Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Вскоре тяжело заболела Капитолина. Не обращая внимания на пронизывающие питерские ветра и холод, она ходила в демисезонном пальто и легких ботиночках — и вдруг свалилась с двусторонней пневмонией, осложнившейся астматическим удушьем. Сердобольная соседка связалась с Алексеем, объяснив, что Лина не встает третий день, ничего не ест, без конца кашляет, спит сидя и в ответ на расспросы только «свистит с натугою».
Посоветовавшись с женой, Алексей «эвакуировал» Лину к Берингу и обратился к профессору Клочковскому за помощью. Дело принимало серьезный оборот: Капитолина задыхалась, едва разговаривала, плохо спала — забывалась только урывками — и не могла справиться с высокой температурой. При этом она, обливаясь горячими слезами, благодарила Господа за посланные болезнь и страдание, почитая себя великою грешницей, требующей многого очищения.
Беринг оставил все дела и не отходил от девушки. Выполняя указания врачей, он по расписанию записывал температуру и подавал лекарства, за что девушка неизменно благодарила: «Спаси вас Господи». А в ее комнате появился образок святого великомученика Пантелеймона с неугасимой лампадкой. Виктор Лаврентьевич часто читал над нею главки из Евангелия с эпизодами исцелений, заметив, что Капитолина при этом на время затихает, и ее худенькое тельце перестает сотрясаться глубоким, разрывающим грудь кашлем.
Кризис случился в ночь после соборования. Всю ночь Капитолина и Виктор Лаврентьевич не смыкали глаз: больная беспрерывно кашляла, свистела и задыхалась — и вдруг стала синеть на глазах. Беринг оцепенел от ужаса, но заставил себя позвонить Алексею. Тот незамедлительно прибыл, шагнул в комнату, быстро оценил ситуацию, обернул заходящуюся сипом Лину в два одеяла и вынес на балкон. Холодный свежий воздух со всех сторон хлынул на Капитолину, а взвинченный Алексей умолял сестренку не уходить, беспорядочно целуя в голову и обещая за это исполнение любых ее желаний. Тем временем измученный Беринг упал на колени и в исступлении начал молиться — горячо, как никогда в жизни, и даже дерзновенно, ни на миг не допуская, что его молитва может пропасть втуне. Через пятнадцать минут продрогший Алексей занес обратно почти невесомую Капитолину с несколько затихшим дыханием. Они с ложечки напоили больную горячим чаем, в который было подмешано снотворное. Девушка забылась и в первый раз за прошедшую неделю относительно спокойно уснула.
Глава 11
Однажды позвонила встревоженная Надежда. Она заявила, что экстренно возникла необходимость неотложного и важного разговора и что она срочно к ним выезжает. Мария Сергеевна задумалась: Надежда была порою импульсивна, но в данном случае по голосу сестры она определила, что действительно назревает нечто скверное.
Надежда Сергеевна добралась с вокзала взбудораженная — затяжелев, Мария Сергеевна в последнее время быстро уставала и оттого не решилась сама ехать ее встречать — и сразу заперлась с сестрой в комнате. Они проговорили довольно долго. Наконец Мария Сергеевна вышла к матери — сосредоточенная, строгая, с потемневшим лицом.
Алексей, вернувшись с верфи, недобро хмыкнул, разглядев в прихожей на вешалке изящное пальто Надежды, но, пройдя в комнату, сразу понял по лицу жены: приближается какой-то кризис и теперь не до мелочной личной неприязни. Этой ночью они не спали и до утра всесторонне обсуждали ситуацию. Надежда и правда привезла дурные вести. Из конфиденциального источника стало известно, что в Питере готовится серьезная партийная чистка. В список неугодных точно попадали Григорий Зиновьев и его ближайшие соратники. Несомненная опасность угрожала самой Марии Сергеевне и многим другим товарищам.
— Масюся, забирай своего Алексея, Сережку и уезжай за границу. Не будет вам здесь жизни, — решительно подвела итог сказанному сестра.
Откликаясь на чрезмерные переживания матери, малыш тоже растревожился — и завозился в чреве, вертясь и молотя ручками и ножками, от чего Мария Сергеевна порою охала, вызывая обеспокоенные взгляды Алексея и Софьи Павловны. Потом Мария прошла в детскую и долго смотрела на сладко сопящего Сережку. В глубине души она стала склоняться к тому, чтобы принять предложение Надежды.
Собираться приходилось в условиях строгой секретности. Алексей без обиняков заявил, что не бросит «сестренку». Впрочем, Мария Сергеевна была солидарна в том, что нельзя оставлять своих на «милость» ГПУ.
Утром позвонили Берингу, попросили его зайти при ближайшей возможности. Тот, серьезный и хмурый, выслушал, не перебивая, и невозмутимо ответил, что в принципе не понимает, в чем заключается дилемма. Он одобрил план Алексея и выразил готовность способствовать его исполнению самым непосредственным участием. Беринг и сам бы хотел вывезти глубоко верующую и уязвимую для карательных органов Капитолину из Страны Советов, и как можно скорее.
Но тут возникло непреодолимое препятствие, причем там, где, казалось бы, трудностей не предвиделось. Обычно покладистая, уступчивая Капитолина наотрез отказалась выезжать из России. Беринг удивленно вглядывался в изможденное, бледное лицо с темными обводами вокруг запавших глаз, которые, однако, горели нежданным упорством:
— Виктор Лаврентьевич, неужели вы действительно полагаете, что я добровольно покину Россию? Это решительно невозможно.
Все последующие попытки обсуждений и уговоров она отклоняла с вежливой твердостью. Тогда Беринг прибег к крайнему средству и отправился в Александро-Невскую лавру повидать духовника девушки.
Отец Сергий, пряча под полами длинного пальто рясу, прибыл причастить Капитолину на дому. Он долго и откровенно беседовал с ней. Больная внимала, сжав иссохшие губы, а затем ответила с искренней горечью:
— Отец Сергий, вам, безусловно, известно, что матушка игумения Елисавета не покинула гибнущую Святую Русь. Неужели же я, русская, брошу Родину, стану спасать свою бренную оболочку, пыль и прах? И вы желали бы лишить меня возможности принять мученический венец — видно, я, грешная, недостойна его?
Седой, измученный иерей с проникновенной грустью устало посмотрел на ее истаявшие тонкие полудетские запястья и вспыхнувшие от вечернего температурного всплеска рельефные скулы:
— Капитолина… Тебе должно послужить людям, которые так в тебе нуждаются. Без тебя они, пожалуй, и не поедут… А дело, насколько я понял, серьезное. Одним словом, отправляйся, деточка… прояви послушание.
ЧАСТЬ III
ИСХОД
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь…
Песнь песней Соломона
Глава 1
Продрогшие путники, опершись на поклажу и закутавшись в
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Белая Россия - Николай Стариков - Историческая проза
- Сквозь три строя - Ривка Рабинович - Историческая проза
- Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий) - Генрик Сенкевич - Историческая проза
- Путеводная звезда - Анастасия Дробина - Исторические любовные романы
- Марко Поло - Виктор Шкловский - Историческая проза
- Белая голубка и каменная баба (Ирина и Марья Годуновы) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Раб моего мужа (СИ) - Марья Зеленая - Исторические любовные романы
- Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич - Историческая проза