Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечитал свои записи. Хочется кое-что исправить. Не так сказано. О многом я теперь сужу иначе. Но имею ли я право на переделку? Если стану подтягивать к своему теперешнему уровню, это уже будет второй год службы. А он впереди. Там своих дел и мыслей будет предостаточно.
Второй год
Я - «старик»Второй год службы начался торжественно. Новые задачи поставил в своем приказе министр обороны.
Жизнь в полку после изучения этого приказа министра пошла в каком-то приподнято-праздничном тонусе. Каждое учение, зачет, стрельба приобрели особую значимость - все должно быть с высокой оценкой. Заключаются договоры о соревновании. Тут каждый хороший солдат на счету. Но очень не вовремя проводили старослужащих однополчан домой. Из нашего отделения уехали Волынец, Скибов, Куцан и Умаров. Дали адреса, обещали писать. Карим предупредил:
– Много слов не надо, время нет, знаю. Один телеграмм дай, когда домой поедешь. В Самарканде я на вокзал приду, всех встречать буду. Мы теперь как брат!
Только разъехались отслужившие, снова проводы. Получил отпуск Степан. Целая история с этим отпуском.
В уставе предусмотрено много различных поощрений. Отпуск на родину - не самое высокое. Есть выше: например, фотография на фоне развернутого Боевого Знамени полка. Приятно удостоиться такого снимка, всю жизнь будешь друзьям, а потом и детям показывать. Однако у солдат своя мера весомости поощрений. Самым приятным считается отпуск на родину. Молодежи не терпится побывать дома, посмотреть на мать, отца, братьев, сестер, показаться в военной форме любимой девушке.
И вот Степану Кузнецову за отличные успехи дали отпуск. Другой плясал бы от радости. Степан - наоборот: приуныл. Невпопад угодило это поощрение. Пошел я к замполиту и сказал:
– Товарищ старший лейтенант, у нас в роте обидели хорошего человека…
– Вы о ком?
– О Кузнецове. Ему ехать некуда. Ни родных, ни близких. Поощрением напомнили человеку о его одиночестве.
– Да, неладно вышло, - потирая подбородок, признался Шешеня. - Хотели угодить. Что же делать? Надо как-то умело исправить промашку.
– Предложу ему ехать ко мне домой. Мать и отец его по письмам знают. Примут как родного. Отоспится, в кино походит. Может быть, с девушкой познакомится, переписываться будет.
– Доброе дело задумал. Давай поговори с Кузнецовым, потом доложишь.
Говорить со Степаном на такую щекотливую тему непросто. С ним дипломатию разводить нельзя: начнешь с подходом, издалека - только дело испортишь. Не выносит он жалости. Поэтому я начал с другого конца:
– Хочу просить тебя, Степа, об одном деле.
– Давай проси, сейчас я добрый.
– Зайди к моим старикам и расскажи, как мы тут служим, успокой. А то ведь они думают, что нас здесь каждый день по самые ноздри песком засыпает и солнце поджаривает, как шашлык на вертеле.
– Зайду и разрисую так нашу жизнь, что старики попросят командира оставить тебя на сверхсрочную.
Я радовался. Степан шел в расставленные сети, надо было только слегка подталкивать его.
– Обязательно разрисуй, пусть пишут ходатайство командованию.
Это была, естественно, шутка, и Степан ответил в тон мне:
– Представляю радость твоей мамы, когда она услышит об этом.
– Она будет в восторге… Но ты не смейся, мать действительно будет очень рада твоему приезду. Пожалуйста, если сможешь, продли старикам удовольствие, поживи у нас.
Степан насторожился. Пришлось изобразить на лице искреннее сожаление.
– Конечно, нелегко тебе будет отвечать на вопросы моих предков: им ведь все интересно, ты уж потерпи, Степан. И с квартирой вопрос разрешишь. В общежитии твое место, наверное, занято. Остановись у нас.
Степан еще более насторожился. План мой мог рухнуть, тогда я использовал последний шанс:
– И еще одно, и самое главное, - доверяю тебе как близкому другу: присмотрись, пожалуйста, как живут мои старики. Здоровы ли, все ли у них есть? Может, помочь надо чем-то, дров на зиму нарубить, крышу поправить…
Я врал самым бессовестным образом: ни дрова, ни крыша не беспокоили меня - наша квартира в большом четырехэтажном доме с паровым отоплением.
Однако расчет оправдал себя. Кузнецов согласился:
– Давай адрес!
Я дал ему письмо и проводил на вокзал. Вслед поезду послал телеграмму: «Примите гости моего лучшего друга он одинок негде остановиться». Хотел добавить: «сирота». Но слово это показалось мне обидным и неуместным - разве Степан сирота! Для меня он брат…
Вскоре после отъезда Степана встречали призывников. Они вошли в полк длинной вереницей, запрыгали, как мы когда-то, подбирая ногу. Вид у них невеселый, лица беленькие, смешные. Глаза глядят растерянно, даже испуганно. Мы подбадривали их шутками, а потом пошли торжественным маршем. Рубанули строевым так, что асфальт трещал. Смотрите, салажата, как ходить надо!
