Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не можем убить того, кто обладает знанием. Человека, который убьет его, ждут неисчислимые беды и мучительная смерть. Не так ли, брат Винченцо?
Говоря это, сержант нагнулся над Томасом еще ниже — и вдруг по-шутовски подмигнул своей жертве. Юноша напрягся. Что это означает? Обещание помощи? Или новое издевательство?
Капитан за спиной Безансона откашлялся.
— Да, это так, — важно подтвердил он.
«Еще бы ты не подтвердил, — зло подумал Томас. — Взбесившиеся псы сначала рвут глотку хозяину, а потом начинают грызться друг с другом. Ты спасаешь собственную шкуру, мразь».
— Но и оставить его в живых мы не можем, — нерешительно продолжил генуэзец. — Он попытается сбежать. Он выдаст нас королевским ищейкам или другим братьям — а тем не придется по вкусу, что мы убили приора.
«Убили приора». Слова колокольным гулом разнеслись в больной голове Томаса. Убили… Юноша закусил губу, и рот снова наполнился соленой горечью. Но эта боль ничего не значила по сравнению с тем, что творилось у него в душе. Проклятые еретики уверены, что брат Жерар погиб. И Томас сам видел арбалетный болт, торчавший у него из-под лопатки. До той расселины вряд ли доплыл бы и здоровый человек… Молодой шотландец представил тело, камнем идущее ко дну, и кровавый след в воде. Значит, все… Томасу захотелось взвыть от горя и ярости. Вместо этого он собрался с силами и выдохнул:
— Я сам вас убью. Всех. Мне не понадобятся солдаты короля… или воины Ордена. Я прикончу всех вас… поодиночке… и вы отправитесь прямиком в ад.
Но голос его, слабый и хриплый, прозвучал так жалко, что даже Томас не поверил собственным словам. Не поверили и другие. В окружавшей его толпе раздались смешки.
Безансон сунул факел чуть ли не ему в лицо и прошипел:
— Замолчи. Без своего амулета ты всего лишь жалкий червь. Бафомет раздавит тебя, как мокрицу.
— Подавись… собственным поганым языком… еретик! — просипел в ответ Томас.
Безансон сморщился, будто отведал кислого… и вдруг расхохотался. Выпрямившись и высоко подняв факел, он обернулся к остальным.
— Мальчишка сам только что сказал, что нам должно с ним сделать. Мы не можем убить змею, но можем вырвать ядовитое жало.
Безансон замолчал. Подрагивающее пламя бросало на его щеки и подбородок красные блики, а глаза прятались в тени. Другие бунтовщики тоже молчали, ожидая, что скажет предводитель.
— Как ты стал… красноречив… — задыхаясь, выговорил Томас.
Дышать было все труднее, словно на грудь ему положили доску и уселись сверху.
— А при брате Жераре… все молчал… Это Бафомет… развязал тебе язык? Обещаю… что этим языком… ты будешь… вылизывать раскаленные сковороды… в пекле.
Сержант оглянулся на Томаса. Губы Безансона кривились в улыбке, но глаза не улыбались.
— Не знаю, как там насчет пекла. Но твой язык отведает раскаленного железа прямо сейчас.
Вновь обернувшись к товарищам, сержант громогласно объявил:
— Братья, мы не будем его убивать. Отрежем мальчишке язык и оставим на том островке, что видели по дороге сюда. Там нет ни воды, ни деревьев, лишь скалы и песок. Если он умрет от голода и жажды — что ж, значит, такая у него судьба. Но смертельный удар нанесла не наша рука, и проклятье не падет на нас. А если выживет и доберется до людей, он никому не сможет рассказать, что здесь произошло. Сделаем так!
— Сделаем так! — повторили остальные, и пламя факелов дрогнуло.
«Нет!» — мысленно выкрикнул Томас.
Ему и без того уже перебили пальцы на левой руке и продырявили правую, и неизвестно, сможет ли он когда-нибудь взяться за арфу. А теперь его лишат и последнего.
Но вслух Томас не сказал ничего — только перекатился на спину и уставился в расплывчатое, словно залитое слезами лицо луны.
Он молчал и когда двое моряков прижали его плечи и ноги к палубе, а третий навалился сверху и сунул в рот кожаный ремень, оттягивая нижнюю челюсть. Молчал, когда сержант Гуго де Безансон приблизился с раскаленным кинжалом в руке. Молчал, когда тот схватил его за горло, когда нёбо, щеки и затылок прострелила ужасная боль, рот заполнила кровь, а ноздри забил запах паленого. И лишь когда кто-то услужливо протянул Безансону клещи с горячим углем, чтобы прижечь обрубок, Томас задергался и замычал. Сквозь пелену слез он видел, как по углю пробегают огненные искры. Если прижечь рану, она закроется — а Томас хотел истечь кровью. И тогда, прижав голову пленника к доскам, Безансон наклонился совсем низко и прошептал ему прямо в ухо:
— Не сопротивляйся, Томас. Ты должен жить. Ради нашего господина. Вот, я сберег для тебя…
За пазуху скользнул будто осколок льда. Феникс. Томас облегченно закрыл глаза и позволил темноте накрыть себя мягким пологом.
