Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно я чувствую, что что-то бежит по моим ногам. Я быстро засовываю руку в промежность, чтобы сдержать поток.
– Сис?
– Да?
– Я описалась.
– Вот дерьмо.
– Все в порядке, уже почти закончилось. Думаю, я только трусы намочила.
Сис нарушает молчание: “Бабушка”. Мы обе взрываемся смехом.
Четверг, 15 сентября
Мы случайно встречаемся в незнакомом городе. Он в командировке, я на охоте. Разные неожиданные обстоятельства привели меня в лобби его отеля. Это одна из тех гостиниц, где можно жить месяцами, не скучая по мылу, халату, зубной щетке. Он сидит в баре в компании других серых костюмов. Вероятно, он здесь на конференции. Они пьют, курят сигары и весело смеются. Они расслаблены, знают, что на время сорвались с поводка, и ищут приключений.
Я захожу в отель спросить адрес вечеринки, которую искала последние десять кварталов. Я чувствую, как горят пальцы ног после едва ли не часовой прогулки в новых туфлях на высоких каблуках, а моя узкая юбка уползла сильно вверх. Я ощущаю, как внимание группы мужчин в баре переключается на меня. Исподволь я обольстительно смотрю на них. На него – потому что в центре компании сидит доктор К.
Направляясь к нему, я замедляю шаг, наклоняю голову и – возможно все, это же, в конце концов, фантазия – отбрасываю назад свои длинные каштановые кудри. Некоторые мужчины вызывают во мне похоть. Чистую похоть. Доктор К. – один из них. Идя к нему, я улыбаюсь, хорошо осознавая силу своих женских чар. Разминки не требуется. Он у меня на крючке.
Мы поднимаемся в его номер. Игриво, но предельно сосредоточенно он расстегивает мою блузку, не отводя от меня глаз и открывая миру черные кружева. Одна рука подбирается к моей груди, пока вторая расстегивает лифчик. Мои твердые соски между его пальцев. Он целует их, целует меня в шею, целует меня. Все быстрее и сильнее. Страсть. Похоть. Он берет меня на руки и осторожно кладет посередине кровати. Мы скрываемся под простыней и проводим там всю ночь, пока, изнуренные, не засыпаем, сплетясь друг с другом. Мы спим, пока дневной шум незнакомого города не становится громче.
В зависимости от того, как долго я позволяю своему мозгу мечтать, я дополняю эту фантазию еще пятью утрами, днями и вечерами, когда мы наслаждаемся обществом друг друга в соблазнительной анонимности отеля. Я фантазирую о завтраках, походах в музей и длинных обедах. Но особенно о ночах, когда под простыней, кроме нас, больше ничего не существует.
– Мисс ван дер Стап.
Я поднимаю глаза и вижу доктора Красавчика. Стоя передо мной со скрещенными руками, он пристально смотрит на меня голубыми глазами. Я краснею и чувствую, как прямо по спине поднимается горячая волна, оставляя за собой дорожку пота. Эти проделки менопаузы становятся просто несносными.
– Что я могу для вас сделать?
Эх, знал бы он.
– Пора посмотреть на ваши легкие.
Я провожу полдня с доктором К., дуя и дыша в трубочки. Я представляю его жизнь за пределами больничных стен. Так же как и все – вероятно, в связи с этической стороной его профессии, – он должен львиную долю рабочего багажа таскать с собой домой. Может, по пути большинство его забот и переживаний испаряются, но, без сомнения, какие-то из них ложатся с ним в постель. Эта мысль волнует меня. Но о чем же он думает? Это просто симпатия? Тоскует ли он по мне втайне так же, как я тоскую по нему?
Пэм такая кокетка. Она повсюду выискивает, в кого бы влюбиться, особенно в больнице. Сначала меня впечатляла униформа сама по себе. Я думала, что не буду возражать против осмотра любыми белыми халатами. Сейчас я смотрю прямо сквозь эту оболочку.
