Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот эту стену займем. Полки я сделаю сам.
— А дальше что? — спросила Женя едва слышно, как бы про себя.
Я не понял.
— Что «что дальше»?..
— Ничего. Это я так... Включи свет, пожалуйста.
Я повернул выключатель. Женя подвязала передничек, достала из тумбочки сковородку, накрытую тарелкой.
— Пойду разогрею котлеты, а ты открой консервы. Я быстро. И налей мне вина, полный стакан. — Женя рассмеялась, а глаза оставались грустными.
Вначале я пожалел, что задержал здесь Нюшу, встреча с ней обострила уже утихшую боль. Но тут же решил: пускай свыкается с тем, что есть. Значительное и настоящее без боли не достается...
...В горячей сковороде еще шипело и потрескивало масло.
— Я никогда не ел таких вкусных котлет, какие делаешь ты.
Мне и в самом деле казалось; все, что делалось Жениными руками, было самым лучшим, хотя я знал, что котлеты покупные. Женя просияла.
— Слушай, Алеша. У меня сердце сжимается от счастья, когда мы садимся за наш стол, когда все у нас есть, все чисто, уютно и я могу смотреть на тебя сколько хочу. — Женя выпила вина, глаза ее заблестели, щеки заалели.
Я знал, что она станет теперь нести всякую милую несуразицу.
— Думаю, не слишком большое удовольствие — смотреть на меня.
— Что ты.. Если бы мне запретили видеть тебя хоть неделю, я бы, наверно, умерла. И если бы людям пришлось наказывать нас за что-нибудь, то самое страшное наказание было бы — разъединить нас. Для влюбленных страшнее разлуки ничего нет. Налей мне еще вина немножко. Только знаешь, Алеша, чего я хочу? Чтобы никогда у нас не было однообразия в жизни, чтобы она не походила на заведенный механизм: изо дня в день одно и то же. Утро, день, ночь... Завтрак, обед, ужин... Институт, работа, общежитие... Беспросветно, как глухая стена. Иные свыкаются с этим, даже находят в этом счастье.
— Я с тобой согласен, — сказал я великодушно. — Однообразен примитивный, лишенный взлетов человек — мещанин в быту, чиновник в своей деятельности: все размеренно, рассчитано, никаких отклонений от нормы, все спокойно, а главное, благополучно. Постоянного счастья нет. Есть постоянное благополучие. Счастье не в обладании счастьем, а в достижении счастья, в движении к нему. Мы с тобой, Женечка, в пути.
Женя потерла руки и засмеялась.
— Вот это верно. Алеша! Мне нравится быть в пути.
— Знаешь, Женя, — заговорил я негромко, — человечество не так уж бедно, если оно смогло создать столько удивительных умов и сердец, столько гениев. Аристотель, Кампанелла, Гомер, Лев Толстой, Линкольн, Циолковский, Эйнштейн, Пушкин... Не хватит вечера, чтобы перечислить всех лишь по именам. И вот, когда я остаюсь один или когда мне тяжело и горько, я незаметно подкрадываюсь в их общество и тихо слушаю. Они учат мудрости, доброте и жизнелюбию. Нет, не навязчивой назидательностью, а примером своей жизни, своей борьбы.
— В следующий раз, когда ты будешь прокрадываться в их общество, Алеша, возьми и меня с собой, — попросила Женя то ли в шутку, то ли всерьез. — Мне тоже бывает иногда и тяжко и горько.
— Ладно, возьму, — пообещал я. — За короткую жизнь они совершают столько всего, что поражаешься, как выдерживает простое человеческое существо! Иные испытали в жизни страшные лишения, муки, но все равно утверждали: «Жизнь прекрасна!» Иные горели на кострах, а провозглашали: «Правда восторжествует!» Двери в будущее, в невиданное открываются людьми настоящими, бесстрашными и, знаешь, беззаветными. Я уверен, что уже расхаживают по земле мои ровесники. Они уже приглядываются, прищурясь, к звездам, уже прикидывают в уме, когда можно будет махнуть, скажем, на Венеру и за сколько времени можно покрыть это расстояние. И горючее для космических кораблей добывают — настоящее, и варят сталь, создают сплавы, которые не горят ни на каком огне, — настоящие, и преграждают путь рекам — настоящие!
— И строят дома — настоящие, — подсказала Женя.
— Да, и строят дома. Будущее-то за нами, трудовыми, Женечка. И главное — на какой лад себя настроить. Пессимисты, например, всем недовольны, все у них мрачно и беспросветно, все осуждают, как будто от этого им лучше жить. Я настроен на другую волну. Я ненавижу зло, корысть, подхалимство, зависимость, душевную бедность. Все это я отчетливо вижу. Но все равно жизнь прекрасна Женя! Счастье вот оно, за углом...
— За каким углом-то, Алеша? — спросила Женя с мягкой иронией.
— За ближним Женя. — Я сам был смущен своей беспорядочной речью.
Женя провела по моим волосам рукой.
