Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правило № 4. Навязывайте свои условия игры. У Сталина на Ялтинской конференции была совершенно сумасшедшая позиция, когда он зажал в тиски лидеров Англии и США Черчилля и Рузвельта. Тогда принимались решения о будущем переделе мира между странами-победительницами.
Советскому лидеру нужно было добиться, чтобы Восточная Европа отошла в социалистический лагерь. Столкнувшись с двумя такими китами, как Черчилль и Рузвельт, он объяснил, что будет, если игра пойдет не по его правилам. Сталин смог использовать все их слабые стороны — доказал Рузвельту, что Америка не сможет контролировать ситуацию в Европе, потому что находится далеко, в отличие от СССР, сумел отодвинуть Черчилля от раздела территорий, говоря о том, что Англия сама ослаблена после войны и у нее еще есть бунтующие колонии. Зарубежные лидеры убедились в силе и решимости Советов, а дальше переговоры пошли в том русле, в котором было нужно генералиссимусу.
Правило № 5. Победитель должен быть один. Есть расхожее мнение, что успешные переговоры должны закончиться к обоюдному удовлетворению — две стороны должны уйти довольными. А я считаю, что переговоры должны закончиться так, как нужно мне. И в выигрышной позиции должна оказаться одна сторона. Та, которую представляю я.
Вывод: рычаг в переговорах — абсолютно точно ключевая вещь. Это козыри, которые помогут выиграть. Главное — заранее их найти и применить в процессе переговоров.
Архив звездных дел
Сенатор и бизнес-леди
Одно из самых трудных дел в моей профессиональной биографии связано с двумя очень известными в нашей стране людьми. Но так как процесс был закрытый, то, к сожалению, я не могу называть имен. Хотя уверен, что вы все сразу поймете.
Итак, действующие лица.
Он. Харизматичный сенатор.
Она. Известнейшая в стране бизнес-леди.
Они. Дети, из-за которых и шел страшный спор. С кем им проживать? С мамой или папой?
Аргументы отца: «Я подозревал, что жена мне изменяет. На нашей даче мною были включены камеры наблюдения, о существовании которых никто, кроме двух инженеров, их установивших, не знал. То, что я увидел, меня поразило. Пока я находился в командировке, в моем доме шла оргия. Я не могу оставить детей такой матери. Кроме того, ей самой дети не очень нужны. Просто из этой ситуации она должна выйти победительницей в глазах всего сообщества и светской тусовки. На самом деле она детьми никогда не занималась. Мама возвращается поздно после своих гулянок, и дети уже спят. Единственное занятие детьми происходило тогда, когда с ними надо было выходить в свет. Детские дни рождения, праздники и елки. Каникулы с друзьями-знаменитостями. Дети ей не нужны, они нужны мне».
Аргументы матери: «Мой муж стал религиозным фанатиком и еще возомнил себя неизвестно кем. У него довольно серьезные психические отклонения на этой почве. Все, что он рассказывает о каких-то записях и оргиях, — неправда. Никто никогда, очевидно кроме него самого, и то во сне, не видел эту пленку. Дети привязаны ко мне и любят меня. А я — их. Я хорошая мать, и мы постоянно проводим каникулы вместе. От того, что я беру их на праздники к детям своих знакомых и друзей, от того, что мы отдыхаем вместе с известными людьми, моему сыну и дочери только хорошо. Доверять детей папе, фанатику и сектанту, опасно. Дети должны остаться со мной».
Ко мне обратился отец с просьбой представлять его интересы на суде в одном из районов Москвы.
Для меня ситуация оказалась неоднозначна, и просто так, не раздумывая, принять решение было невозможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Совет мне мог дать только один человек. И я поехал к нему.
Это довольно важный момент в данной истории, так как именно этот совет перевернул судьбу всех участников на сто восемьдесят градусов.
Дело в том, что у господина сенатора и его супруги многие годы был партнер и самый близкий друг. Я хорошо знаю этого человека. Назовем его для простоты господин А. Как это часто бывает в нашей стране, что-то между друзьями и партнерами произошло. Простых и легких характеров среди участников конфликта не было, и отступать или уступать никто не хотел. Недопонимание разрасталось. Как гром среди ясного неба для всех друзей и знакомых прозвучало известие о возбуждении уголовного дела. Затем арест партнера А. Суд приговорил бывшего партнера сенатора и его жены к четырем годам заключения.
Понятно, что большой любви к жене сенатора, которая, кстати, написала обращение в правоохранительные органы, на основании которого было возбуждено уголовное дело, как и к самому сенатору, который, в свою очередь, убедил свою супругу написать донос, а затем включил колоссальный административный ресурс, господин А, мягко говоря, не испытывал.
Если кто и мог рассказать правду об этих людях, вернее, об их отношении к детям, причем совершенно беспристрастно, то это был как раз осужденный партнер. Человек, который прожил с этими людьми многие годы бок о бок. Скажи он мне не браться за это дело, я бы и не взялся. Я слишком хорошо знал этого человека. И верил ему. Для меня произнесенный в суде приговор был просто издевательством над правдой. До сих пор жалею, что А ко мне не обратился по этому поводу, а я не настоял на своей работе в этом деле. Его защищал один из самых известных уголовных адвокатов страны. Без особого успеха. Впрочем, если там действительно подключился административный ресурс…
Я отложил свой ответ сенатору на некоторое время и поехал встречаться на зону, где отбывал свой срок А.
Он вышел, подтянутый и улыбчивый. Чисто одетый, в своей зэковской форме, но брюки выглажены со стрелкой, а рубашка как будто только что из магазина.
Можно было подумать, что он готовился к нашей встрече, но это не так. А знал, что я должен приехать на днях (мы разговаривали по телефону), но не знал, в какой день. Мы обнялись и начали болтать о всяких делах.
В конце концов я подобрался к интересующему меня вопросу:
— Я знаю, что ты не можешь хорошо относиться ни к ней, ни к нему. Но речь идет о детях. Так или иначе, суд решит передать детей кому-то из них двоих. Меня интересует твое мнение. Ты же с ними дружил много-много лет. С кем будет лучше детям?
Мой товарищ практически не задумался.
— Ты же знаешь, что я считаю его параноиком. Но он при этом домосед. Она же девушка тусовки. Детям точно будет лучше с ним. Хотя ни он, ни она этих детей не достойны. Но что сейчас об этом говорить. Я скоро выйду отсюда. Интересно, ты к этому времени закончишь процесс?
Мы обнялись и в следующий раз увиделись уже только через два года, но зато в Москве. На свободе.
По возвращении домой я позвонил сенатору и сообщил, что буду представлять его интересы в процессе определения места жительства детей.
Мы встретились через пару дней, и я поставил свои условия, на которых приму участие в этом деле:
• Я должен сам, один на один, поговорить с каждым из детей. Лично хочу услышать, что они думают об этой ситуации.
• Если после разговора я приму решение идти дальше, эмоциональный папа не имеет права принимать участие в процессе лично. Только по требованию суда или по моему решению. Отец, на мой взгляд, со своими криками и высказываниями мог испортить весь процесс. Если же он все-таки захочет приходить на заседания время от времени, то обязан молчать под угрозой того, что я выйду из дела.
• Раз в неделю я хочу бывать в доме, где живут дети. Мне надо проникнуться атмосферой и понять, что происходит.
• Я имею право поменять всю стратегию и тактику по собственному усмотрению, если увижу, что это необходимо.
• Я сам выберу из предложенного отцом списка свидетелей тех, которые, как мне кажется, нужны. Не стоит навязывать мне кого-то, кто мне по каким-то соображениям не подходит.