Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это мой текст из статьи о научных работах Сахарова в сборнике [19]. Конференция прошла успешно. Большая группа зарубежных участников подписала коллективное обращение в защиту Сахарова и его передали… академику Велихову. И ни одного экземпляра не было передано журналистам в Москве. Все это было очень неэффективно. Впрочем, все равно спасибо: полное отсутствие каких-либо действий могло привести к непредсказуемым последствиям. Легко представить себе, как на самом верху кто-то кому-то предъявляет: "Ближайшие коллеги не вспоминают о Сахарове, хватит с ним церемониться". Но и к улучшению положения "тихая дипломатия" не могла привести. На том уровне, где могло быть принято решение об облегчении участи Сахарова, рассматриваются лишь достаточно сильные сигналы.
Октябрь 1981 года. В Москве в Доме ученых проходит Международный семинар по квантовой гравитации. Выступают известные советские и зарубежные ученые. Находясь через Елену Георгиевну в постоянном контакте с Андреем Дмитриевичем, знаю, что все это — для него. Он должен быть здесь, а он сидит в изоляции в Горьком и даже с коллегами из ФИАНа не общается с июня 1980 г. (А.Д. просил воздержаться от командировок, пока не решится вопрос с Лизой Алексеевой, поскольку самый факт этих визитов активно использовался против Сахарова на международной арене [16].) И вот "международная арена" отчасти приехала в Москву. И, конечно, для участников семинара имя Сахарова не пустой звук, в том числе и в профессиональном плане. Первый день семинара — интереснейшие доклады, о Сахарове- никто ни слова. На второй день- то же самое. Осознав, что происходит нечто невообразимое, я осмелился подойти в фойе (момент выбран так, что рядом никого нет) к ассистенту Стивена Хокинга доктору Нику Варнеру. Представляюсь и высказываю примерно такую мысль: "Академика Сахарова чрезвычайно интересует то, что происходит на этой конференции. Но его насильно держат в Горьком. Было бы очень важно, если бы участники конференции выразили озабоченность такой ситуацией". Надо отдать должное Нику Варнеру и профессору Хокингу — такое письмо от зарубежных физиков было оперативно организовано и передано председателю семинара академику М.А.Маркову. Я говорил тогда Нику, что надо дать копию и журналистам, но у меня такое чувство, что западные ученые с этим кланом стараются не общаться. К сожалению, я тогда не смог еще раз встретиться с Ником Варнером и не получил окончательный текст письма. (Я бы передал его Елене Георгиевне, а она — в прессу.) Происходило все это в чрезвычайно напряженной атмосфере, и любой контакт с иностранцами на тему Сахарова был очень опасен. Кроме того, я по наивности думал, что иностранные ученые сами все сделают в смысле гласности, им-то от этого ничего не будет.
3–3. Мои "приключения"Интересно, что через полгода, в конце мая 1982 г., моей жене на «беседе» в Главной приемной КГБ (это был уже второй ее вызов — первый был в марте) среди прочего было сказано: "Вы не знаете, чем занимается ваш муж. Вы думаете, он наукой занимается, а он занимается антисоветской деятельностью. Он вас обманывает, а нам хорошо известно, что цель, с которой он посещал международную конференцию, была не научной. Он подговаривал иностранных ученых писать всякие письма…" Откуда они узнали? На этот счет у меня есть гипотеза.
Когда в марте на меня, на мою семью обрушились наконец очень большие неприятности, я, пытаясь спастись, предпринял некоторые нетривиальные шаги по типу "бутылки с запиской". (В основном, конечно, действовали мои друзья; я об этом уже упоминал в гл. 1.) В частности, я написал письмо английскому физику-гравитационисту Д.Рейну, выбрав его просто потому, что в своем обзоpе по принципу Маха он ссылается на мою работу 1966 г. — ту самую, из-за которой я в 1968 году познакомился с Уилером. В этом письме я все описал открытым текстом — и про мартовские наши «приключения», и про конференцию, — Елена Георгиевна его сумела отпpавить. Далее остается допустить, что "по дороге" содержание письма стало как-то известно КГБ. Если такое (ничем, конечно, не подтвержденное) событие и имело место, то думаю, что в моем случае это было даже полезно. Пусть знают, что западные ученые все знают. Вот если бы профессор Рейн, пpофессоp Дональд Линден-Белл из Кембpиджа, другие коллеги никак не откликнулись — тогда конец. Госбезопасность немедленно сделала бы свои выводы.
