Форма входа
Читем онлайн Узник гатчинского сфинкса - Борис Карсонов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Матрена Васильевна, как, голубушка, здоровьицо? Так, так. Ужо спрашивал о вас. Говорят, что, мол, лихорадка у нее. А порошки-то пили? Чай, пользительны, они помогут.
— Спасибо тебе, Петруша, спасибо, касатик. Не возьмешь ли вот ету корчажку молочка топлененького? Бери, бери такось. С пенкой тута, как любишь…
«Шельмец, ставлю сто против одного — у меня лекарства ворует».
Говядину продавали по полторы копейки за фунт, курица стоила столько же.
— Мясо у нас есть, нынче брать не будем, — сказал Росси, — а вот хлеб на исходе. Возьмем вот эти два каравая.
— Какова их цена?
— Сеньор, разве Христос спрашивал цену хлеба?
— Боже! Да тебе бы советником у самого Понтия Пилата!..
— Можете записать в свою книжицу: хлеб стоит… около полукопейки за фунт.
— Около? — рассеяно переспросил Коцебу.
— А масло? Вон видите — от трех до четырех копеек фунт. Это тоже — около. Как же, сеньор, вы будете меня учитывать?
— Пьетро…
— Вчерася, как вы изволите знать, я приготовил жаркое из зайца. А знаете, сколько я за него заплатил?..
Высокий и тощий мужик с рыжеватой бородкой весело зазывал в мясной ряд, где на толстом сосновом чурбане рубили на большие куски парную говядину. Тут же на столе, обложенные свежей крапивой, предлагались бело-розовые тушки зайцев.
— Хозяин, почем товар? — Коцебу указал на крапиву.
Мужик весело присвистнул и широко улыбнулся иностранцу.
— Ваше благородие, отдаю этих косых за копейку!
— Косых? — не понял Коцебу и посмотрел на Росси. Тот крутился на своей деревянной подошве и хохотал, поджав руками живот.
Веселому мужику показалось, что странный покупатель недоволен ценою.
— В таком разе, ваше благородие, берите… даром!
Придя домой Коцебу не преминул написать о своем просветительском походе на городской базар, и есть там такие слова:
«Зайцы без шкуры отдавались за безделицу или просто даром, потому что русские их не едят».
На этой же странице, отметив почти что сказочную, нигде более в Европе не встречающуюся дешевизну местных продуктов питания, наш узник не забыл отметить совершенно фантастические цены на «предметы роскоши»:
«Фунт сахара стоит рубль, фунт кофе — полтора рубля, а штоф так называемой французской водки — два рубли с полтиною; фунт хорошего китайского чая — три рубли, полдюжины игорных карт очень грубых — семь рублей. Столько же и десть голландской бумаги…»
Жарко. В большой комнате окна завешаны одеялами, и потому сумрачно. В этой разморенной послеобеденной тишине слышно было, как жужжали на стекле мухи да монотонно постукивали на стене ходики.
Коцебу лежал какое-то время на своем диване, а попросту, на деревянной скамье, на которую бросили матрац с двумя подушками, и ждал. Он слышал не только жужжание мух и стук ходиков, но и как лязгнула железная щеколда задней калитки во дворе — это Росси пошел на Тобол купаться. Теперь его оттоль до вечера не выманить.
Кто-то по улице проехал на телеге. Колеса, видать, давно не смазывали, и оттого они жутко визжали и стонали.
Для верности он полежал еще немного. Потом встал, приоткрыл одеяло на одном окне, достал заранее приготовленный аршин и начал измерять заднюю половину комнаты, смежную с широкими сенями. Так тихо, сноровисто и незаметно он делал какие-то измерения, заполняя лежащий на столе листок цифрами. И, кажись, сделал он все хорошо и аккуратно. И сердце нашего узника взыграло непонятной радостью: боже мой, как мало человеку надо! И он, наконец, распрямился, широко вздохнул и глянул на дверь. Из черного проема на него недвижно взирала ехидная пиратская физиогномия.
— Пардон, сеньор, что помешал вашим вычислительным занятиям… — с вкрадчивым подобострастием прошептал Росси.
— Что тебе надобно? — оправившись после секундного замешательства, закричал Коцебу.
— О, сеньор, господин Соколов просит вашей аудиенции!
— Ты, Пьетро, несносен!
— Слушай, Ванюша, я тебе должен открыть великую тайну, — заговорил Коцебу, когда друзья, миновав Шавринское предместье, ступили на Большую дорогу. — Слушай и не перебивай. Я много думал об этом. План созрел. Но без твоей помощи осуществить его трудно…
— Ах, Федор Карпыч, сумею ли?
— Сумеешь, потому как от тебя ничего не требуется, разве что утешать мою жену.
— Вашу жену? — у Соколова перехватило дыхание, и он остановился.
— Слушай, Ванюша, слушай. Сегодня я все обдумал, все обмерил. Итак, ко мне приезжает жена, Христина Карловна, разумеется, со своей верной горничной Катериной Тенгман. Ну, после этого мы живем сколько-то счастливо и спокойно. Я бы приказал в большой комнате сделать дощатую перегородку и за перегородкой в углу поставить большой платяной шкаф. И вот живем тихо и мирно. Ты часто ходишь к нам в гости, мы читаем книги, играем в карты. Однако постепенно здоровье мое ослабевает, и, наконец, все стали замечать у меня… расстройство ума.
