Форма входа
Читем онлайн Из моей копилки - Константин Коничев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Я работал с ним. Не могу пожаловаться – директор как директор. Работящий, трезвый, спокойный, когда надо веселый, когда надо серьезный. Одним словом, умеренный.
Но в одном перебарщивал, имел крен. Подумавши о времени, и этот крен можно объяснить и милостиво простить ему.
Издается, скажем, книга повестей и рассказов Н. В. Гоголя под общим названием «Миргород». Все на месте, все нормально. Но Иосиф Николаевич задумывается над заголовком книги. Слово «Миргород» с обратной стороны читается так: «дорог Рим». А Рим, как известно, в те (времена вмещал в себе фашистскую власть Муссолини. «Что делать?» – задумывается Иосиф Николаевич и бежит согласовывать и утрясать вопрос о названии книги Гоголя, никогда не подозревавшего, что через сто лет после первого издания к ее заглавию будут придирки.
Дело о Миргороде – кончилось миром. Книга вышла, как и полагалось.
Но в другом случае Иосиф Николаевич проявил самостоятельную решимость. В Архангельске есть знаменитый памятник Ломоносову работы скульптора Мартоса.
Великий ученый изваян в бронзе во весь рост, в тоге древнеримского ученого. Крылатый гений стоит перед ним на коленях и подает ему лиру…
Изображение этого памятника решили во всей красоте поместить на обложку книги местного краеведа В. Тонкова, составившего путеводитель по Архангельску.
Иосиф Николаевич изумился, возмутился:
– Как же так? В наше время – и вдруг ангел подает ученому мужу какую-то балалайку? Ангел с крылышками! Да пристойно ли это? Тут крамола наверняка и несомненно! – берет директор напильник и аккуратненько на клише удаляет у гения оба крылышка. К чему они?
Так и вышла книга с обезображенным рисунком памятника.
– Иосиф Николаевич, что вы наделали?
– Ничего особенного: умный не заметит, а глупый скажет – так и надо.
– Интересно, а если бы вы имели власть, то, наверно, и с памятником проделали бы такую операцию?..
– Подумал бы, прикинул бы, согласовал бы, а потом уж…
66. ДВА КАПРИЗА
ПРИ ЖИЗНИ Горького меня приняли в Союз писателей. Прислали кандидатскую карточку с факсимиле великого писателя и с подписью тогдашнего секретаря Союза Щербакова, имя которого после его смерти ненадолго было присвоено городу Рыбинску.
Документ, конечно, меня обрадовал.
Архангельская писательская организация провозгласила меня своим уполномоченным – тогда еще ответственных секретарей не было – и направила меня в Москву на пленум Союза, дабы стать в курсе писательских дел.
Приехал. Нужен ночлег, а Москва гостиницами еще не была богата.
В Союзе писателей служил некто популярный устроитель по частым ночлежным квартирам и похоронным делам Арий Давыдович.
Правда, в своей деятельности он иногда допускал легко исправимые ошибочки, например, он заказал гроб для умершего Ивана Никаноровича Розанова, а адресовал его Ивану Никаноровичу Молчанову, чем не весьма обидел усопшего, и не ахти как порадовал здравствующего поэта.
Впрочем, я не об этом. Арий Давыдович дал мне записочку с адресом к одной благодетельнице. Прихожу. Квартира – три комнаты. Хозяйка откормленная, тяжеловесная. На пальцах золото, на запястьях тоже, на шее и на груди разноцветные бусы, брови густые, в глазах глубокая пустота, говорит с отзвуком в ноздрях. А лет ей за полсотни. Берет она у меня Ариеву записочку, а вместе с ней и десять рублей за ночлег, показывает комнатку с кроваткой и табуреткой:
– Устраивайтесь. Никто вас здесь не потревожит. Вот тут умывальник, туалет… Ботинки снимите, вот вам тапочки…
Но спать еще рано. Кто же вечером спит? От безделья знакомлюсь с домашней работницей: чья, отколь, получаешь сколь и так далее. Она отвечает:
– Мы звенигородские, из колхоза ушедши. Куда денешься, пришлось в городской хомут влезть. А платит хозяйка помесячно двадцать рублей на ейных харчах, а работка всякая. А спанье мое в кладовке, вот глянь. Сами на бархате спят, а я вот туточки. Ни повернуться, ни ног протянуть…
Я не стал ее больше ни о чем расспрашивать, накинулся на хозяйку и говорю:
– Не знаю, кто вы такая и знать не хочу. Вижу, что вы ужасная эксплуататорша. Смотрите, в какой темнице содержите домработницу! Хуже тюремной камеры. Я тоже в деревне батрачил, но там я спал рядом с хозяином на полатях. Оба вместе на потолочинах сучки пересчитывали, да тараканьи бега устраивали. Не буду я у такой чуждой элементки ночевать! Звоните Арию Давыдовичу, пусть направит меня по другому адресу…
Хозяйка закрылась в своей богато обставленной комнате, слышу, верещит по телефону:
– Арий Давыдович, вы мне сегодня прислали очень неуживчивого клиента. Завел ссору и не желает у меня ночевать, требует, чтобы его отвели в другое место. Пожалуйста…
Прошло несколько минут, приходит какой-то посланник от Ария Давыдовича и вежливо предлагает мне поехать с ним в Замоскворечье на ночлег к одной нуждающейся, так он и сказал, писательнице. Я согласился, быстро оделся, взял у хозяйки выброшенную на стол десятку. Хозяйка успела мне вслед сказать ласковые слова:
– Никогда я ваших книг не видела, не читала, и не знаю, кто вы, но знаю, что вы сегодня у меня из бюджета вырвали десять рублей. Этого я не забуду, каприз с вашей стороны не благородный…
Уходя, я простился с домработницей и пожелал ей счастливо вернуться в деревню.