Второй год моей службы начался месяц назад, но только с появлением новеньких вдруг понял: я - «старик».
В нашем отделении новый командир. На место уволенного Волынца назначен младший сержант Юрий Веточкин. Тот самый пухленький, тихонький маменькин сынок Юрочка Веточкин, над которым издевался в поезде Дыхнилкин. После приезда в полк его отобрали в школу сержантов, и мы надолго расстались: он уехал в другой город. Сначала там служил рядовым в какой-то команде по обеспечению учебы, а потом закончил курс обучения и вот после выпуска прибыл в свой полк младшим сержантом, назначен командиром нашего отделения. Как он будет командовать - не знаю. Мне кажется, у этого питюнчика нет никаких командирских задатков.
Юра Веточкин изменился: окреп, загорел, чуточку погрубел, но девичий румянец по-прежнему заливает его щеки. Нас он встретил как старых знакомых. А вот с Дыхнилкиным по-дружески поздороваться не удалось. Смущает его Семен, пугает. Не знает Веточкин, как быть с этим типом. Интересный узелок завязывается. Кто кого? Я презираю Дыхнилкина. Будь на месте Юрика другой неопытный сержант, я от души пожелал бы ему победы над Сенькой. Но Веточкин тоже не вызывает у меня симпатии, не люблю хлюпиков. Не верю, что он способен взять Дыхнилкина за горло. Уж если наш кремень Волынец с трудом держал Дыхнилкина в повиновении, то Юрочке это явно не удастся.
Ура! В сегодняшней газете «Фрунзевец» поместили мой очерк о старшине Мае. Удивительное чувство вызывают столбики типографского шрифта, под которыми ровными буквочками значится: «Рядовой» и покрупнее «В. Агеев». Первым поздравил меня Шешеня.
– Ну, Агеев, молодец! Теперь у нас в роте свой писатель!
– Что вы, товарищ старший лейтенант, какой я писатель!
– Не скромничай, все так начинали.
Потом подошел Май. Не вызвал к себе - сам пришел! Внимательно меня рассмотрел, прищурил глаза и, улыбаясь, спросил:
– Значит, все, что старшина говорил, ты в блокнотик? Так-так! Я уж и сам-то не помню, когда про самодеятельность рассказывал. С тобой ухо востро надо держать, еще в «Крокодил» тиснешь…
Я молчу. Вроде бы не обидел старшину, а говорит он с укором. Но потом понял - шутит.
– Спасибо тебе, Агеев, - сказал вдруг Май, - высоко ты оценил своего старшину. Заметку вырежу и отправлю на родину. Пусть читают. - Потом пожал мне руку. Пожал, как награду вручил: со значением, от души, и при этом очень добро посмотрел в глаза.
Я почему-то уверен: в службе с этого дня скидок мне никаких не будет. Даже наоборот. Май, чтобы показать свою неподкупность и справедливость, станет требовать с меня даже больше, чем с других. Он такой! Но я, собственно, и не нуждаюсь ни в каких скидках и послаблениях. Служба у меня идет ровно.
Стал я полковой знаменитостью; в столовой и в клубе на меня показывают:
– Вон тот!
Капитан Узлов поблагодарил:
– Спасибо, роту прославляете.
Жигалов добавил:
– Хорошо написали, просто и взволнованно.
– Тут многие руку прикладывали, товарищ лейтенант, и Шешеня, и Пепелов, - пояснил я.
– Все равно, тон задали вы, основа ваша.
Прохоренко увидел меня в клубе, подошел:
– Читал. Материал подготовили хороший и человека отметили достойного.
Поля и Альбина со мной необыкновенно приветливы. Им газету Вадим показал:
– Почему вы скрывали, что пишете? - защебетала Поля.
Я подумал: «Зачем шуметь, я же не Вадька».
Альбина спросила:
– А более крупное что вы написали?
– Нет ни более, ни менее, это первое, - признался я.
– Напишет, - поддержал Соболевский. - «Войну и мир на Тихом Доне» отгрохает и деньги чемоданами будет носить.
Даже Дыхнилкин и тот по-своему отметил мой дебют:
– С тебя причитается…
Только Юрий, командир наш, кажется, от моей популярности не в восторге: мало хулигана, так еще и писака в отделении завелся. Интересно, что скажет Степан? Он еще не вернулся из отпуска.
Вырезку из газеты я послал домой - пусть старики радуются. Хорошо, если бы мама показала ее Оле. Намекать не стал - стыдно. Самому ей послать - на хвастовство похоже будет.
- Сколько стоит песня - Алла Фёдоровна Бархоленко - Советская классическая проза
- Один день Ивана Денисовича - Александр Исаевич Солженицын - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский - Советская классическая проза
- Сельская учительница - Алексей Горбачев - Советская классическая проза
- Гуси-лебеди летят - Михаил Стельмах - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Счастье само не приходит - Григорий Терещенко - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза