Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рискните, суньтесь!
Не прорваться, не поднырнуть, не перепрыгнуть…
«Целофузис, один из самых быстроногих хищных ящеров. Развивает скорость до восьмидесяти километров в час, – запоздало вспомнила Регина мудрость справочника. – Снежный барс, или ирбис, в прыжке преодолевает расстояние в высоту до трех метров, в длину – до четырнадцати…»
Плевать хотели ипостаси на ее бич.
Звери шли в атаку.
Удар снес ящера с ног. В гулкой мелодии защиты на миг возникла прореха – и в нее, захлебываясь хриплым рыком, ворвался когтистый, убийственный ком ярости. Регина с барсом в обнимку покатились по земле, оставив горала хрустеть капустой. Каким-то чудом ей удалось оторвать от себя и отшвырнуть – прочь! – обезумевшую от голода кошку. Кровь из распоротого бедра мешалась с грязью. Бич, приросший к руке, исхитрился подсечь набегающего ящера. Спутать! связать бы! – чем?.. Как там коза? Ест?! Надо держаться, остановить хищные ипостаси…
Барс вновь прыгнул.
Человека, случись бой в реальности, злобный кот давно прикончил бы. Но «под шелухой», хвала матери-природе, силы Регины равнялись мощности ее ментального дара. А уж тут, будь ты химера или носорог – извини, зубастый, нас тоже не обделили… Скрутить, подмять, перехватить под челюсть; боль вспыхивает в разорванном плече – и гаснет, отключена усилием воли. Уже выпутался, зараза?! Стой! Куда?! Бич петлей захлестывает шею ящера. Полузадушенный целофузис шипит, проклиная мучительницу на языке змей – и барс, улучив момент, выворачивается из-под чужачки, ослабившей хватку.
Эй, горал!
Ешь, не отвлекайся…
Ей катастрофически не хватало рук. Укротить барса с ящером, успокоить нервную, шарахающуюся прочь козу… Казалось, троица рвет ее на части. Не когтями и клыками – злобой, тупостью, жаждой убийства. Чувством голода, наконец. Невозможность компромисса превращалась в боль. Боль вытекала из неиссякаемого источника. По уши в грязи, крови, шерсти барса, липнущей к телу, Регина глушила проклятую боль чем попало, рискуя сжечь себе мозги – так принимают наркотики, не задумываясь, что спасение опасней приступа; боль, собравшись с силами, возвращалась, и гусь живьем запекался в огненном кувшине, гогоча на всю Ойкумену.
«Насилие, – шептал режиссер Монтелье. – Главный инструмент…»
«У нас, – вторил ему великан Тераучи, инвалид детства, – поощряются такие методы…»
«Реакция естественная, – констатировал Фома Рюйсдал, красавец-инспектор, – в пределах нормы. Вот если бы ты не бросилась на меня, как бешеная кошка…»
«Ты не принцесса, – сказал папа. – Ты – Регина. Королева. И не только из-за имени.»
«Да, папа. Я королева…»
«Королева – это достоинство. Сила. Королевы не плачут.»
«Я не плачу.»
«Не принцесса, нет. Королева. Помни это…»
Хрип флейты.
Кашель струн.
Пульс барабанов.
Или это кровь стучит в висках? Какая кровь, идиотка, ты «под шелухой»… Комариный зуд трещоток. Оркестр-невидимка Храма № 3, всем составом выехав за ворота, в большой мир, играл в заснеженных горах – приюте химеры. Музыка говорила о чем-то жизненно важном – важней боли, голода и злобы. Флейта Регины вписалась в оркестр – неловко, боком, расталкивая фигурантов. Две местные флейты – бас и пикколо – подхватили новенькую; трещотки задали ритм, смиряя волнение сердца. Вот так, уверили струнные. Так-так, согласились барабанчики.
Тема, контртема; контрапункт…
Тесно в оркестре. Локоть к локтю, звук к звуку; глаза – отовсюду. Нет личного пространства. Лишь голова торчит наружу. Разевает клюв, качается над узким горлышком… Как в комнате общежития, одной на четверых. В столовой, одной на три десятка едоков. В душевой, одной на целую толпу моющихся. Плечом к плечу; бок-о-бок. Флейты, струны, барабаны. Контрапункт, тема, контртема; обращение темы. В душевой моются, а не вожделеют. В столовой едят, а не сплетничают. В общежитии ночью спят, а не подглядывают друг за другом.
…в операционной – оперируют.
Взять барса за загривок. Прижать беснующегося дурака к земле. Навалиться сверху всем весом. Гладить, успокаивать, сочетая власть с лаской: держим, купируем ярость, гасим очаги возбуждения…
Ящер крепко-накрепко спеленут бичом. Затянуть петли. Бич холоден, как лед; кровь целофузиса остывает. Гнев засыпает в вялых мышцах. Не дергайся, крокодил! Это для твоей же пользы. А под нижней челюстью тебя когда-нибудь чесали? Нравится? То-то же…
Кушай, рогатая. Хрусти. Чавкай.
Наелась?
Теперь – закрепим. От капусты всё равно и кочерыжки не осталось. Беспрепятственно скользнув наружу, Регина бросила взгляд на иероглифы панели управления. «Смена лотка». «Меню». «Корм для барса»… Парная, сочащаяся кровью лопатка овцы объявилась в лотке – и «под шелухой», как сенсорный образ.