Теперь я флиртую повсюду. Предпочтительно с женатыми, непростыми или, как выясняется, одетыми в белые халаты. И только в том случае, если им минимум тридцать пять. Мне неинтересны ровесники. Я готова сделать исключение для Юра, но, к сожалению, он никогда не воспринимал меня иначе, чем подругу.
Как же плохо, что Роб последовал моему примеру и тоже нашел себе пассию. Хотя это я была инициатором отношений с другими людьми – мы все не могли решить, стоит ли нам остаться друг с другом или порвать, – я ненавижу слышать о ней и предпочла бы не знать о ее существовании.
Она же, разумеется, постоянно всплывает в разговорах. Иногда потому, что я не могу сдержать любопытства, а иногда потому, что Роб полагает, что друзья должны делиться друг с другом такими вещами. Ну да, конечно.
Понедельник, 10 октября
Этим утром я дочитала книгу “Оскар и Розовая Дама” Эрика-Эммануэля Шмитта. Оскару десять лет, и у него лейкемия. Всю свою жизнь он провел в больнице, где каждый день засыпал и просыпался рядом с другими детьми. Как и у меня, у Оскара была любимая медсестра: Розовая Мама. Она была той, кто посоветовал Оскару задавать свои вопросы Богу. И Оскар начал писать Богу письма и нашел в нем друга, не осознавая, что со временем тот действительно ответит на все его вопросы.
У Оскара в больнице есть друзья. Лучшие – Эйнштейн и Попкорн. Он говорит, что Эйнштейна так зовут не потому, что он самый умный, а потому, что его голова в два раза больше, чем у всех остальных детей. Попкорн получил кличку из-за своего ожирения. Оскар говорит, что единственная одежда, которая хоть как-то на него налезает, – это полосатая футболка американского бейсболиста. Из-за полосок у Оскара начинается морская болезнь. Оскар предпочитает проводить время с двумя девочками со своего отделения – Китаянкой и Блю. Первая носит парик в стиле китаянок, а вторая кажется голубой из-за своих лекарств. Оскара же все зовут Лысым.
Розовая Мама проводит у постели Оскара много времени. Она развлекает его впечатляющими историями о своей боксерской карьере и говорит о болезни Оскара и смерти с той же легкостью, с какой рассказывает о жизни и взрослении. Она учит Оскара воспринимать неизбежную смерть как часть жизни и напоминает ему, что однажды и она тоже умрет, уже очень скоро. Доктора дают ему меньше двух недель. И это Розовая Мама рассказывает Оскару, как за отведенное ему время превратиться из десятилетнего мальчика в старика – в человека, который смиряется с мыслью о том, что больше уже не проснется. Может, Оскар умер таким молодым для того, чтобы могла жить его история. Ради его близких, ради друзей по отделению, ради меня, ради всех других Оскаров – маленьких людей, но больших героев.
Четверг, 20 октября
Я моргаю и чувствую, что мои ресницы цепляются за наволочку. С тех пор как я перешла на поддерживающую амбулаторную химию, мои волосы стали медленно, но верно отрастать. А также ресницы и брови. И, к сожалению, все остальное.
- Век Екатерины. Заговорщики у трона - Иван Саввич Брыкин - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Ван Гог - Давид Азио - Биографии и Мемуары
- Рыцарь совести - Зиновий Гердт - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Винсент Ван Гог. Человек и художник - Нина Александровна Дмитриева - Биографии и Мемуары / Культурология
- Отец Иоанн (Крестьянкин) - Вячеслав Васильевич Бондаренко - Биографии и Мемуары / История / Православие
- Подлинная история «Майора Вихря» - Александр Бондаренко - Биографии и Мемуары
- Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника - Костантино д'Орацио - Биографии и Мемуары / Культурология
- Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко - Биографии и Мемуары / Прочая религиозная литература
- Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале - Александр Воронцов-Дашков - Биографии и Мемуары