Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас основное внимание Узбекистана приковано уже не к Андижану, а к маленькому городку Кара-Суу, находящемуся на границе с Киргизией. По нескольку раз в день рассказывают, что Андижан уже подавили, а Кара-Суу пока не трогают, хотя власть там уже несколько дней принадлежит народу. Жители городка захватили хокима (мэра), сожгли городской хокимият (администрацию) — и вот уже несколько дней в Кара-Суу нет милиции, СНБ и прочих силовых структур. Жители Кара-Суу достроили недостающую секцию моста через реку, разделяющую территории Узбекистана и Киргизии, и тысячи людей со всей Андижанской области бросились в Киргизию, в Ош. О послереволюционной Киргизии в Ферганской долине вообще часто говорят почти как о земле обетованной.
Точно так же, как и новости — по телефону и через Интернет, передают информацию о намеченном на три часа дня возложении цветов к Мемориалу мужества — памятнику жертвам ташкентского землетрясения 1966 года. Так местные правозащитники решили почтить память погибших при событиях в Андижане.
На площади возле памятника немноголюдно. Митингующих — 5-10 человек. Журналистов — человек 30, если не больше.
— Нас, когда мы только начали здесь собираться, попытались прогнать. Но, увидев журналистов, они испугались, — рассказывает Эльмира Хасанова из комитета свободы слова и выражения. Она рассказывает, что правозащитники пришли сюда, чтобы выразить скорбь по погибшим в Андижане, что они не делают ничего противозаконного, не призывают к свержению строя, поэтому не понимают, почему они могут кому-то помешать.
К памятнику подбегает местный корреспондент «Би-Би-Си» Алишер и кричит, что только что около площади арестовали сотрудницу ОБСЕ и переводчика «Би-Би-Си».
— Пойдемте все вместе, они там, в автобусе! Если мы пойдем все вместе, их освободят. Они там, в автобусе.
Журналисты начинают медленно двигаться к дороге. Правозащитники обиженно смотрят вслед, но не идут. Автобус с задержанными трогается.
— Мы возмущены тем, что в стране не объявлен траур! — продолжает Эльмира Хасанова и вместе с тремя другими женщинами кладет красные гвоздики к памятнику.
Фотокорреспонденты и телеоператоры снимают. Съемочная группа одного российского телеканала не успевает снять эту сцену, корреспондент мнется, извиняется и просит женщин взять цветы и возложить их еще раз. Они покорно следуют его указаниям.
— А нас сейчас снимаете не только вы, — говорит журналистам руководитель комитета свободы слова и выражения Инера Сапаргалиева, — видите того человека в клетчатой рубашке, с маленькой видеокамерой? Мы уже так привыкли к его лицу, что даже почти перестали его замечать. Он из службы национальной безопасности, ходит на все наши мероприятия. Все записывает.
Один из вопросов, который волнует большинство журналистов: почему к Мемориалу мужества пришло так мало людей?
Правозащитники разводят руками и говорят, что им просто не удалось никого предупредить.
— А главное, потому что люди боятся! — берет слово Агзам Тургунов, руководитель ташкентского отделения партии «Эрк», — сейчас люди в таком состоянии, что, если к ним придут домой и их детей начнут стрелять, они и то ничего не скажут. Парализованы страхом!
— А еще политическая активность низкая, потому что узбекский народ еще не сложился как государствообразующая нация. Люди не чувствуют ответственности за собственную страну, — добавляет Ахтам Шаймарданов из Партии свободных земледельцев, — вот, например, вся Ферганская долина сейчас в шоке, а людям в Ташкенте вроде как все равно. Хотя ситуация, конечно, улучшается. Еще три года назад я и подумать не мог о том, чтобы выйти на площадь, пикетировать. А сейчас нормально, привык, втянулся. И политизация потихоньку идет. Народ будет подниматься.
— Но, наверное, события, подобные андижанским, еще сильнее запугают людей. После этого уже никто не решится выходить на митинги, — предполагаю я.
— Да сильнее уже некуда. У нас и так запугивание на запредельном уровне. Следующий этап — это если люди в отчаянии и истерике начнут самосожжения.
— Но что же вы, как оппозиционеры, предполагаете делать? — спрашиваю я.
— Главное, чего мы хотим, — это чтобы наши партии были зарегистрированы, чтобы мы могли вести открытую политическую деятельность. Потому что если нам этого не позволят, то потом появится какой-нибудь случайный человек, может быть, какой-нибудь экстремист или фундаменталист, и он поведет за собой народ.
Журналисты устают от разговоров, правозащитники начинают расходиться. Через несколько минут к памятнику подходят трое молодых парней с красными гвоздиками, спешно кладут их на постамент и быстрыми шагами уходят прочь.
Площадь перед памятником пустеет, и место митинговавших тут же занимают подростки-скейтбордисты.
