Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывали дни, когда Аврора ощущала присутствие матери так отчетливо, что, казалось, вот-вот сможет ее обнять. Ее аромат витал повсюду: в гостиной, в спальне, на кухне, — пропитывал воздух, поднимался с музыкой от клавиш. Рояль словно призывал ее, не давал уйти. В этом доме Соледад продолжала жить. Но если Аврора убедила себя, что здесь она воссоединяется с матерью, то жители квартала не сомневались, что это дух старого Дольгута бродит по дому и играет свои сонаты. Сердобольные соседи молились за упокой его души, а Кончита Маредедеу даже заказала в церкви панихиду. Потому-то никто не осмеливался ни проверить, в чем дело, ни даже подойти к двери, что позволяло инспектору и Авроре беспрепятственно встречаться. Завороженная музыкальной находкой и ощущением близости Соледад, Аврора решила продолжать эти встречи по меньшей мере до тех пор, пока не разучит как следует все сонаты.
Ульяда, со своей стороны, всякий раз приносил с собой конверт с фотографией Соледад и Жоана и всякий раз собирался вручить его Авроре на прощание. Но страх потерять ее в последний момент брал верх. Под влиянием Авроры его этические принципы претерпевали странную трансформацию. Влюбленный, как мальчишка, в ее тонкую красоту и доброе сердце, он испытывал на себе эффект цитадели: чем ближе подходишь, тем очевиднее неприступность стен. Он считал себя недостойным — пусть положением в обществе они равны, но глубина и цельность натуры возводят ее на недосягаемый для него уровень. И он привыкал довольствоваться ролью ненавязчивого хранителя ключа к волшебному месту, где поныне обитает дух ее покойной матери. Магия этого дома не обошла стороной и инспектора: он почти физически чувствовал здесь не только присутствие двух необыкновенных стариков, но и ни с чем не сравнимое, безраздельное господство подлинной любви. С каждым разом все труднее становилось уходить, все сильнее влекло обратно.
От детектива Гомеса, продолжавшего расследование, не укрылось, что Ульяда и Аврора Вильямари потихоньку наведываются в жилище старого Дольгута, и после первого же раза он сообщил об этом Андреу. Тот поначалу не придал значения его словам, только попросил уточнений, которые последовали довольно быстро. Теперь ясно, зачем Авроре понадобилась квартира отца: детектив, отыскавший удобную щель в деревянной стене, прослушал концерт от начала до конца и позже не упустил в своем докладе ни малейшей детали. Андреу так понравилась ее затея, что он решил — пусть себе ходит, хоть и в нарушение закона; это будет его тайный подарок удивительной женщине, в которой все, кроме дешевой одежды, кажется ему совершенным.
Единственное, что ему в этой истории оставалось непонятно, — это роль инспектора, но с выводами он не торопился. В последнее время жизнь то и дело напоминала ему о том, что чужая душа — потемки, и видимость, как правило, далека от действительности. С тех пор как начался его поиск правды об отцовском прошлом, почва так и норовила уйти из-под ног. Повсюду обнаруживались новые оттенки бытия, не имеющие для него названия, и явно не учтенные в правилах, по которым он привык жить, — сначала один, а затем с супругой, незнакомкой, посещающей с ним под руку клубы, театры и светские приемы. Ему было, по правде сказать, совершенно безразлично, чем она занимается или не занимается — лишь бы не роняла их достоинство в глазах общества. «В глазах общества» означало в данном случае — в глазах его тестя, который, несмотря на почтенный возраст и замужество дочери, по-прежнему распоряжался семейным состоянием. Андреу женился (а точнее, его женили) на Тите, подписав брачный контракт, строго предписывающий раздельное владение имуществом, и он никогда об этом не забывал.
Уже несколько месяцев они жили, практически не прикасаясь друг к другу, за исключением считанных случаев, когда жена сама проявляла инициативу. Обычно же два тела на шелковых простынях лежали неподвижно, как холодные каменные изваяния, но Андреу делал вид, будто ничего не замечает. На любовника Титы тем временем ласки и подарки сыпались как из рога изобилия. Музыкальные занятия Борхи позволяли его матери не торопиться домой. Увлечение сына развязывало ей руки; она даже предложила Авроре за дополнительную плату продлить время урока.
Андреу же, несмотря на то что его будничное расписание, включающее работу и походы к элитным проституткам, пополнилось еженедельными посиделками у Клеменсии, встречами с Гомесом и посещениями кладбища, взял себе за правило как минимум раз в неделю приходить домой до окончания урока фортепиано, чтобы незаметно, с безопасного расстояния полюбоваться прекрасной пианисткой.
Борха делал успехи с невероятной скоростью. Всего четыре месяца назад они с Авророй начали проходить гаммы, и вот он уже сам, без подсказок учительницы, играет целые вещи, пусть простенькие, зато его исполнение поражает красотой и точностью. Невооруженным глазом видно, какую власть обрел над ним инструмент: он отдает всего себя нотам с упоением музыканта минувшей эпохи, по нелепой случайности одетого в современную одежду и кроссовки «Найк» последней модели.
