Только некоторые более значительные поселения, бывшие издревле епископствами, признавались здесь за civitates, или городские общины, находившиеся под покровительством их епископов и папы; они имели во главе своего управления консулов или подест и разделялись на враждебные друг другу классы свободных граждан (populus) и рыцарства (milites). Ананьи, Вероли, Валлетри, Алатри, Фрозиноне и Ферентино никогда не были под исключительной властью династов; они, напротив, имели свое общинное устройство, сами избирали своих ректоров и имели право заключать всякого рода договоры. Но так как, несмотря на это, повсюду были присосавшиеся, как пиявки, бароны с разнообразными привилегиями, то на папском ректоре лежала нелегкая задача примирять запутанные противоречия различных прав или споры между общинами, баронами и рыцарскими людьми. Вся Кампанья и Маритима между Вольскими горами и морем, где единственным значительным городом с настоящим общинным управлением была Террачина, по временам управлялась папским легатом, носившим титул Rector Campaniae et Martimae. Эту должность прежних графов Кампаньи (Comitatus Campaniae) занимали или знатные римляне из светского сословия с одной светской властью, или прелаты и кардиналы с обоими видами власти: светской и духовной.
Путешествие Иннокентия III по Лациуму имело целью утвердить тамошних вассалов и города в верности церкви и дать на собрании в С.-Джермано прочную организацию подвластным королю Фридриху провинциям Южной Италии. Но вместе с тем папа имел еще и другие намерения: он создал для своего брата Рихарда княжество на Лирисе. Юный Фридрих, уступивший его Рихарду, уплатил таким образом свой долг папе. В то время как последний находился в монастыре Фосса-Нова у Чеккано, сицилийский протонотории при звуках труб провозглашал Рихарда Конти графом Сорским. Кроме этого старинного города, лен его заключал в себе значительную область, бывшую родиной Цицерона и Мария: Арпино, Арче, Изола и другие населенные места. Фридрих еще раз утвердил за ним это владение в J215 г., причем даже выделил эти города из связи со своим королевством и формально признал их церковными ленами. Таким образом, Иннокентий возвел как бы в виде оборонительной линии по ту сторону Лириса родственное себе владение и увеличил Церковную область за счет Фридриха. Теперь о Рихарде можно было сказать, что он обладал мастью государя. Он уже владел ленами дома Поли, в том же 1208 г. он получил от папы Вальмонтоне и таким образом стал родоначальником графского рода Конти, который делился на две ветви – Вальмонтоне (а впоследствии также и Сеньи) и Полк, так как из его трех сыновей Павел был основателем первой, а Иоанн – втором линии. 6 октября 1208 г. Рихард принес папе вассальную присягу за все полученные им земли. Можно ли было упрекать римлян, когда они обвиняли Иннокентия в непотизме. Он щедро наделял своих родных, раздавая им имения и высшие почетные звания, но он должен был вознаграждать их за многие оказанные ими услуги, и, по-видимому, все они отличались выдающимися качествами.
12 ноября 1208 г. папа из своего путешествия возвратился в Латеран, где римляне встретили его с большими почестями. В это время город был совершенно спокоен. Хотя община и пыталась по временам назначить свободно выбранного сенатора, однако порядок управления, установленный в 1205 г., сохранялся в течение всей жизни Иннокентия III.
2. Отношение Иннокентия III к спору за немецкую корону. – Оттон из Вельфского дома и Филипп Швабский. – Нейсская капитуляция. – Признанное империей церковное государство и его пределы. – Протесты партии Филиппа против вмешательства папы в избрание короля. – Коронация Петра Арагонского в Риме
С бо льшими затруднениями, чем в Церковной области и в Сицилии, встретился Иннокентий в Германской империи. Двухпартийные выборы короля после смерти Генриха VI и обращение обеих партий к папе сделали последнего протектором империи. Большинство немецких князей-избирателей было против Вельфской партии, враждебный наследственной Штауфенской монархии и союзницы Англии, в которой королем был Ричард, униженный Генрихом VI. Молодой Оттон, сын Генриха Льва и английской принцессы Матильды, бывший под покровительством своего дяди Ричарда, состоявший его вассалом и возведенный им в звание герцога Аквитанского и графа Пуату, поднял на английские средства и через подкупленных нижнерейнских епископов свой дом из того упадка, в который он был повергнут Гогенштауфенами 12 июля 1198 г. Адольф Кельнский короновал его в Аахене на королевство; но большинство князей и самые важные из них выбрали еще в марте молодого Филиппа Швабского, который 8 сентября и был коронован в Майнце; он был братом Генриха VI и мужем Ирины, дочери византийского императора, вдовы сицилийского короля Рожера III.
