вновь сдавили тиски.
Нет, то не было игрой моего воображения, не знаю как, но он будто на самом деле вонзил пальцы в мою плоть, крепко стиснув трепещущую сердечную мышцу, и теперь я пребывала в обжигающей тьме, наблюдая за взрывающимся белым светом, догадываясь, что если Ян может влиять на разумы, подчиняя их себе, то причинять лишь одной мыслью боль – уникальная способность Чернобога.
Вот почему Тьма избрала его править адом. Ведь такова его сила. И эта сила, вызвавшая мои громкие крики, заставляет Яна остановиться, не приблизившись ко мне, поскольку именно так работает шантаж.
Подчиняясь, мой дракон замирает – и боль отступает, отливая волной, и крики сменяются тяжелыми стонами отчаяния. У меня даже получается приоткрыть глаза, поднять тяжелые веки.
Синие электрические молнии разъяренно мерцают рядом с Яном, но он не может направить их в Смога. Он знает, чем все обернется – туросик убьет меня за полсекунды, а затем Яна расщепит отец, потому что это требует мизерных усилий.
И столь печальный очевидный факт сковывал Яна, причем так же, если бы его поместили в клетку, как если бы поработили его душу. Смог полностью контролировал сына, шантажируя его, даже не прикасаясь ни к одному из нас, а всего-навсего вытянув руку.
Ян молчит, стиснув зубы. Вижу Валентину, Алексея, Гая – бледных и виноватых. Опустошенный недвижимый Константин стоит на коленях, его взгляд направлен в пол.
Реакция Яна, то, как он стремительно двинулся ко мне в моменте пытки, когда все остальные – особенно Константин – не шелохнулись, действительно сбивает Чернобога с толку.
И он быстро понимает, что ошибся. Я важна не для Константина, а почему-то для Яна. Чернобогу не надо объяснять – он начинает догадываться.
В глазах Смога воспламеняется праведный гнев. Прожекторы больше не светят белым, а отливают оранжевым, плавно переходя в красный. А после вновь становятся цвета пустоты.
Константин его уже не волновал.
– Мне следовало поинтересоваться, чем ты занимаешься в яви все это время, – процедил Смог, глядя на Яна, и задумчиво хмыкнул: – Значит, человеческая оболочка что-то значит для тебя… – Владыка пекла посмеялся, горько, едко. Угрюмо. А затем в его голосе послышался новый запал энергии, урагана зла. – Что же это? – вопросил он. – Жалость? Негодование из-за того, что пытают твоих питомцев? Порыв знаменитого людского благородства?
– Ничего необычного, – ровным тоном ответил Ян, храня непоколебимость, защищаясь ею как броней. – Она просто человек. Оставь ее в покое. Девушка невинна и попала сюда случайно. Нет смысла причинять ей вред.
Ян продолжал делать вид, что мы друг другу никто. Ни разу его взгляд не скользнул на меня, обнажая тревогу. У него отлично получалось управлять своими чувствами и мимикой, но отец хорошо его знал.
И что-то не давало ему покоя, рождая подозрения.
Смога заинтересовали речи Яна, равно как и его необычное поведение несколькими мгновениями ранее. Желая получить ответ, он молниеносно обернулся ко мне, вскинул ладонь и моментально сжал ее в кулак.
Острая боль пронзила мое сердце, непереносимая и жгучая: теперь его сжимали изо всей силы.
Боль ползла от сердца к рукам, животу, спине, шее и челюсти, охватывала голову, всю поверхность кожи и даже глаза. Она ежесекундно возрастала. Реальность блекла, зрение отказывало – расплывался зал и собравшиеся здесь. И только слух не переставал функционировать, я отчетливо слышала свой истошный вопль, переходящий в бесконечно долгий крик, длящийся, как мне казалось, несколько минут, пока незримая сила властелина ада безостановочно терзала меня.
Позже я различила голос Яна, больше не сдержанный, не хладнокровный, не безэмоциональный.
И голос гневно приказывал меня отпустить, а потом, спустя несколько новых волн страданий, обрушившихся на меня, уже просил и молил: «Пожалуйста, прекрати… Пожалуйста… Смог… Хватит».
Когда я распахнула глаза, то увидела Яна стоящим напротив отца.
Плащ Смога был воспламенен, но огонь затухал. Как и синие гневные искры, мелькающие около Яна, вероятно, направившего на отца свою мощь. Но безрезультатно.
Чернобог не разрешил ему приблизиться ко мне и не дал себя остановить, наверняка увеличивая мое страдание в ответ на любые действия Яна, как и в прошлый раз.
И сейчас Ян мог лишь просить его перестать. Чернобог получил то, что хотел, легко и непринужденно, не прилагая усилий. И добивался своего: Ян послушно отвечал отцу на поставленный вопрос о том, кем я могу являться для него, но без слов, а действиями. Весьма красноречивыми.
Никто из стоящих братьев и сестер не отреагировал так, как Ян. Делать вид, что ему все равно, ничего не предпринимать, когда меня пытали на его глазах – не получалось. Ледяная глыба рухнула, на его лице были ярость и сожаление, и настоящее горе, и извинение, пылающие для меня. Эмоции не угасали даже сейчас, когда сила Смога покинула мое тело.
Ян не мог более скрывать, что переживает за меня.
Каким-то образом я не умираю прямо сейчас, мне удается как-то вынести происходящее. Рана на бедре липкая, горячая и пульсирующая, тело неустанно ноет, охваченное агонией, но я до сих пор жива. Однако надолго ли? И мне так жаль… Словно я ощущаю вину за то, что ранена, за то, что мне плохо и я смертная, а значит, способна чувствовать физические страдания.
Не хочу, чтобы Ян беспокоился за меня.
Не хочу, чтобы видел мои мучения, лишенный возможности и попыток мне помочь.
Не желаю быть его слабым местом перед отцом, стремящимся нанести душевный урон сыну любой ценой.
Ян уже не пытается скрыть чувства, это бесполезно. Он поднимает голову и в упор, с уверенностью смотрит в глаза Смогу, и взгляд выражает не волнение или страх, а сосредоточенность и даже вызов.
Он полон лютой ненависти к правителю ада.
Смог вновь разочарован и качает головой.
– И что же это сейчас было? – хрипло цедит он, из его горла вырывается короткое раздосадованное рычание.
– Может быть – любовь? – просто отвечает Ян, медленно и плавно, с неким нарочитым удовольствием проговаривая слова, сощуривая синие глаза. – Любовь к человеку, Смог. Как тебе такой вариант?
– Какая это может быть любовь, Ян? – вопрошает тот, не доверяя его словам. Решая, что Ян заявляет так специально, чтобы разозлить. Или же боясь довериться?.. – Вы не соразмерны. Ты – чистокровный дракон. И мой наследник. Ты – самое высокомерное, высокородное существо, что есть во вселенной. Что для тебя – смертный человек? Ничто! Не для тебя!
Ян коротко, с надменным видом усмехается, наблюдая за тем, что замечаем мы все: Смог действительно боится, что подобные речи старшего сына, на которого он