Два дня спустя мимо одного из малых островков мальтийского архипелага проходила саетта [52]. Капитан саетты, алжирец
Мухаммад Бин Кадиф, не собирался делать здесь остановку. На островах не было ни пресной воды, ни пищи, а в трюме саетты содержался скоропортящийся товар — рабы. Их следовало поскорее доставить на рынок в Палермо. Знакомый перекупщик обещал Бин Кадифу хорошую цену — рабы нужны были для работы на карьерах Кузы. Там добывался камень, а в городе сейчас шло большое строительство. Много рабов — много камня — много новых зданий. Большой барыш перекупщику, и неплохой куш самому Бин Кадифу.
Недавний шторм задержал торговца и попортил товар — кое-кого пришлось выкинуть за борт. Капитан, стоявший у рулевого весла, хмурился и сердито накручивал бороду на палец. Погруженный в невеселые думы о своих потерях и убытках, он не сразу услышал крик матроса, сидевшего в «гнезде». Тот махал руками и указывал на близкий берег.
Капитан обернулся. Скалы здесь переходили в узкую полоску пляжа. По пляжу ковылял какой-то человек. Он шел, пошатываясь, и, пока капитан смотрел, успел уже по пояс погрузиться в воду. Человек явно направлялся к кораблю — и, похоже, его не слишком заботило, заметили его с судна или нет. Муххамад Бин Кадиф улыбнулся. Аллах сегодня был милостив. Конечно, один не заменит троих, отданных на прокорм шторму — и все же один, несомненно, лучше, чем ничего. Алжирец не был силен в науках, но такой арифметикой владел прекрасно.
— Спускайте шлюпку! — взревел он. — Шевелитесь, шлюхины дети, пока этот глупец не потонул. Аллах, мудрый и милосердный, послал нас, чтобы спасти его от ужасной участи.
Матросы отворачивались, пряча ухмылки. Они отлично знали, что участь, которую их капитан уготовил незнакомцу, была ничуть не менее ужасной — однако с волей Аллаха спорить негоже.
С мачты раздался новый крик:
— Корабль! Корабль слева по борту.
Бин Кадиф обернулся и выругался. Похоже, настроение у Аллаха сегодня выдалось переменчивое. Их действительно быстро настигал какой-то корабль — пока лишь белая точка, ярко горевшая на синей глади. Казалось, в Срединное море заплыл гость из северных широт, ледяной айсберг. Однако острый взгляд алжирца различил три мачты. Паруса были спущены, да и какой парус при полном безветрии? И все же судно приближалось с большой скоростью.
Капитан оглянулся на барахтающегося в волнах человека, затем снова на чужой корабль. Страх боролся в его душе с жадностью. И жадность победила.
— Живее! — проревел Бин Кадиф. — Хватайте его и швыряйте прямо в трюм. Если на том судне его дружки, они не должны нас видеть.
Матросы, поминая капитанскую ненасытность недобрым словом, попрыгали в шлюпку. Воля Аллаха должна быть исполнена.
Хотя причем тут Аллах?
Сайетте богобоязненного Муххамада Бин Кадифа не удалось бы уйти, кабы не одно обстоятельство.
На палубе белого корабля в деревянном кресле сидел смуглый человек в широкой алой рубахе. К плечу его был прижат музыкальный инструмент, напоминавший виолу. Музыкант водил смычком, исторгая из струн меланхолическую мелодию. Второй мужчина устроился прямо на дощатом настиле палубы. Задрав голову к безоблачному небу, он напевал что-то заунывно-протяжное. Непохоже, чтобы эти двое были заняты работой. В сущности, работал на судне только один человек, стоявший у штурвала в застекленной рубке. На рулевом был широкий черный плащ восточного покроя, лицо его скрывала маска, а голову венчал черный тюрбан. Видимо, извращенное чувство юмора заставило рулевого напялить поверх тюрбана белую капитанскую фуражку, изрядно растянутую и заношенную.
Итак, корабль приближался к островку и поспешно удирающей сайетте. И ничто бы не спасло корыстолюбивого Бин Кадифа от встречи с недоброй судьбой, когда бы один из музыкантов не вскочил и не замахал руками, указывая на болтающееся в волнах темное пятно.
Белый парусник замедлил ход, и находку подняли на борт.
Человек в маске и белой фуражке, спустившись на нижнюю палубу, остановился перед тем, что принесло им море.
Это что-то оказалось изрядно раздувшимся трупом Гуго де Шалона. Брат Варфоломей, или Саххар — а именно он был капитаном странного парусника — сложил руки на груди и сумрачно воззрился на мертвеца. Смуглые матросы пугливо столпились за спиной своего командира. Суеверные, как и все цыгане, они боялись покойников.
- Тамплиеры. Книга 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов - Альтернативная история
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Беглецы - Владимир Поселягин - Альтернативная история
- Мастер Брюс - Сергей Пузырев - Альтернативная история
- Ливонская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Альтернативная история
- Принцесса для сержанта - Андрей Уланов - Альтернативная история
- Сальватор. Книга III - Александр Дюма - Альтернативная история
- Мирт. Истина короля - Мария Сергеевна Руднева - Альтернативная история / Стимпанк
- Зов Чернобога - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Хозяин Амура - Дмитрий Хван - Альтернативная история