, что у меня Паркинсон!
Зоя обняла отца и поцеловала его в щеку. Запах гниловатой дыни буквально сбивал ее с ног, но чем бы ни пах Игорь Борисович, чем бы он ни болел, он был ее любимым папкой.
Папкой, страдающим тяжелым, неизлечимым хроническим заболеванием.
– Да, за этот год симптомы стали явными, и их уже не скрыть. Это поставит жирный крест на моей карьере детского хирурга, потому что оперировать я не смогу. Да и не рискну, потому что не захочу стать причиной чьей-то смерти из-за того, что я калека!
– Никакой ты не калека, – заявила Зоя, снова обнимая отца, – это всего лишь болезнь! Ты ни в чем не виноват!
Отец горько усмехнулся.
– Думаешь, дочка, от этого лучше? Ну да, я