— Святая Тереза, грех-то какой! — Ванюша перекрестился.
— Бог простит. Меня бы видели, как я неподвижно и безмолвно сижу у проруби на Тоболе, из которой зимой берут воду. И вот однажды вечером, в темноте, бросил бы я подле проруби свою шубу и меховую шапку, а сам тайно пробрался бы к себе и спрятался в шкафу, в котором заранее была бы сделана отдушина.
Жена объявляет всем, что я исчез, меня ищут и находят только одежду. А потом в доме находят и мое собственноручное письмо о моем намерении лишить себя жизни. Факты налицо: утоп подо льдом. Жена в отчаянии, целыми днями лежит в постели больная. О сем происшествии доносят в Тобольск и Петербург. Там принимают этот случай к сведению и вскоре о том забывают. Тем более, что в Сибири не редкость так сводить счеты с жизнью. Но вот жена моя понемногу поправляется и просит себе паспорт на проезд в Лифляндию, в чем ей отказать не могут. А поскольку Россия такая страна, где можно проехать из конца в конец, не подвергаясь никакому осмотру экипажа, то мое перемещение по ее просторам всего лишь дело техники. Для этого жена покупает большие крытые сани, в которых человек мог бы спокойно лежать. Это единственный экипаж, который можно использовать в подобном предприятии.
Я ложусь на дно саней, в специально оборудованное углубление, меня прикрывают подушками и разными вещами. Жена помещается на сиденье и по мере надобности обеспечивает меня воздухом и прочим.
Ванюша, если силы меня дорогою не покинут, я могу сказать наверное, что без всяких препятствий доеду до дверей моего дома в Фридентале. Ради бога, не сомневайся! Я точно знаю: можно проехать от Палангена до Чукотского Носа, и никто у тебя не полюбопытствует, что ты везешь с собою.
— И все-таки главное, как придать вероятие вашей смерти?
— Согласен. Но ты же сам видишь, что курганский обыватель, как дитя, простодушен и вовсе не подозрителен. Ему и в голову не придет проследить всю нить столь хитро задуманного плана.
Признаюсь, Ванюша, меня настойчиво преследовала мысль «утонуть» в Двине в тот свой побег в Лифляндии. Левенштерн для видимости предпринял бы попытки искать мой труп в реке. После тщетных поисков, Щекотихину послали бы удостоверение о моей смерти…
Но ты же сам понимаешь, что в Кургане подобное осуществить легче. Бесплодные поиски тела в Двине могли бы возбудить подозрения. А возможно ли практически отыскать утопленника подо льдом Тобола?
— Но Фриденталь — это тоже Россия?
— Ах, дорогой Ванюша! Неужто в своем доме я не мог бы на время схорониться? Кроме того, в Эстляндии у меня много преданнейших друзей, на которых я мог бы положиться, как на свою Христину Карловну. Кнорринг и Гук могли бы доставить меня в Ревель, а великодушный Унгерн-Штернберг упрятал бы в своем имении, около Гапсаля, а уж потом водою на остров Даго. С этого острова я с любым рыбаком при попутном ветре через двенадцать часов был бы в Швеции.
— Вы и вправду, Федор Карпыч, продумали все в деталях.
— Только в деталях и следует продумывать. Для успеха нужна абсолютная гарантия. Я верю в успех!..
Знакомо. Как все знакомо! И не только в целом, но даже в частностях. Вот уж поистине все приходит на круги своя. Конечно, это знаменитый «рассказ из времен польских восстаний» мудрого старца земли русской Льва Толстого «За что?», написанного ровно сто шесть лет спустя после наших событий. План, изложенный Коцебу Соколову и рассказ Толстого почти идентичны и соотносятся как один к одному. Выходит, что знаменитый писатель позаимствовал сюжет у немецкого драматурга? Но говорят, что Юзе Мигурский и его жена Альбина тоже живые, а не придуманные персонажи. А если так, то, значит, не писатель, а сама жизнь, конкретные обстоятельства разрабатывают сюжет и преподносят нам как объективную данность. Мне даже подумалось, что осуществи Коцебу свой план побега, финал его был скорее всего тот же, что и у Мигурских. К счастью нашего узника, до этого не дошло. В то самое время, когда предвечерней порою два пилигрима прохаживались на пустынной Большой дороге и, не таясь, что кто-то их услышит, упивались грезившейся им зыбкими контурами свободы, за многие тыщи верст, на гранитных брегах прохладной Невы, в красной гостиной самовластителя российского, было произнесено имя Коцебу…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Узник гатчинского сфинкса - Борис Карсонов бесплатно.
Похожие на Узник гатчинского сфинкса - Борис Карсонов книги
- Уроки Тамбы. Из дневника Эраста Фандорина за 1878 год - Борис Акунин - Историческая проза
- Окровавленный трон - Николай Энгельгардт - Историческая проза
- Борьба за трон (сборник) - Уильям Гаррисон Эйнсворт - Историческая проза
- Белое солнце пустыни - Рустам Ибрагимбеков - Историческая проза
- На пороге мрака - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой - Гилель Бутман - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Вдова Клико - Хелен Фрипп - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
