Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придя в домик, я переоделся и с грехом пополам вполз на верхние нары с твердой уверенностью, что никакая сила в мире не поднимет меня до утра. Но не тут-то было! Минут пять неземного блаженства — и вдруг телефонный звонок. Трубку снял доктор Лукачев.
— Вас требуют к начальнику, — сообщил он. — Что сказать?
Я слабо простонал.
— Не реагирует, — весело доложил трубке доктор. — Нет, с виду живой, сейчас проверим… Будет исполнено! — Доктор положил трубку.
— Ведено доставить на носилках, — ухмыльнулся он. — Приказ!
Кое-как я доковылял до резиденции Панова — самого захудалого на станции домишка без тамбура. За столом сидели начальник экспедиции "Север-19" Николай Иванович Тябин, Туюров, Булатов и Панов. Впервые я увидел Владимира Васильевича столь разговорчивым и веселым — может, я ошибся и не он только что искупался в Ледовитом океане? Мы выпили за мужество и самообладание Панова, за удачу и, как принято в таких случаях, стали наперебой приводить примеры из личной практики. Николай Иванович рассказал о том, как в Антарктике выбирался из сорокаметровой пропасти, а Туюров поведал историю о ночной осенней рыбалке, когда они с приятелем перевернули лодку на середине большого озера и лишь благодаря случайному рыбаку отделалась бронхитами.
В заключение отмечу, что Панов всего несколько дней вынужден был прибегать к помощи носового платка. Хорошая штука — кросс, да еще бутылка коньяка, поставившая на происшествии закономерную и приятную точку.
ОДНА МИНУТА НА ЭКРАНЕ
Люди всегда любили заглядывать в прошлое — особенно тогда, когда хотели переделать настоящее. Правда, сведения, которые мы черпаем из истории, бывают несколько противоречивы из-за скудости материала: одно дело восстановить по челюсти облик ископаемого животного, как это сделал Кювье, и совсем другое — по хребту вождя воссоздать историю его народа. Поэтому история, особенно до нового времени, похожа на весьма жидкий бульон, где вместо воды — воображение ученого, а одинокие блестки жира — крупицы довольно-таки сомнительного фактического материала. Мы до сих пор даже не знаем, жил ли в действительности человек, ставший прототипом образа Христа, несмотря на несомненные свидетельства четырех апостолов и одной тысячи монастырей, раздобывших тонну гвоздей со святого креста на Голгофе. Последнее доказательство подлинности Христа, предъявленное в романе Булгакова, очень убеждает, хотя кое-кого смущает тот факт, что единственный оставшийся в живых свидетель, господин Воланд, — лицо с подмоченной репутацией.
Другое дело — если бы в те времена было кино. Сколько спорных вопросов разрешилось бы в одну минуту, сколько бы развеялось легенд! Быть может, оказалось бы, что в битве при Каннах римское войско растоптали не Ганнибаловы слоны, а стадо взбешенных коров; что Цезарь скончался не от ножевых ран, а от слишком плотного ужина и что Понтий Пилат не кривил душой, когда во время долгой беседы об Иудее на вопрос друга, не помнит ли он такого проповедника — Иисуса из Назареи, надолго задумался и чистосердечно признался: "Иисус из Назареи? Нет, не помню" (свидетельство Анатоля Франса).
Нашим потомкам будет проще: воссоздавая историю двадцатого века, они просмотрят киноленты. Наверное, они улыбнутся, увидев первобытные автомобили с бензиновыми двигателями, замрут от восторга, когда по экрану пробежит давно исчезнувшее животное (дворняжка), и будут долго спорить, зачем эти странные предки резали, давили и сжигали друг друга, в то время как их же великий поэт утверждал, что "под небом место есть для всех"?
Но хотя потомкам будет проще, посочувствуем им: многого они не увидят. Например, как на станции "Северный полюс-15" снимались эпизоды, занявшие одну минуту на экране.
Как человек, тесно связанный с кинематографом (я хожу в кино тридцать лет и за эти годы вложил в него уйму денег), я не уставал восхищаться стойкостью съемочной группы, ее железной выдержкой и нечеловеческой трудоспособностью.
Я, пожалуй, еще не видел своими глазами, чтобы люди вкладывали столь огромное количество труда, заранее зная, как невелика будет отдача. Подвижники и великомученики, упрямые фанатики и стоики — какими только эпитетами я мысленно не награждал эту троицу!
Борис Белоусов, астроном из новой смены, рассказывал, что на станции "СП-8" одному кинооператору до зарезу нужен был в кадре медведь. Зверь появился ночью, и разбуженный оператор бросился с камерой из палатки… босиком по снегу, почти раздетый. А другой оператор тоже снимал, но не медведя, а своего полуголого коллегу. Вот это — настоящий кадр!
Будь у меня кинокамера, я заснял бы фильм о том, как снимался фильм. За качество изображения не ручаюсь, но в одном совершенно убежден: демонстрация моего фильма раза в два бы уменьшила конкурс среди поступающих в институт кинематографии, которые зачастую представляют себе будущую жизнь в виде ковровой дорожки, бегущей от Каннского фестиваля к Венецианскому.
А фильм — точнее, одна его минута — снимался так. Сначала было слово — энергичное слово в адрес кинокамеры, которая замерзла. Ее затащили в домик, разобрали и прочистили ей мозги керосином. Камера заработала.
Потом было второе слово — столь же эмоциональное, но уже в адрес кинопленки, которая от холода потеряла эластичность и стала трескаться. Кое-как вышли из положения и бодро отправились на полосу — сейчас должна было садиться "Аннушка".
Генералов надел на плечи металлическую упряжь, посадил на нее камеру и направил объектив в небо. "Аннушка" пошла на посадку, но не успел Генералов спустить пленку с привязи, как подошел Туюров и с лирической грустью сообщил, что замерз объектив. Все трое киношников синхронно изложили объективу все, что они думают о его прошлом, настоящем и будущем, но за гулом мотора я, к сожалению, кое-чего не уловил. Пришлось батареи, штативы и камеры тащить обратно в домик.
Когда в объективе проснулась совесть, мы вновь пошли на полосу снимать, как "Аннушка" отрывается от льдины и нашего коллектива. Кадр был великолепный: от винта несся снежный вихрь, Саша Лаптев помахивал из окна рукой. Генералов нажал на спуск, но из камеры вместо привычного стрекотанья вырвалось какое-то старческое покашливанье, которое привело киношников в состояние тихого бешенства.
Снова побежали в домик. Генералов грел камеру у себя на груди, гладил, ласкал, извинялся за разные слова в
- У Земли на макушке - Санин Владимир Маркович - Путешествия и география
- Трудно отпускает Антарктида - Владимир Санин - Путешествия и география
- Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Санин - Путешествия и география
- Вокруг света на автомобиле - Владимир Лысенко - Путешествия и география
- Китай: самая другая страна - Антон Кротов - Путешествия и география
- Остановки в пути. Вокруг света с Николаем Непомнящим. Книга вторая - Николай Николаевич Непомнящий - Прочая документальная литература / Путешествия и география
- Вологда Кириллов Ферапонтово Белозерск - Генрих Бочаров - Путешествия и география
- Хроники Севера - Дж. А. Линс - Путешествия и география / Фэнтези
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Один на реке - Роман Шкловский - Путешествия и география