— Но не буду уклоняться. Я попробовал совершить невозможное, вступил в борьбу с неизбежным. Я отослал тебя отсюда, чтобы ты приобрела то, чего не было у меня, и мечтал, что это не разлучит нас. Как будто, сложив два и два, можно получить в сумме ту же двойку. Итак, коротко говоря, ты осталась верна нашей крови, но научилась чужому языку. Когда ты говоришь на нем, я становлюсь глух. Но самое горькое заключается в том, что я сам сознаю превосходство этого нового языка. Не знаю, зачем я сказал тебе все это, исповедался в своей слабости…

— О папа, милый, сильнейший и лучший из людей! — Фрона подняла голову, улыбаясь, заглянула в его глаза и отбросила назад густые седые волосы, закрывавшие его высокий лоб. — О папа! Ты в своей жизни проявил несравненно больше мужества и совершил больше великих дел, чем все эти художники и поэты. Ведь ты лучше, чем кто-либо, изучил закон эволюции. Разве ты не понимаешь, что точно такая же жалоба могла бы вырваться у твоего отца, если бы он был теперь рядом с тобой и видел тебя и твою деятельность?

— Да, да, я же сказал тебе, что понимаю. Не будем больше говорить об этом… минутная слабость. Мой отец был большой человек.

— И мой тоже.

— Он боролся до конца дней своих, он мужественно вел великую, долгую борьбу…

— И мой тоже.

— И умер в борьбе.

— Так будет и с моим отцом. Так будет со всеми нами, Уэлзами.

Он шутливо подтолкнул ее, показывая этим, что к нему снова вернулось хорошее настроение.

— Но я намерен ликвидировать все — прииски, компанию, словом, все, и заняться Броунингом.

— Что же, это тоже будет борьба. Тебе не заглушить голоса крови, отец.

— Почему ты не мальчик? — резко спросил он вдруг. — Из тебя вышел бы великолепный мужчина. А так как ты женщина, созданная для того, чтобы дать счастье какому-нибудь мужчине, то рано или поздно ты покинешь меня… сегодня, завтра, через год, кто знает, когда наступит этот день? Ах, теперь я вижу, к чему клонилась моя мысль; я точно так же, как и ты, понимаю всю неизбежность и справедливость этого будущего. Но кто же он, этот мужчина, Фрона, кто?

— Не надо, — проговорила Фрона, — расскажи мне лучше о том, как боролся твой отец, об этой великой одинокой борьбе в городе Сокровищ. Он сражался один против десяти и сражался доблестно. Расскажи мне!

— Нет, Фрона. Понимаешь ли ты, что мы с тобой в первый раз за всю жизнь говорим серьезно, как отец с дочерью, в первый раз! У тебя не было матери, с которой ты могла бы советоваться, не было отца, ибо я доверял нашей крови и предоставлял тебя самой себе. Но вот настало время, когда тебе необходим совет матери, а ты… ты никогда не знала ее!

Фрона внутренне согласилась с отцом и теснее прижалась к нему.

— Этот человек… Сэн Винсент… что за отношения между вами?

— Я… я не знаю. Что ты хочешь сказать?

— Помни одно, Фрона. Ты одна вольна распоряжаться своею судьбою. Последнее слово принадлежит тебе. Но все же я хотел бы знать. Я мог бы… пожалуй… я мог бы дать тебе совет. Ничего больше, а все же совет…

Чем-то невыразимо священным повеяло в эту минуту на Фрону, но язык ее был точно скован. Вместо одной определенной мысли в голове ее кружился целый вихрь каких-то неясных обрывков. Сумеет ли он понять ее? Стать на ее точку зрения? Ведь между ними такая разница! Фрона сама тяготела к здоровой простоте и правде, но могла ли она рассчитывать, что отец ее извлек из своей самобытной философии те же правила морали, какие она извлекла из философии книжной? Она оглянулась на самое себя, подумала над вопросами, которые задала себе, и отбросила их, ибо в них таилось зерно измены.

— Между нами ничего нет, отец, — твердо заговорила она. — Мистер Сэн Винсент не говорил мне ни единого слова. Мы большие друзья и нравимся друг другу, мы очень близкие друзья. Мне кажется, что это все.

— Но ты сказала, что вы нравитесь друг другу. Значит, он тебе нравится. Так ли нравится, как нравится женщине мужчина, с которым она хотела бы честно соединить свою судьбу? Сможешь ли ты, когда настанет время, сказать подобно Руфи: «Твой народ да будет моим народом и твой бог моим богом»?

— Не-ет. Может быть, это придет. Но сейчас я не могу, не решаюсь даже подумать об этом. Это великое признание. Никто не знает, как или почему оно явится; это будет откровение, яркая вспышка молнии, которая осветит всю душу блеском ослепительной истины. По крайней мере, так я представляю себе этот момент.

Джекоб Уэлз в глубокой задумчивости склонил голову с видом человека, который понимает положение дел, но желает взвесить и обсудить вопрос со всех сторон.

— Почему ты спросил меня, отец? Почему ты упомянул о Сэн Винсенте? Ведь у меня много друзей среди мужчин.

— Но по отношению к другим мужчинам я не чувствовал того, что чувствую к Сэн Винсенту. Мы можем быть откровенны, ты и я, и простить боль, которую причиняем друг другу. Мое мнение должно иметь для тебя не больше значения, чем мнение всякого другого. Всем людям свойственно ошибаться. Я не могу даже объяснить тебе, почему я чувствую так, а не иначе, — должно быть, это что-то вроде отблеска той ослепительной молнии, которую ожидаешь ты. Одним словом, мне не нравится Сэн Винсент.

— Обычное отношение к нему со стороны мужчин, — возразила Фрона, тотчас же становясь на защиту своего друга.

— Такое совпадение только укрепляет мою позицию, — возразил спокойно Джекоб Уэлз. — Однако я не должен забывать, что рассматриваю его с мужской точки зрения. Его успех среди женщин говорит о том, что вы, отличаясь от мужчин и духовно, и физически, смотрите на дело иначе. Это сложно, очень сложно, я не берусь даже объяснить тебе, в чем тут дело. Я просто прислушиваюсь к своему инстинкту и стараюсь быть справедливым.

— Но, может быть, у тебя есть какие-нибудь более определенные причины не любить Сэн Винсента? — спросила она, стараясь точнее понять его отношение. — Попробуй объяснить мне подробнее, что ты чувствуешь к нему.

— Вряд ли это мне удастся. Непосредственные впечатления редко можно выразить словами. Но я попробую. Среди нас, Уэлзов, никогда не было трусов. Там, где есть трусость, все ненадежно. Такой человек, словно здание, построенное на песке: болезнь скрывается внутри и исподволь подтачивает организм, и мы не знаем, когда она даст о себе знать.

— Но мне кажется, что мистера Сэн Винсента меньше всего можно назвать трусом. Я не могу представить себе, чтобы его можно было обвинить в этом.

Уэлза поразило огорчение, отразившееся на лице дочери.

— Я ничего не знаю дурного о Сэн Винсенте. У меня нет никаких оснований думать, что он не таков, каким кажется. Но все же я не могу заставить себя чувствовать иначе, на то я и человек, чтобы ошибаться. Впрочем, кое-что я все-таки слышал по поводу этой грязной истории в казино. Заметь себе, Фрона, я ничего не говорю против самой свалки и места, где она произошла, — мужчины всегда остаются мужчинами, — но говорят, что он вел себя в тот вечер не так, как подобает настоящему мужчине.

— Но ведь ты сам сказал, что мужчины всегда остаются мужчинами. Конечно, если бы они были другими, может быть, всем жилось бы лучше на свете; но что поделаешь, приходится принимать их такими, каковы они есть. Люсиль…

— Нет, нет, ты не поняла меня… Я говорил не о ней, а о драке. Он не… он вел себя, как трус.

— Но ведь это только сплетни. Он сам рассказал мне обо всем вскоре после этой истории. Разве человек осмелился бы сделать это, если бы…

— Но я и не думаю обвинять его, — торопливо перебил ее Джекоб Уэлз. — Все это одни слухи, и предубеждения мужчин вполне достаточно, чтобы объяснить, как они возникли. Все это в общем пустяки. Мне не следовало упоминать об этом, и в мое время случалось, что храбрейшие ребята иногда праздновали труса. Оставим эту тему. Я хотел только дать тебе совет и, кажется, запутался. Пойми одно, Фрона, — он повернул к себе ее лицо, — пойми прежде всего и вопреки всему, во-первых, во-вторых и вовеки, что ты моя дочь и что жизнь твоя, по моему глубокому убеждению, принадлежит только тебе, а не мне, и ты одна вольна распоряжаться ею к добру ли, к худу ли — безразлично. Ты сама должна изжить ее всю от начала до конца, и если я стану направлять ее по-своему, это будет уже не твоя жизнь, и ты не изживешь ее сама. Ты не будешь тогда дочерью Уэлзов, потому что никто из Уэлзов никогда не допускал вмешательства в свою жизнь. Они предпочитали смерть или уходили на край света. Если бы ты решила вдруг, что призвание влечет тебя в кафе-шантан, мне было бы, конечно, очень грустно, но я завтра же санкционировал бы твое поступление в казино. Было бы нелепо удерживать тебя, да к тому же это не в нашем духе. Уэлзы всегда поддерживали друг друга и в трудных или безнадежных предприятиях сражались колено к колену и плечо к плечу. Условности не существуют для таких, как мы. Они нужны свиньям, которые без них потонули бы окончательно в грязи. Слабый должен повиноваться, иначе он будет раздавлен. Но не то с сильными: они управляют массами и издают законы. Плевать на то, что говорит свет! Если бы ты родила незаконного ребенка, то, значит, такова была бы воля одного из Уэлзов, и ты все равно осталась бы дочерью Уэлза. Да, клянусь адом, раем и самим Господом Богом, что нет такой силы, которая могла бы разлучить нас, людей одной крови, тебя, Фрона, и меня!

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 82

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дочь снегов. Сила сильных - Джек Лондон бесплатно.

Похожие на Дочь снегов. Сила сильных - Джек Лондон книги

Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 13 - Джек Лондон - Классическая проза
Язычник - Джек Лондон - Классическая проза
Сборник рассказов и повестей - Джек Лондон - Классическая проза
Мерзкая плоть - Ивлин Во - Классическая проза
Дом мечты - Люси Монтгомери - Классическая проза
Любовник леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс - Классическая проза
Трагическое положение. Коса времени - Эдгар По - Классическая проза
Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
Том 24. Наш общий друг. Книги 1 и 2 - Чарльз Диккенс - Классическая проза
Том 25. Наш общий друг. Книги 3 и 4 - Чарльз Диккенс - Классическая проза

Оставить комментарий