Но друзья и коллеги реагировали и весьма активно. "Ты не получил телеграмму от сенатора Эдварда Кеннеди?" — спросил по телефону Павел Василевский. "Нет, — говорю, — не получил. Но ОНИ получили, что гораздо важнее". До меня доходили лишь слабые отголоски той кампании — почта была заблокирована. Но до НИХ доходило все. Так что всем спасибо, кто тогда меня поддержал. "Ваш муж прячется за спину КГБ. Он раззвонил по всему миру, что мы его уволили с работы. А мы его не увольняли", — сказал моей жене сотрудник в Главной приемной 19 мая. В данном случае, однако, товарищ говорил неправду. Мне сказали на работе, что я был уволен по звонку из Первого отдела, да и совпадений таких не бывает: они приходят в конце февраля на работу в детский сад к маме Ларисы, через неделю вызывают ее саму, потом меня, и в те же дни меня увольняют- в самый разгар учебного года.
Обратите внимание на все эти неформальные контакты с родственниками — это же орвелловское Министерство Любви. Мама жены, которую они, конечно, страшно напугали, спросила их: "Почему вы не обратитесь к отцу Бориса?" Ответ: "Вы знаете, это не имеет смысла. У него какой-то загробный юмор". Отец до сих пор с большим удовлетворением вспоминает эту характеристику. В данном случае лубянские "инженеры человеческих душ" не ошиблись — он бы действительно их послал. Но юмор юмором, а дела были очень серьезные, и разговоры они вели жесткие- с тpуднопредсказуемыми последствиями. В сущности, КГБ всегда был во многом неформальной организацией, от которой можно ожидать чего угодно. (Примеров множество, сейчас вспомнилось убийство в 1976 г. Константина Богатырева (см. [1], с. 622); я был у Сахаровых в Новогиреево в тот момент, когда раздался телефонный звонок с этим страшным известием.) Отсюда "инерция страха", которую гебисты сами умело поддерживали и питали. С другой стороны — и в этом один из чудесных парадоксов той эпохи, — они были очевидно скованы в своих действиях. Кто и как их контролировал и сдерживал, не знаю — вся эта «кухня» до их пор за семью печатями. Где проходила граница произвола, никто не знал — приходилось полагаться на шестое чувство (оно же — русское авось), а также на эмпирические факты.
Поражает неоднозначность, какая-то странная неопределенность в поведении столь солидной организации, как КГБ. Уже во время первой беседы с Ларисой в Главной приемной 17 марта, когда пожилой сотрудник начинал возбуждаться и возвышать голос, молодой его придерживал: "Тише, тише". Может, разыгрывали, а может, правда сошлись в одной точке два департамента с противоположными интересами: "кто их к черту разберет" (Маяковский). Тем не менее беседа была достаточно агрессивной. Ларисе предъявили толстую папку моих «антисоветских» заявлений и сказали: "Мы можем завтра же передать это в суд и ваш муж десять лет не увидит своих детей…Но есть другой вариант — вы должны немедленно уехать из страны, понимаете, немедленно". "А третьего пути нет?" — наивно спросила Лариса. В ответ сотрудник расхохотался, демонстрируя абсурдность вопроса. Долго они рассказывали ей о моих грехах. "Он пожимает руку иностранцу, известному своей откровенно враждебной СССР позицией. Показать вам фото?" и т. д. и т. п. Не так уж часто встречался я с иностранцами и отождествить этот эпизод мне было нетрудно. Январь 1982 г., темно, мороз, Ярославский вокзал. Елена Георгиевна уезжает в Горький, после, как обычно, предельно насыщенных нескольких дней, проведенных в Москве. Стоим на платформе то ли под фонарем, то ли в свете окон вагона. Был Шиханович и высокий крупный господин — немецкий корреспондент. Обсуждаем то да сё, в частности, начинающийся на следующий день визит Л.И.Брежнева в Германию и, конечно, в этом контексте, его здоровье (это был уже тот исторический период, когда он перемещался — его перемещали — по свету в сопровождении двух машин реанимации). Корреспондент сказал, что только что по посольствам была распространена неофициальная информация о смерти Л.И. Брежнева. Я в ответ спросил: "Will it cancel his visit?" ("Приведет ли это к отмене его визита?"). Очень все смеялись, а вскоре, не дождавшись отхода поезда, немец ушел, на прощанье пожав всем руки. Остановись, мгновенье, запечатленное фотокамерой КГБ СССР.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Артем - Борис Могилевский - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов - Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение
- Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Эта радуга, полная звука... Grateful Dead: Все годы - Блэр Джексон - Биографии и Мемуары
- Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему - Соломон Кипнис - Биографии и Мемуары
- Последние дни жизни Н. В. Гоголя - Вера Аксакова - Биографии и Мемуары