Провожатый доставил меня на ночлег к пожилых лет писательнице.
Ее уже нет в живых, и поминать по имени нет надобности.
Писательница вскипятила воду на примусе, заварила чай, за чаем завела беседу о нравах писателей, кого-то хваля, кого-то понося. Затем стала читать собственные стихи, после стихов – рассказ о том, как батрачка вышла из-под власти кулака и стала депутаткой райсовета.
Я молча слушал и не мог ни хвалить, ни хаять.
Писательница тяжело вздохнула и сказала:
– Печатаюсь очень редко. Приходится по милости Ария Давыдовича пускать ночлежников для прожиточного минимума. Кстати, с вас десять рублей, такая такса.
– Извините, вот вам десятка. У нас на Вологодчине раньше на постоялых дворах ночлежники рассчитывались после ночлега.
Она взяла деньги и сказала:
– Вижу, мои произведения вас не затронули. А вот теперь я вас удивлю необычайно. Хотите?
Десятку спрятала в комод, с комода достала папку и раскрыла на столе отпечатанную на машинке рукопись, испещренную на полях пометками.
– Это моя повесть. Читал сам Горький. Здесь сто сорок восемь его пометок. Снова работала, но повесть пока нигде не могу пристроить… Носила в одно место этот черновик с горьковскими пометками, дают за него триста рублей. Дешево! Это же Горький! А не хотите ли дать все пятьсот… Попридержала. Знаю, дадут, да и прибавят. Это же Горький!
– Это же спекуляция именем великого писателя! – не выдержал я. – Вы, пожилая женщина, постыдились бы торговать горьковской, оказанной вам помощью. Вот вам и нравы, а вы тоже не правы. До свидания. Пусть останутся вам мои десять рублей, а ночевать я у вас не стану. Можете считать капризом с моей стороны, но не могу…
Кое-как я провел ту ночь на Северном вокзале.
Наутро пришел на пленум Союза писателей с заспанными глазами и больной головой…
67. ДОМ ЗИНГЕРА
В ЛЕНИНГРАДЕ, на Невском проспекте, напротив Казанского собора, находится широко известный Дом книги. Этот дом до революции принадлежал миллионеру Зингеру и компании, сбывавшим в России швейные машины. Свыше тысячи агентств в нашей стране служили капиталисту, а некоторые из них тайно совмещали и службу иноземной разведки. Почти каждый раз, проходя мимо этого весьма заметного дома, занятого книжной торговлей и всевозможными издательствами, я вспоминаю случай из моей школьной жизни. Отчасти этот случай мною использован в книге «К северу от Вологды», но там я приписал факты другому персонажу книги. Такое у авторов бывает и не возбраняется…
А было так:
Зимой, в году четырнадцатом, в азартной игре «в перышки» навыигрывал я у ребятишек небольшой капитал – пятнадцать копеек и предусмотрительно на эти деньги купил пять трехкопеечных открыток. И, по рекламе сытинского Всеобщего календаря, стал выписывать бесплатные прейскуранты на различные товары. Зачем мне понадобились прейскуранты и что тогда у меня было в голове, сейчас затрудняюсь ответить. Наверно, затем, что они – бесплатные. Не думал же я тогда о такой форме связи деревни с городом.
Послал открытку в Ижевск на оружейный завод Петрова, требуя прейскурант ружей и револьверов. Другая открытка полетела в Москву поставщику часов Павлу Буре. Третья, как сейчас помню, в Питер на Садовую улицу неким Винокурову и Синицкому с просьбой выслать срочно прейскурант всех музыкальных инструментов – от балалайки до фисгармонии включительно. Четвертую тоже в Питер, компании Зингер, а пятую предусмотрительно оставил про запас, на случай напоминания.
Не посетую, аккуратны были рекламные конторы этих фирм. Недели через две я располагал полными сведениями о ценах на ружья, на часы, на гармонии и мандолины, а главное, все товары, от которых глаза разбегались, были изображены на отличной меловой бумаге и всего за трехкопеечную открытку. А на разноцветных пакетах закончилось отпечатанным на машинке: «Вологодская губерния, Устьянская волость, дер. Поповская, господину Коничеву Константину Ивановичу».
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Из моей копилки - Константин Коничев бесплатно.
Похожие на Из моей копилки - Константин Коничев книги
- За Родину - Константин Коничев - Советская классическая проза
- Свет моих очей... - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Тетка Улита - Валентин Распутин - Советская классическая проза
- «Бешеная тетка» - Красавицкая Мария Петровна - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Струны памяти - Ким Николаевич Балков - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3) - Александр Филатов - Советская классическая проза
- Честь - Антон Макаренко - Советская классическая проза