– Грызи, котяра! Твоя очередь.
Горала удержали легко. Тот, наевшись от пуза, осоловел и засыпал стоя. Зато ящер, почуяв запах крови, рванулся с новой силой. Пришлось взяться за гада втроем. Барса тоже нельзя было оставить без надзора. Жрет, конечно, так, что за ушами трещит, но и на кормилиц зыркает. Не закусить ли девчатинкой?
Даже и не думай! Мы за тобой в двенадцать глаз следим.
– Ящера кормить будем? – спросила Регина.
– Надо бы, – ответила Регина, ослабляя петли бича.
– Я наружу, – Регина отпустила рога горала. – Гляну, чем этого урода балуют.
– А не обожрутся? Еще сдохнет от заворота кишок…
– Я треть нормы задам.
– Я барса держу.
– И я.
– За мной козел.
– Это коза.
– Сама ты коза…
– Я тебе точно говорю! И барс – барсетка…
– Работаем, девочки!
VI
– Химера, – сказал Старик, увидев Регину.
– Да, – согласилась та. – Химера.
Она еще не знала, что Старик не в курсе ее походов в питомник. Не ведала, что ему ничего неизвестно об эксперименте с полиморфом, разучившимся есть. Не подозревала, что глава Храма № 3 – страх и ужас нерадивых учеников! – без разрешения не коснется и пылинки в памяти чужого человека. Кавалер-дама ван Фрассен искренне полагала, что Тераучи Оэ говорит о маленькой химере, оказавшей Регине большую услугу…
А Старик просто дал новой студентке прозвище.
Он всем давал прозвища, этот хитрый великан. Фердинанд Гюйс в свое время стал Малышом. Неугомонная Юсико – Стрекозой. Яцуо Кавабата, хрупкий эстет – Бритвой. Регина ван Фрассен – Химерой. Принцип, которым руководствовался Тераучи Оэ, выбирая прозвища, служил неиссякаемым источником споров.
Что ж, у каждого свои секреты.
– Завтра на занятия. И не опаздывать!
– А гусь? – спросила потрясенная Регина.
Старик удивился:
– А что гусь?
– Ну, я должна была его освободить…
– Да гори он в духовке, этот гусь! – воскликнул Тераучи с подкупающей искренностью. – Если бы вы знали, голубушка, как он мне надоел…
– А уж мне-то, – согласилась Регина.
КОНТРАПУНКТРЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА(из дневников)Вот она лежит, Фрида, девочка моя. Тридцать пять килограммов чистого золота. Урчим, ластимся; мешаем спать. Жрем в три горла. Гостей обожаем. Хотя, когда соседский мастиф Арнольд, сорвавшись с поводка, махнул к нам во двор – полакомиться козлятинкой! – Фрида его сильно разочаровала. Я потом долго объясняла соседке (между прочим, майору налоговой полиции), кто такой целофузис, и почему он так быстро бегает. Ничего, помирились. Даже стали друзьями. После того, как я оплатила Арнольду услуги срочной ветпомощи.
Ну, давай почешу за рожками.
И за ушками.
Я взяла Фриду через неделю после «урока кормежки». Хозяева питомника хотели убедиться, что химерка нормально ест. Продажа больной доходяги, справедливо полагали они, могла нанести урон их репутации. Возьмет клиент и подаст в суд; репортеры разведут шумиху… Убедившись в исключительной прожорливости Фриды, они назначили цену – льготную, со скидкой. К счастью, я приехала в питомник с Гюйсом. Он отвел хозяев в сторонку и переговорил с глазу на глаз. Мне он категорически запретил приближаться, и уж тем более – подслушивать. Вернулся Гюйс усталый, как бегун в финале дистанции, и сообщил, что цена из льготной стала обычной, а скидка отменяется.
«Чему тут радоваться?» – громко подумала я.
«На треть дешевле первоначальной, – разъяснил он. – Разницу отдашь мне, за хлопоты…»
Мне позволили держать Фриду в общежитии. Выяснилось, что я не первая студентка, притащившая в Храм хвостатого любимца. Тот же Кавабата держал игуану. С химеркой тетешкались все, кому не лень. Я же, улучив момент, подошла к Старику – вечером, когда он кормил своих карпов.
– И всё-таки гусь, – сказала я.
Он молча кивнул.
– Мою свободу ограничивают тысячи обстоятельств. Так?
Он неопределенно пожал плечами.
- Вожак - Генри Олди - Космическая фантастика
- Победа ускользает - Кирилл Мошков - Космическая фантастика
- Последний из джедаев 2: Тёмное предзнаменование - Джуд Уотсон - Космическая фантастика
- Туманность Андромеды. Часть 1 - Елена Бабинцева - Космическая фантастика
- Спайри и королева - Аластер Рейнольдс - Космическая фантастика
- Надежда для рода Касари! (СИ) - Шах Тата - Космическая фантастика
- Легенда вулкана - Денис Ватутин - Космическая фантастика
- Вслед за тенью - Светлана Литовкина - Космическая фантастика / Любовно-фантастические романы / Периодические издания
- Особист - Валерий Быков - Космическая фантастика
- Любовь варвара - Руби Диксон - Космическая фантастика / Любовно-фантастические романы