Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те ответили дружным ревом.
— Сейчас подойдем поближе к берегу, спустим лодку и высадим вас в пустынном месте. Но вы не отчаивайтесь. Если идти вдоль моря на восход, потом по Днепру, то через пару-тройку дней попадете в русский порт Олешье. Городок купеческий, примут вас, я думаю, хорошо. А оттуда на Русь доберетесь. Но драгоценности ваши я заберу.
Когда Иван и Агриппина остались одни на берегу, она произнесла, провожая взглядом удаляющуюся лодку:
— Вор у вора дубинку украл.
И, помолчав, Ивану:
— Опять, супруг мой дорогой, у нас ничего нет. Как жить дальше будем?
Иван подумал, ответил:
— Слышал я еще в Галиче, что правит в Новгород-Северском добрейший и милейший князь Святослав Ольгович. Вот и направимся к нему, надеюсь, он нас примет.
IX
Когда Святослава Ольговича новгородцы вторично изгнали из города (опять из-за жалостливого и всепрощающего характера рассорился с вече), он не поехал сразу в свое княжество, а завернул в Киев, чтобы на какое-то время отсрочить встречу с женой, а также полюбоваться на храмы, вид которых вызывал у него восторг и умиление. Что касается жены, бывшей половецкой княжны, то он знал ее вздорный и сварливый характер, что она не упустит случая обвинить его в бездарности и неспособности к государственному управлению, а это слышать из ее уст было тягостно и больно.
Но прежде чем погулять по Киеву, он завернул на один из рынков. Младший сын Василий наказывал ему новые штаны византийской работы, в которых бы он, шестнадцатилетний парень, смог выйти в хоровод. Такие он нашел довольно быстро, взял в руки, повертел перед глазами, стал прикидывать на себе.
Рядом услышал короткий смешок. Оглянулся и увидел молодую женщину, по одежде, скорее всего, боярыню, которая искоса с улыбкой наблюдала за ним.
— Все равно не налезут, — сказала она.
Ей, наверно, было лет двадцать пять, лицо чистое, с каким-то детским выражением, а волосы густые, заплетены в две косы — значит замужняя.
Святослав, всегда стеснявшийся женского общества, внезапно осмелел и даже решился на шутку.
— Если вставить клинышки здесь и здесь…
Лицо его загорелось весельем.
Она картинно округлила глаза, спросила озадаченно:
— Разве нет таких же у других продавцов?
— Все обошел, нет больше! — нарочито сокрушенно произнес он.
И тогда она поняла, что это шутка, и засмеялась тихим, милым смешком.
— Ловко у тебя это получилось, — похвалила она его.
Жена, надменная и кичливая, никогда похвальных слов ему не говорила, и ему было приятно услышать такое из уст незнакомки.
Разговор был закончен, и она уходила. И ему вдруг стало мучительно жалко, что она скроется сейчас в толпе и исчезнет навсегда из его жизни, такая нежная и чуткая, с коротким смешком и доверчивыми глазами. И он, человек женатый, всегда избегавший ухаживаний и всегда брезгливо относившийся к ветреным мужчинам, внезапно набрался храбрости и проговорил торопливо:
— Я здесь проездом, хотелось бы посмотреть на храмы. Не найдется ли у тебя времени пройтись со мной? Я, право, буду вести себя подобающим образом.
— А я и не сомневаюсь, — с улыбкой ответила она, вглядываясь в его лицо. — По тебе сразу видно, ни на что дурное ты не способен.
И он ее глазами увидел себя, высокого, светловолосого, в богато вышитой рубашке из тончайшей византийской материи, подпоясанной кожаным поясом с замысловатой пряжкой и узорными бляшками, в узорчатых штанах, заправленных в красные сапоги с загнутыми носками, унизанные жемчугом. И возраст его, почти сорок лет, внушал доверие: не какой-нибудь там шестнадцатилетний юнец, от которого можно ждать всякого!
Они вышли из торговых рядов и направились по улице в сторону видневшихся издали больших куполов Софийского собора.
— Меня зовут Святославом, — представился он, шагая по уложенной жердями мостовой. — Я правлю в Новгород-Северском, там моя родина, там моя семья, дети…
— И жена, конечно? — игриво взглянув на него, спросила она.
— И жена тоже, — обреченно ответил он и, наверно, впервые пожалел, что не свободен и должен вести себя по отношению к ней сдержанно, как подобает женатому мужчине. — Тебя тоже, конечно, дома ждет муж?
— Воспитываю двоих сыновей, — отстраненным голосом ответила она. — А муж погиб где-то в половецких степях…
Он помолчал, давая ей время пережить прошлую потерю.
Спросил:
— Как же тебя звать?
— Ефросиньей.