Однажды в понедельник вечером Андреу подслушал разговор между учеником и преподавательницей.
— Когда кладешь руки на клавиатуру, — говорила Аврора Борхе, — представляй себе, что гладишь птичку по хрупким крылышкам, на которых ей еще летать и летать. Нажим должен быть достаточно сильным, чтобы она почувствовала твою любовь, но не чересчур — иначе она испугается за свою свободу. Через кончики пальцев в нее перетекает твоя нежность, но не жалость, понимаешь?
— Ох и мудрено ты выражаешься, Аврора!
— Тебе, наверное, трудно понять, потому что ты еще не влюблялся. А воробышка в руках держал когда-нибудь? Если да, то должен знать, как колотится от страха его сердечко и как трепещут, рвутся на волю крылышки, едва ты разжимаешь пальцы, чтобы его отпустить.
— По-твоему выходит, клавиши живые?
— Разумеется. От твоей ласки они оживают.
— А как ты думаешь, можно влюбиться в пианино? Я вот, например, свое люблю. Родители не догадываются, но... Знаешь, что я делаю по утрам, когда они еще спят, чтобы никого не будить? Играю без звука.
— Хочешь, поделюсь секретом? Я поступаю точно так же, если приступ любви захватывает меня в неурочный час. Весь фокус в том, чтобы закрыть глаза и представлять себе звучание клавиш, в то время как пальцы твои перебирают их, не прикасаясь.
— Вот-вот, я так и делаю!
— Значит, быть тебе настоящим пианистом, и знаешь почему? Потому что ты умеешь любить через отречение. Истинный пианист верен своему инструменту, невзирая ни на какие преграды. Даже самое тяжкое испытание — безмолвием — его не страшит.
— Вчера ночью пианино говорило со мной. Смотри... — Борха вытащил из нотной тетради исписанный листок, и протянул учительнице.
— Сам сочинил? — Аврора спокойно изучала ноты. Перед ней была маленькая, но безупречная музыкальная композиция.
— Ага. Играл без звука, и у меня получилась эта мелодия. На пианино я ее еще не пробовал, боялся, что будет звучать не так, как в воображении. Она мне казалась... божественной.
— Она и вправду чудесная. Это оттого, что музыка лилась прямо из твоей души. Дай волю душе и играй, прозвучит как надо. Давай, не стесняйся...
Аврора ласково подтолкнула его к пианино. Мальчик закрыл глаза...
И зазвучали протяжные звуки кристальной чистоты. Это поразительно напоминало сонаты Жоана Дольгута. Мелодия дышала тем же строгим изяществом, что и сочинения старика.
— Какая красота, Борха! — Она поцеловала его с материнской нежностью. — В среду я принесу тебе сокровище. Сонаты, написанные удивительным человеком, я их сама еще не все знаю.
— Шопен?
— Нет, — улыбнулась Аврора. — Никому не известный композитор, обладавший неслыханной чуткостью. Он уже умер, но в один прекрасный день мир склонится перед ним.
— А зачем сочинять музыку, если тебя никто не слушает?
— Затем, что не можешь иначе. Ведь ты был счастлив, правда, когда сочинял эту мелодию? И это счастье никто никогда у тебя не отнимет.
— А если надо мной посмеются?
— Что взять с насмешников, не понимающих твоего восторга? Нищие духом, они не умеют мечтать. А ты умеешь.
— А если насмешники — твои собственные родители?
— Они научатся у тебя истинному наслаждению. Никогда, слышишь, никогда не признавай себя побежденным. Твоя мечта, тебе за нее и бороться. А чтобы бороться за мечту, в нее надо верить — всем сердцем, изо всех сил.
От последнего вопроса сына Андреу охватил жгучий стыд. Едва заметив в ребенке ростки музыкального дара, он принялся безжалостно искоренять их, душить и давить, и только теперь осознал, как это было подло. Он собственноручно обращал родного сына в несчастного фанатика компьютерных игр, в неприкаянного подростка, заваленного дорогими безделушками. И вот от звуков его первого сочинения броня на душе отца дала трещину. Андреу внезапно обнаружил в себе существо, способное на переживания вне зависимости от материальной выгоды и корыстных интересов.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро - Современная проза
- Стоя под радугой - Фэнни Флэгг - Современная проза
- Квартира на крыше - Уильям Тревор - Современная проза
- Тигры в красном - Лайза Клаусманн - Современная проза
- Трое в доме, не считая собаки (сборник) - Галина Щербакова - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Семь дней творения - Марк Леви - Современная проза
- Сингапур - Геннадий Южаков - Современная проза
- Летать так летать! - Игорь Фролов - Современная проза