Форма входа
Читем онлайн Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Перед нами простирается огромная земля… Взять свою жену и детей в страну, где царствует лихорадка, африканская лихорадка, — авантюра. Но разве тот, кто верит в Иисуса, откажется пойти на эту авантюру, имея такого предводителя? Только сердце родителя может почувствовать то, что переживаю я, когда я смотрю на своих маленьких детей и вопрошаю, вернусь ли я с ними или один?
Это одна из тех черт первых миссионеров, которые нам труднее всего понять: они придавали больше значения душам других, чем жизни собственных детей. Однако вторая экспедиция чуть не погубила их всех, так что Ливингстон наконец решил отослать семью домой, в Англию. Они не виделись четыре с половиной года[64].
Экспедиции к Нгами стали первыми в ряду почти сверхчеловеческих путешествий, которые приводили в восторг людей средневикторианского периода. В 1853 году Ливингстон прошел триста миль от устья Замбези и достиг ее верховий, а после отправился из Линьянти (современная Ботсвана) в Луанду на побережье португальской Анголы. По выражению автора “Таймс”, это стало “одним из величайших путешествий эпохи”. Затем Ливингстон, восстановив силы, повторил путь к Линь-янти перед удивительным походом в Келимане в Мозамбике. В результате он стал в буквальном смысле первым европейцем, пересекшим Африку от Атлантического океана до Индийского. Ливингстон был настоящим героем своего времени. Этот человек скромного происхождения открыл британской цивилизации дорогу на континент, наименее гостеприимный из всех. И сделал это по собственному почину. Ливингстон стал неправительственной организацией из одного человека, первым médicin sans frontières[65] XIX века.
Стремление Ливингстона открыть Африку для христианства и цивилизации стало еще сильнее после того, как он обнаружил, что рабство все еще процветает. Хотя работорговля на западе континента, казалось, была уничтожена после британского закона об ее отмене, вывоз рабов из Центральной и Восточной Африки в Аравию, Персию и Индию продолжался. В XIX веке около двух миллионов африканцев были проданы на Восток. Сотни тысяч рабов прошли через занзибарский невольничий рынок, который был экономическим узлом бассейна Индийского океана[66]. Ливингстона, не сталкивавшегося с гораздо более обширной работорговлей, которую сами англичане когда-то вели в Западной Африке, глубоко потряс вид невольничьих караванов, опустошение и безлюдье, которое они оставляли за собой. Позднее Ливингстон писал:
Это, кажется, самая странная болезнь, которую я увидел в этой стране, действительно приносящая большое горе, — разбитое сердце. Она нападает на свободных людей, которых обращают в рабов… Один мальчуган приблизительно двенадцати лет… сказал, что не чувствует ничего, кроме сердечной боли.
Ливингстон был столь же возмущен страданиями рабов, как предыдущее поколение было безразлично к ним.
Викторианских миссионеров легко счесть “культуршовинистами”, с пренебрежением относящимися к африканским обществам. Это обвинение невозможно предъявить Ливингстону. Без помощи местных народов Центральной Африки его путешествия были бы невозможны. Пусть макололо и не приняли христианство, однако они с готовностью сотрудничали с Ливингстоном, и по мере того, как он узнавал их и другие помогавшие ему племена, его отношение к африканцам постепенно менялось: они зачастую оказывались “мудрее своих белых соседей”.
Тем, кто изображал африканцев жестокими, Ливингстон отвечал, что “никогда не сталкивался с коварством, когда находился среди одних негров, и за одним или двумя исключениями со мной всегда обращались вежливо. Центральные племена были настолько культурными, что миссионер, обладающий обычным благоразумием и тактом, конечно, добился бы у них уважения”. Позднее он напишет, что отказывается верить в “умственную или душевную неполноценность африканцев… Что касается положения африканцев среди других народов, то мы не заметили ничего, что могло бы подтвердить мнение, будто они принадлежат к особой 'породе' или 'виду' и чем-либо отличаются от самых цивилизованных людей”. Именно уважение Ливингстона к африканцам, с которыми он общался, сделало работорговлю для него отвратительной. Эта “адская торговля” разрушала общины у него на глазах.
Прежде Ливингстон боролся только с суевериями и примитивным натуральным хозяйством. Теперь у него возникли острые разногласия со сложной экономической системой, построенной на восточноафриканском побережье арабскими и португальскими работорговцами. И скоро он придумал, как открыть Африку христианскому богу и цивилизации, а также искоренить рабство. Подобно многим викторианцам, Ливингстон считал очевидным, что свободный рынок лучше несвободного. С его точки зрения, “чары работорговли” отвлекали внимание африканцев “от любого иного источника дохода”: “Кофе, хлопок, сахар, нефть, железо, даже золото было оставлено ради призрачной прибыли от торговли, которая редко обогащает”. Ливингстон считал, что если найти путь вглубь материка, куда честные купцы отправились бы для “законной торговли” и покупки у африканцев продуктов их свободного труда, а не их самих, то работорговцы остались бы не у дел. Свободный труд победил бы несвободный. Все, что требовалось от Ливингстона, — найти этот путь.
