Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии оказалось, что никто из городских друзей, даже и самых знающих, не слышал о жилищах отверженных за Красным Электриком; на викимапии (я проверял и тогда, и теперь) в этом месте нет никакой вешки, и у меня, в общем, чешутся руки растянуть там длинный прямоугольник и подписать его той самой фразой из утраченного блокнота: женский голос низкорослого разведчика, подсказавшего мне дорогу, как будто намекал на некий неудачный опыт перехода, в то время как в серых хижинах и вагонах могли находиться те, кому все-таки повезло больше. Почему они остались там, в страшных коробах, можно гадать: есть вероятность, что вне этого места они нестабильны, как создания того же Соляриса, или как-то зависимы от огромной подстанции, вдоль чьего забора, как потом оказалось, я двигался перед тем, как выйти к ним; также есть вариант, что им просто ни к чему куда-либо перебираться, потому что им больше не свойственны человеческие стремления; также может быть, что они благодарны этому месту и не хотят его покидать. Здесь, однако, было бы малодушно отмахнуться от пресловутых холмов, у которых есть глаза, а именно от ремейка ноль шестого года, где нечеловеческое обусловлено радиацией от заброшенных шахт: разумеется, такие monster villages могут быть подписаны на карте той же самой фразой, но никто изначально и не обещал, что в таком месте все будет или даже может быть благополучно; видимо, поэтому я не люблю слэшеры (не отличая их от сплэттеров): кроме жертв, в них не за кого зацепиться; разве что невозможно отбитый «Без кожи» (скачанный нами файл был поименован загрузчиком как Bez_Kozy, до сих пор это все еще смешно) предлагает нам галерею по-своему обаятельных выродков, рассуждающих о благословенной эмали и после всех своих зверств погибающих так, что сложно удержаться от жалости к ним: но и жалость эта лишь запирает нас в прежней плоскости, а не ведет в другие пространства. Его мучительно подробные декорации, как-то: бесконечные черные инструменты отвратительного вида, одновременно хаотично и аккуратно закрепленные на стене; заклеенная тысячами газет комната Тины, где та в итоге одолевает Мозга и собравшаяся из кубиков LOVE обращается в HATE (в самом деле, что еще может быть внутри мозга, если не кубики с буквами?); жаркий лес кактусов, где осатаневший старик с поврежденной ногой настигает забывшегося в танце звездного карлика и отрывает тому голову; и даже великолепно мерзко устроенная комната Создателя, больше похожая на лабораторию (когда Тина разносит ее, это тоже болезненно видеть), утверждают вещный мир как единственную положенную реальность: мы некрасиво умрем и совсем некрасиво распадемся здесь; все, что мы можем, – это стараться откладывать этот момент (собственно, этим и занимаются теплые жертвы; а в слэшерах они именно что предельно теплы). Но хроники техасской или еще какой резни остаются по крайней мере нелживы, пока играют на своем поле: неумолимо восстающий из каждой могилы Джейсон Вурхиз в этом смысле не портит картины в силу своей карикатурности; неповоротливые же сенобиты из ларца с их больной сосредоточенностью на терзании плоти (тебе они были, однако, когда-то милы, но это точно не главное из того, о чем мы не успели поспорить) и подобные им мелкие черти, корчащие из себя властителей ада, собственно, и отвратительны тем, что заступают на поле метафизики только
- Десять минут второго - Анн-Хелен Лаэстадиус - Русская классическая проза
- Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел - Русская классическая проза / Триллер
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Точка невозврата - Николай Валентинович Куценко - Русская классическая проза
- Наши бесконечные последние дни - Клэр Фуллер - Русская классическая проза
- Десять лет спустя - Борис Екимов - Русская классическая проза
- Грибоедов за 30 минут - Илья Мельников - Русская классическая проза
- Гоголь за 30 минут - Илья Мельников - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза
- Как редко теперь пишу по-русски - Владимир Набоков - Русская классическая проза