Когда Филипп ради сохранения короны за Штауфенским домом превратился из опекуна Фридриха в похитителя его прав и князья отложили в сторону присягу, которую они только что, в 1196 г., принесли маленькому сыну Генриха, они могли оправдываться обстоятельствами. И если Иннокентий III не охранял прав опекаемого им Фридриха, то он с полным основанием мог сказать, что принял на себя обязанность защищать его только в его сицилийском наследстве, тогда как в Германии Филипп был опекуном, назначенным Генрихом VI. Подобно Григорию VII, Иннокентий тоже воспользовался борьбой за имперскую корону, чтобы возвысить папство за счет империи; первое было сильно своим единством, вторая – ослаблена расколом. Акты великого имперского процесса показывают, с каким искусством государственного человека Иннокентий сумел получить из него наибольшую выгоду. В деле земной власти было бы совершенно нелепо требовать от папы, чтобы он выгоды своей церкви принес в жертву идеальной справедливости. Иннокентий, конечно, должен был склониться на сторону сына Генриха Льва, дом которого считался защитником церкви. Можно ли его порицать за желание навсегда свергнуть с престола Гогенштауфенов и на их место посадить Вельфов? «Я не могу, – говорил он с полной откровенностью, – стать на сторону Филиппа, который только что захватил владения церкви, назвался герцогом Тусции и Кампаньи и утверждал, что его власть простирается до ворот Рима или даже до Трастевере». Должен ли он был содействовать возвышению Фридриха? Сын Генриха VI опять соединил бы Сицилию с империей. Папы противодействовали замыслам Штауфенов восстановить могущество империи посредством подчинения Италии и уничтожения церковного государства и положить основание наследственной монархии, что было излюбленным планом Генриха VI. Они не могли допустить возникновения наследственной монархии не в силу того идеального соображения, что империя не должна зависеть от наследственных прав династии, а императорами, как и папами, должны быть лишь благочестивейшие и мудрейшие», но из боязни того, что сильная Германия будет притеснять все другие страны, а также и церковь. Папы были естественными врагами монархистского единства как в Германии, так и в Италии. Легко поэтому понять, какой взгляд проводил Иннокентий III, доказывая князьям-избирателям, что власть в Германской империи не должна передаваться по наследству. В знаменитом письме, посланном им в Германию в качестве разъяснения его взглядов на спорный вопрос об империи, он развил с мастерским искусством все основания за и против обоих претендентов. Впрочем, его речь была такова же, как Григория VII и Александра III, смелые воззрения которых на значение папской власти он еще усилил. Тогда как папы каролингского времени, только что снявшие скромную одежду епископов, смотрели на империю как на теократическое мироустройство, в котором образ видимой церкви определялся гражданскими законами. Они, начиная с Григория VII, низвели империю на степень чисто материальной силы и не желали видеть в императоре никого иного, как первого вассала церкви, назначением которого было защищать ее своим грубым земным мечом, а в качестве светского судьи поражать еретиков. В то время как церковь Божия, т. е. папство, была солнцем, освещающим вселенную, империя, по взгляду священства, кружилась лишь как тусклый месяц в туманной сфере земной ночи, и эта ловкая игра монашеской фантазии вошла, как астрономическая истина, в представление о мире. Церковь возвышалась как высокая духовная сила, как всемирный идеал, а империя падала и в представлении, и в действительности. Тонкая философия пап, войдя в рассмотрение происхождения власти государей, пришла к взглядам, которые мы теперь назвали бы демократическими. Но всякий император, исполненный чувства собственного достоинства, должен был восставать против воззрений, повторявших основные положения Гильдебранда, что королевская власть стояла гораздо ниже священнической; что папа в качестве наместника Христова, «через которого властвовали короли и управляли князья», был господином всего земного круга; что только священническое звание происходило от Бога, светские же правители вели свое начало от тирании Нимврода, возложенной на евреев как наказание; что папа был судьей и распорядителем империи, потому что последняя была перенесена церковью из Византии в страну франков, а император получал свою корону только от папы; что по своему принципу и своей цели имперская власть принадлежала Святому престолу; короче, папа владел обоими мечами – и светским, и духовным, – положение, против которого впоследствии Данте так энергично высказал свое требование о разделении двух властей.