— Мечтатель ты мой! Мой настоящий... Только ты способен, находясь в этой норе с единственным окошечком, видеть красоту мироздания и верить, что зло скоро исчезнет. Я согласна с тобой, Алеша: будущее за нами. Но пусть и сегодняшнее будет тоже нашим. Давай жить и наслаждаться сегодня и тем, что у нас есть. Алеша, обними меня крепко-крепко!.. Скорее!..
В это время по коридору, отдаваясь во всех углах, прокатился гул: с улицы ввалилась веселая толпа. Без стука распахнулась наша дверь.
— О, целуются! — воскликнул кто-то, смеясь.
Другой прибавил великодушно:
— Пускай целуются. Вася, затвори дверь!
Женя рванулась от меня, отвернулась, поправляя волосы на висках, досадливо пожимая плечами.
— Наша комната на самом перекрестке, — проговорил я, оправдывая ребят.
— Я ничего, — сказала Женя. Она резко забарабанила в стену.
— Зачем ты так? Они подумают, что-то случилось.
— Ну и пусть! — Она опять застучала.
Вошел Петр.
— Я вам нужен, ребята? — спросил он, входя.
Мы завтра собираемся на каток, — сказал я, — пойдешь?
Петр вопросительно взглянул на Женю. Она поняла значение этого взгляда и чуть кивнула:
— я ей скажу. Она придет.
Петр увесисто хлопнул меня по спине, как бы вкладывая в этот удар всю вдруг нахлынувшую на него радость от предстоящей встречи с Еленой. Затем, потирая руки, ухмыляясь, обошел стол.
— Пировали? Одни. И не позвали... — Налил в стакан портвейна и выпил. — Женя, я за тобой хоть на край света!
— Если на том краю будет ждать Елена, — добавил я. — Удивительно! Даже умные, солидные и мужественные люди, влюбившись, делаются до нелепости смешны и сентиментальны. Стыдно смотреть!
— Гляди, Женя, как он заговорил! А давно ли сам сбросил с себя перья влюбленного?..
Женя молча отвернулась к окну.
— Ты не в духе? — спросил ее Петр.
Она попросила смущенно, не оборачиваясь;
— Петр, скажи ребятам, чтобы не врывались к нам так...
— А... Понял. Скажу, Женя. Обязательно скажу! Это они по старой привычке. — Петр опустился на табуретку. — Сядь сюда, Алеша. Меня зачем-то вызывают в трест. — Резкие черты, затвердев, придали его лицу жестковатое выражение. — Кажется, они назначают меня прорабом. Ты заменишь меня в бригаде?
— Конечно, заменит, — отозвалась Женя, не задумываясь. Она остановилась сзади меня и положила руки мне на плечи.
— Погоди, Женя, не торопись. Надо подумать.
— Чего же тут думать, Алеша? — настаивала Женя. — Ты же справишься.
— Женя смелее тебя, — сказал Петр. — Конечно, справишься.
— С ребятами надо посоветоваться. С Трифоном, с монтажниками, со штукатурами...
— Тебя достаточно хорошо знают теперь. Мы к этому разговору еще вернемся. А ты пока подумай.
— Мы вместе подумаем, — сказала Женя. — Вот я схожу к вам на стройку, посмотрю, как он работает, Алеша мой, и тогда решим. Непременно приду!
XVI
ЖЕНЯ: Мое посещение стройки состоялось дня через два после этого разговора. Петр Гордиенко, по каким-то делам задержавшись дома, уходил на работу позже всех, и я упросила его взять меня с собой.
На Боровском шоссе я забежала в продовольственный магазин. Мне ужасно хотелось принести Алеше что-нибудь вкусное. Я долго стояла у прилавка и смотрела на ананасы, желтоватые и шершавые, похожие на огромные еловые шишки.
Стоили они очень дорого. Но соблазн был настолько велик, что я невольно стала подсчитывать свои тощие ресурсы, оставшиеся до получки. Мысленно я урезала немножко от одного, немножко от другого, вычеркнула посещение кино и на выкроенные таким образом деньги купила ананас И еще попросила продавца взвесить сто граммов «мишек». Алеша часто приносил мне «мишек» теперь я ему принесу.
Петр Гордиенко в лохматой заячьей шапке ушанке, надвинутой на самые брови, стоял в сторонке и наблюдал за мной.
— У тебя так азартно блестят глаза. Женя что приходит нелепая мысль; будь у тебя много денег, ты закупила бы, наверно, полмагазина и все это привезла своему Алеше.
— Ты только представь, Петр, — сказала я, — декабрь, снег, мороз, а тут ему — ананас!
— Да, в этом что-то есть, —согласился он снисходительно; мы вышли из магазина. — Игорь Северянин соединял ананасы с шампанским, а Алексей Токарев — с цементным раствором. Железный век рационализма!
- В глухом углу - Сергей Снегов - Советская классическая проза
- Москва – Петушки - Венедикт Ерофеев - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный - Советская классическая проза
- Год жизни - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- Россия, кровью умытая - Артем Веселый - Советская классическая проза
- Россия, кровью умытая - Артем Веселый - Советская классическая проза
- Дороги, которые мы выбираем - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- После бури. Книга первая - Сергей Павлович Залыгин - Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Свобода в широких пределах, или Современная амазонка - Александр Бирюков - Советская классическая проза