Ливингстон, увлеченный поиском артерии цивилизации, был неутомим. Действительно, по сравнению с теми, кто изо всех сил пытался идти в ногу с ним, он казался неуязвимым. Будучи первым белым, перешедшим пустыню Калахари, увидевшим озеро Нгами и пересекшим материк, в ноябре 1855 года Ливингстон стал первым белым, увидевшим, возможно, величайшее из естественных чудес света. К востоку от Эшеке ровное течение Замбези внезапно прерывается. Местные жители называли этот водопад Моси-оа-Тунья, “гремящий дым”. Ливингстон, осознающий необходимость поддержки на родине, переименовал водопад в Викторию — “в доказательство лояльности”.
Читая дневники Ливингстона, нельзя не заметить его восторженного отношения к африканским пейзажам. “Зрелище это чрезвычайно красивое, — писал он о водопаде Виктория, — невозможно себе представить красоту этого вида, исходя из чего бы то ни было, виденного в Англии”:
Вся масса воды переливается целиком через край водопада, но десятью или более футами ниже вся эта масса превращается в подобие чудовищной завесы гонимого метелью снега. Водяные частицы отделяются от нее в виде комет со струящимися хвостами, пока вся эта снежная лавина не превращается в мириады стремящихся вперед, летящих водяных комет… Каждая капля воды Замбези производит впечатление обладающей собственной индивидуальностью. Она стекает с весел и скользит, как бисер, по гладкой поверхности, подобно капелькам ртути на столе. Здесь же они предстают перед нами в массе, каждая капля с продолжением в виде чистого белого пара, и стремятся вниз, пока не обратятся в облака брызг[67].
Это был “вид настолько прекрасный, что, должно быть, заглядываются и ангелы небесные”. Эти чувства помогают объяснить переход Ливингстона от миссионерской работы к исследованиям. Одиночка, время от времени даже мизантроп, он явно нашел гораздо большее удовлетворение в том, чтобы тащиться тысячу миль через внутренние районы Африки ради прекрасного вида, чем прочитать тысячу проповедей ради единственного неофита. Однако явная красота водопада Виктория лишь частично объясняет волнение Ливингстона. Ведь он всегда настаивал, что путешествует с целью найти способ открыть Африку для британской торговли и цивилизации. И, казалось, он отыскал ключ к осуществлению своего великого замысла в самой Замбези.
Ливингстон предполагал, что за водопадом Виктория Замбези, текущая в океан, должна быть пригодной для судоходства на протяжении примерно девятисот миль. Следовательно, она могла стать дорогой, по которой торговля и цивилизация проникнет во внутренние районы Африки. А после того, как местные “суеверия” развеются, пустит корни и христианство. Распространяясь внутри страны, законная торговля подорвала бы работорговлю, создавая условия для свободного труда африканцев. Короче говоря, Замбези была — должна была стать — путем, начертанным Господом.
Очень кстати около водопада Виктория нашлось место, подходящее для британских переселенцев: плато Батока. Это была “открытая холмистая местность, заросшая невысокими травами, — такую поэты… называют пасторальной”. Кроме того, здесь росли “в изобилии пшеница превосходного качества” и другие разнообразные “злаки и превосходные корнеплоды”. Здесь, верил Ливингстон, его соотечественники (в идеале бедные, но стойкие шотландцы вроде него самого) смогут основать новую британскую колонию. Как и многие путешественники до и после него, он считал, что нашел Землю обетованную. Но она должна была стать Эльдорадо как в культурном, так и в экономическом отношении. От населенного белыми колонистами плато Батока расходились бы концентрические круги цивилизованности и целый континент очистился от суеверия и рабства.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон бесплатно.
Похожие на Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон книги
- Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период - Адиб Халид - История
- Закат и гибель Белого флота. 1918–1924 годы - Олег Гончаренко - История
- Суда-ловушки против подводных лодок - секретный проект Америки - Кеннет Бийр - История
- Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860–1920-е годы - Михаил Иванович Вострышев - История / Публицистика
- Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века - Рональд Боброфф - История / Публицистика
- Генералы и офицеры вермахта рассказывают. - В.Г. Макаров - История
- Неведомые земли и народы Севера - Александр Леонтьев - История
- Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы… - Валерий Ярхо - История
- Советская авиация в боях над Красным Бором и Смердыней. Февраль-март 1943 - Илья Прокофьев - История
- Трагедии Северного Подплава - Владимир Бойко - История