До Софийского собора дошли они молча. Стали рассматривать это грандиозное сооружение из камня, поражавшее несравненным благородством и завершенностью. И Святослав почувствовал, как его душу озаряет высокое чувство собственного достоинства и гордости, будто весь смысл его жизни был вложен в это вдохновенное изваяние из камня.
— Какая воздушная мощь, — прошептала Ефросинья, и он согласился с ней.
Не спеша обошли они еще несколько храмов, а потом Святослав сказал:
— На все не хватит сил. Да и проголодался я основательно. Может, зайдем и перекусим?
Харчевни располагались на рынках и пристани. Обычно для простых людей еда готовилась прямо на кострах, поэтому в этих местах в воздухе всегда плавал аппетитный запах мяса, рыбы и различных специй. Но люди состоятельные предпочитали перекусить в специальных домах, где можно было расположиться за столом, где еду принесут в чистой посуде и вино с пивом поставят, если нужно. В одну из таких харчевен они и зашли.
Едва уселись за стол, как перед ними явился услужливый челядин. Святослав заказал шти, кашу пшенную с маслом и вина. Народу в харчевне было достаточно много, они ели, пили, разговаривали, трое в углу о чем-то громко спорили.
— Не помню, когда посещала подобное заведение, — тихо говорила Ефросинья. — Кажется, последний раз после рождения второго ребенка. Тогда муж купил мне ожерелье, это оказалось его последним подарком.
— А мне чаще всего приходится питаться всухомятку или приготовленным на кострах. Походы, один за другим военные походы, сражения, битвы…
— Когда только это закончится? — с тоской в голосе проговорила она. — Не половцы, так князья между собой начинают драться. И чего не могут успокоиться, чего делят?
— Земли распределить между собой им не под силу. Каждому кажется, что его обидели, обделили, ущемили.
— И тебя, князь, тоже обошли?
— Да нет. Как я сидел в Новгород-Северском княжестве в юности, так и до сих пор сижу.
— Верю. У тебя такой спокойный, незлобивый характер. Я это с первого взгляда увидела.
Челядин принес заказ, они принялись за еду. Ефросинья не отказалась выпить вина, щеки ее тотчас зарумянились, глаза заблестели.
— Давно не пила, — призналась она, низко склоняясь над чашкой. — Сразу в голову ударило.
— Значит, потом ум будет ясным, — успокоил он ее.
— Выходит, ты бражник знатный, коли заранее знаешь, что со мной будет?
— Приходится иногда. То княжеские пиры, то тризны по погибшим.
Разговор снова было вернулся к войнам, но обоим не хотелось его продолжать, поэтому обед завершили в молчании.
Солнце стояло высоко и жарило немилосердно, из-за Днепра задувал сухой горячий ветер. Вино путало мысли, а на душе Святослава было легко и приятно, как никогда. Какое-то необыкновенное веселье овладело им, хотелось совершить какую-нибудь глупость. Он с умилением глядел на ладный стан Ефросиньи, облаченный в темно-синее, под цвет глаз, платье из тончайшей ткани восточной работы, покачивающиеся бедра, и в голове его рождались мысли, каких не было со времен юности.
— Здесь рядом находится иконописная мастерская, — сказала она, старательно глядя себе под ноги. — Там работает знакомый мастер. Не хочешь заглянуть?
Ему было все равно, хоть в мастерскую, хоть еще куда, лишь бы она была рядом. И потому, не раздумывая, согласился.
Мастерская располагалась в деревянном доме. В небольшой комнате царил настоящий кавардак. На скамейках, стульях и столе лежали краски, кисти, растирочные камни, цветные порошки, тряпки, деревянные доски и еще что-то; часть помещения была отгорожена занавеской. Посреди этого беспорядка стоял чернявый человек лет сорока, лысый, с длинным носом, брезгливо оттянутыми губами, и смотрел на них коричневыми выпуклыми глазами.
— Здравствуй, Илларион, — проговорила Ефросинья теплым голосом. — Принимай гостей. Прости, без предупреждения, но так вышло. Знакомься, это князь Святослав, в Киеве случайно.
Илларион коротко взглянул на Святослава, в его глазах мелькнул холодный огонек.
— Проходите. Усадить только некуда. Пристраивайтесь как-нибудь, не во дворец пришли.
— У него всегда беспорядок, — с улыбкой говорила Ефросинья, освобождая себе место на скамейке. — Все живописцы такие безалаберные. В каждой мастерской вечная неразбериха.
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Василий Седугин - Историческая проза
- Марко Поло - Виктор Шкловский - Историческая проза
- Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Святослав. Возмужание - Валентин Гнатюк - Историческая проза
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза
- Гроза двенадцатого года (сборник) - Даниил Мордовцев - Историческая проза
- Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика) - Виктор Островский - Историческая проза