камнями и калитку, напоминавшую больше мини воротца. Вот они проехали мимо похожего на театр здания, но это был скорее дом главы Района, из раскрытых дверей которого на широкое крыльцо лилась музыка, дамы с кавалерами кружились в танцах. Занесённые снегом сады казалось кружили в едином ритме вместе с людьми. Возле здания собралось приличное множество карет, бричек и дилижансов.
В сегодняшнем мире было столько стилей, как в архитектуре, так и в одежде, что попавший сюда древний человек ужаснулся бы такой эклектики.
Попался им и торговый караван.
Проехав пару километров, вырулили к колдовской Лавке. Деревянная арочная вывеска «Лавка Волхвов», протянувшись гибкой змеёй через узкую дорогу, встречала их яркими лампочками. Длинная лента прилавков стояла под высоким цветастым пологом, приткнувшись по левую сторону от дороги. Окружённая тепло-завесой и защитой, Лавка была открыта круглосуточно и здесь любой колдун, ведьмачей и даже воин мог купить себе оружие, краску, шнуры, ленты, нитки, иголки… В общем всё, что было нужно в обиходе и для похода. Продавцы кто спал, кто бодрствовал. Клиентов же в позднее время суток было мало. Но они всё равно были.
На углу Лавки приткнулся круглосуточный продовольственный магазин, и Кощей спрыгнул на лету, чтобы быстро прикупить только что зажаренной говяжьей колбасы, копчёной рыбы и пару батонов днём испечённого хлеба. Догнал Скоморох их на перекрёстке, где Сила остановился, чтобы пропустить еле ползущий караван.
Ещё через пару десятков километров, оставив позади блестящие и залитые светом улицы, они выехали через массивные металлические ворота на пустырь. Некоторое время ехали вдоль глубокого обрыва, объезжая высокий холм, а когда оказались по другую его сторону свернули к мосту. Ворона тут же встрепенулась, стоило коням ступить на металлическую громадину. Сила сам был здесь второй раз. В своё время всю Большую Столицу объездил, и какой-то чёрт их занёс в это место. Бросив вниз взгляд, Медведь отметил, что под мостом так же, как и когда-то давно находилась огромная свалка. В здоровой расщелине, что уходила километров двадцать вниз и в ширину была километров пять, перерабатывались отходы. Специфика уничтожения ненужного продукта была вот какой: колдуны обрисовывали отдельный участок рунами, заключали отмеченную массу в уничтожающий ворожбеной знак, и после поджигали их. Огонь, что поглощал мусор, и дым, что поднимался от него, сохранялись внутри купола до тех пор, пока отходы не становились пеплом. Но и потом, на сам пепел колдуны накладывали несколько рун, заключая его в шар, чтобы и памяти не осталось от ненужного продукта.
Процесс был сложным, это для тех, кто развесив уши, слушал рассказ, могло показаться — раз плюнуть. Однако чтобы сжечь, например, двадцать метров, нужно было готовиться полдня. Сжигался мусор вечером или ночью, когда народ разбредался по домам. Огни, что при сжигании мигали внизу, были яркими и для глаз опасными. Однако Ворона, заприметив внизу огонёчки, тут же навалилась на Медведя и стала зыркать вниз, довольно поёрзывая на мягкой сидушке.
— Ворона… — взволнованно говорила она, указывая пальцем на «светлячков». — Бусики… Ворона… Ворона… Бусики, бусики, бусики, бусики…
— Да успокойся ты, — бурчал Сила, погоняя коней, которые стали идти медленней. — И не смотри много на них. Глаза потом будут красные. И болеть будут. Слышь, чего говорю.
— Ворона, — довольно сказала Ворона и часто закивала. Затем посмотрела на Силу.
— Сядь, — гыркнул Могильщик, и Ворона тут же села прямо, но продолжила ёрзать. А через два удара сердца резко повернула голову в сторону Кощея и упырёнка, с их стороны мелькали огонёчки тоже. И конечно же, вампирёнок так же, как Ворона, не оставил их без внимания. В темноте мусор плохо был виден, к тому же шёл снег. Но именно благодаря снегу колдовские «светлячки» казались более заманчивыми и интересными. По-детски волшебными.
— Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повториться всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.[2]
Даже Ворона, забыв об огоньках, уставилась на упырёнка, который продолжал важничать и радоваться тому, что радовало только его и было понятно только ему. Потому, продекламировав стих, упырёнок ещё больше вздёрнул подбородок и ещё слащавее улыбнулся, всё так же поджимая тонкие губы. Медведь нелепо захлопал глазами и некоторое время вместе с остальными смотрел на пацана, а пацан на огонёчки. Сила, конечно, в стихах ничего не смыслил, это Кощей писал стихи, которые порой стихами сложно было назвать, ибо у брата часто с рифмой была проблема, но Могильщик в школе учился. Пусть и в деревенской. И этот стишок он, учась в шестом классе, зубрил со всеми наравне. Надо сказать учить поэзию для него было так же сложно, как её писать. В далёкой юности, когда Силе было лет четырнадцать он пытался складывать рифму, но дальше одного слова не заходило. Столько бумаги перепортил и нервов тоже.
— Слышь, дурак, а ты вообще откуда и кто такой будешь? — глядя на вампирёнка, спросил Кощей. — Мы тут разрешили тебе с нами проехаться. А ведь ты сначала напал на нас, потом наглым образом присоединился к нам, хотя тебя никто не приглашал, затем чудесным образом свалил, когда мы оказались в ловушке, и после предстал перед нашими очами на нашей телеге с нашими вещами будто герой дешёвого романа. Пора бы уже объяснить суть вещей. А то что-то я не совсем понимаю, что за хрень моржовая тут у нас происходит?
— Ворона, — хрипло, с наездом, произнесла Ворона, поддерживая Кощея. А ещё уставилась на упырёнка таким взглядом, словно хотела его сжечь. Если бы могла, подумалось вдруг Медведю, то парнишка давно превратился бы в горстку пепла.
— Хамелеоны семейство ящериц, приспособлены к древесному образу жизни. Известны своей способностью менять окраску тела, — с важностью заговорил упырёнок, будто не на передке телеги сидел, а на троне. Он был уверен в своей уникальности и был уверен в том, что другие видят его в том же свете, что и он себя. — Тело покрыто роговыми неперекрывающимися чешуйками, различными по форме и размеру. У некоторых видов имеются небольшие участки голой кожи. В отличие от других игуанообразных ящериц, остеодермы отсутствуют, однако у брукезий имеются поверхностные окостенения в виде пластинок над позвоночником. Чешуи на боках тела, горле, хвосте и голове как правило удлинённые и имеют коническую форму. Между ними лежат мелкие зёрнышки, либо равномерно распределённые по телу, либо собранные в