После митинга я решаю спросить у представителей властей, будет ли объявлен траур. Звоню в государственное информагентство «Жахон», входящее в структуру МИДа.
Поднявший трубку чиновник разговаривает подчеркнуто грубо:
— Кто такой? Что надо?
Когда я представляюсь и задаю свой вопрос, он делает паузу. А потом продолжает быстро, тихо и совсем другим тоном.
— Знаете, давайте мы сделаем вид, что вы нам не звонили? Думаете, нам приятно? Пишите правду, и все. — Он снова резко меняет тон. — Аккредитация есть у вас? Никаких комментариев не будет! Речь президента надо было слушать!
Снова пауза. И снова тихо:
— До свидания. Пишите правду.
«Коммерсантъ», 17.05.2005
Мастер-класс Ислама Каримова
23 мая 2005 года
На прошлой неделе российское руководство выразило полную поддержку властям Узбекистана, жестко подавившим мятеж в Андижане. И это естественно: президент Ислам Каримов первым среди лидеров СНГ дал отпор «цветной революции», распространения которой так боятся в Москве.
Как Ислам Каримов поправил Аскара Акаева
Примерно за месяц до киргизской «революции тюльпанов» президент Узбекистана Ислам Каримов неожиданно сделал довольно резкий и нехарактерно для него грубый выпад в адрес коллеги — тогда еще президента Киргизии Аскара Акаева. Он обвинил его в бездействии, в том, что тот не смог вовремя «задушить оппозицию», а значит, сам виноват в нарастающем недовольстве. И после этого он не упускал возможности кольнуть соседа, периодически прилюдно упрекая его в слабости. В каждом подобном высказывании Каримова содержался намек: уж у себя-то узбекский лидер такого не допустит.
Официальный Бишкек так никак и не реагировал на обидные слова Ислама Каримова. А уже лишившись президентского кресла, Аскар Акаев даже признался, что президент Узбекистана был прав. В своем первом послереволюционном интервью, в эфире радиостанции «Эхо Москвы», отвечая на вопрос ведущего, какой бы совет он мог дать своим коллегам, Аскар Акаев посетовал на то, что «не защитил свою демократию». И порекомендовал остальным лидерам СНГ без колебания применять силу, «если это понадобится для защиты демократии», ведь демократия в СНГ очень слаба и не может сама себя защитить.
Что Ислам Каримов — не Аскар Акаев, стало ясно очень скоро. 13 мая в Андижане начался бунт, по сценарию очень напоминавший революцию в Киргизии, тоже начинавшуюся не в столице, а в провинции, с захвата обладминистрации в Оше.
Два месяца назад Аскар Акаев с самого начала ошских событий перестал появляться на публике. Пока засевшие в Оше оппозиционеры давали пресс-конференцию, президент Киргизии просто исчез — иностранные СМИ предполагали, что он тайно летал советоваться в Москву. Ислам Каримов, напротив, полетел на место событий — в Андижан. В сам город, правда, не заехал, а обосновался в аэропорту, где и создал штаб подавления мятежа.
Пытаясь подавить восстание в Оше, Аскар Акаев действовал так: с наступлением ночи в обладминистрацию ворвались спецназовцы, они хватали сидевших там людей (в основном женщин) и вытаскивали их на улицу. Выдворение сопровождалось ударами дубинок, некоторых также выкидывали из окна. Для проведения этой щекотливой операции были применены надежные силы — как заявляли тогдашние киргизские оппозиционеры, специально для штурма ошской администрации в город привезли казахский спецназ. Очевидно, власти опасались, что киргизский может отказаться выполнять приказы командования. Огонь по восставшим киргизские власти предпочли не открывать, и жертв не было.
Ислам Каримов подошел к андижанской проблеме иначе. С наступлением темноты к захваченному хокимияту подъехали не автобусы с невооруженными спецназовцами, а бэтээры. И без предупреждения открыли огонь на поражение.
Все еще не совсем ясно, кому был поручен расстрел. Как заявлял андижанский правозащитник Саиджахон Зайнабитдинов, из числа военнослужащих для подавления восстания были привлечены только контрактники — служащим по призыву такого дела не доверили. Кроме того, я сам видел на улицах Андижана на следующий день после расстрела немало бойцов элитного подразделения «Барс» — молва утверждала, что именно они открывали огонь по толпе.
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Война и миф. Расширенное и дополненное издание - Михаил Зыгарь - Публицистика
- Газпром. Новое русское оружие - Михаил Зыгарь - Публицистика
- Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России - Гарриет Мурав - Литературоведение / Публицистика
- Этот мой джаз - Михаил Кулль - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин - Маркетинг, PR, реклама / Политика / Публицистика
- Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона - Томас Марк Маккерли - Публицистика
- Власть - Николай Стариков - Публицистика
- Когда звонит убийца. Легендарный профайлер ФБР вычисляет маньяка в маленьком городке - Марк Олшейкер - Биографии и Мемуары / Публицистика / Юриспруденция