Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глухая тропинка, которую Токарев и Полянский разыскали без особого труда, вела на север. Ночью, когда небо заволокло тучами, они сбились с пути, попетляли и к утру вышли на железную дорогу. С обеих сторон к полотну подступал густой лес. Перебираясь через насыпь, неожиданно напоролись на немцев.
— Хенде хох!
Они повернули обратно. Сзади застрекотали автоматы. В предрассветном августовском небе вспыхнула ракета. Преследовать гитлеровцы не стали: опасались засады.
Только на следующую ночь беглецам удалось перейти железную дорогу на глухом участке.
— Отдохнем, — предложил Токарев. — Мы с тобой, Николай, нынче такой рывок сделали — марафонские чемпионы от зависти лопнут. Километров шестьдесят махнули.
— Пожалуй, около.
— “Около”! Эх ты, простота! Скромник! Да я по гудению собственных шасси всегда с точностью до метра определяю, сколько у меня на спидометре. Рекорд! Отдыхай! Скоро заря займется.
Полянский прилег на охапку травы и уснул. Он не слыхал даже, как Токарев встал и, оберегая его глубокий сон, присел чуть в сторонке, вслушиваясь в лесные шорохи.
Пробившись сквозь ветви, яркий луч солнца осветил скуластое осунувшееся лицо Николая. Он вскочил, словно и не спал вовсе. Глянул на небо, на Токарева и ужаснулся:
— День?
— Утро, утро…
— Будить не захотел? Думаешь, измотался парень в лагерях, отощал, пусть поспит всласть, сил наберется. Я для себя из всей этой истории другой вывод сделал. Побывав у них в застенках, еще крепче стал. Теперь-то, верь-не верь, все вынесу и мстить буду. Нет во мне больше ни жалости, ни слабости! А с тобой договоримся: раз вместе, то и трудности на двоих!
Сориентировавшись, они вновь двинулись на север. Густой ельник перемежался с частым ольховником. Иногда среди болотных топей попадались небольшие возвышенности, покрытые редким и чистым сосняком. В таких местах устраивали привалы. Николай по старой привычке охотника и пехотинца ложился на спину; закидывал руки за голову и, взгромоздив ноги повыше — на пень или ствол дерева, — отдыхал.
Токареву страшно хотелось курить. Он бродил поблизости, собирая сухие листья, траву, мох — все, что могло тлеть и дымить. Заготовив сырье, делал в земле углубление, укладывал в него “урожай”, пристраивал в виде мундштука камышинку и брался за спички.
— Закурим? — каждый раз подначивал он Николая. Лицо его при этом было счастливым. — Букет по моему особому рецепту составлен. Вернемся домой, непременно возьму патент на изобретение. Заметь, на изобретение неведомого миру душистого табака и подарю его ленинградской фабрике имени Урицкого!
Индейцы с меньшим благоговением разжигали огонь священного костра, чем Токарев трубку. С почтительностью подносил он бесцветный на солнце язычок пламени к трубке. Следовала затяжка и… сыпались невероятные проклятия, раздавался коклюшный кашель. Трубка и табак, окрещенные общим именем “Слезы Везувия”, не оправдывали светлых надежд изобретателя.
Километр за километром Токарев и Полянский двигались по зыбким трясинам, щетинистым перелескам горбатых островков, что, словно спины китов, возвышались среди болот. Упорно разыскивали какой-нибудь партизанский отряд. Майор Соколов перед отъездом в диверсионную школу говорил, что в этом районе действует партизанский отряд Лузина. Дни проходили, а желанной встречи не было. Николай молчал, а Михаил высказывал вслух самые мрачные предположения:
— Не перепутал ты районы? Может быть, партизан и нет здесь вовсе?
— Здесь они действуют.
— Кто тебе говорил, что здесь?
— Тот, кто знает. Человек один.
— Пленный?
— Для таких людей, как тот человек, плена не бывает.
— Ну, коли так…
И опять лесное безмолвие и болотная жижа под ногами.
Двое суток пробирались глухоманью, обходили стороной деревни и хутора. Питались ягодами, грибами, древесной корой. От голода поташнивало. Николай решительно заявил, что надо зайти в первую попавшуюся на пути деревушку: “не помирать же с голодухи”. Вскоре наткнулись на небольшой, наполовину выжженный немцами хутор, и, дождавшись темноты, подкрались к ветхой скособоченной избе. Михаил постучал в раму, долго убеждал напуганную женщину, чтобы она открыла дверь, и в конце концов добился своего.
Избяное тепло подействовало на них, как хмель. Сытость тоже пьянила. Им захотелось спать. Так прямо растянуться на чисто выскобленном полу и заснуть, ни о чем не заботясь, но кто знает, как и чем встретит их утро. Наскоро перекусив, они обменяли одежду. Токарев надежно припрятал документы, ордена. И снова вперед, в обход шоссе. Неширокую быструю речку преодолели вброд, подползли к мосту и у самого леса нарвались на патруль: пять автоматных стволов в упор.
В избе, куда доставили задержанных, было душно. Клубы табачного дыма вздымались под потолок. На широкой скамейке у окна понуро сидели люди.
Из-за дощатой перегородки выскочил полицейский офицер и замахал руками.
— А-а-а… Комиссар! Партизан! Коммунист! — кричал он зло. — Запоешь у меня Лазаря, запоешь!
Он бранился исступленно. Дело принимало серьезный оборот. Михаил украдкой провел ребром ладони себе по шее. “Капут!”
Офицер плюхнулся на стул под большим в рост портретом Гитлера.
Допрос начал с Николая (Михаила вывели в сени).
— Откуда?
— Заключенные мы. Немецкая армия освободила из тюрьмы. Потянуло к родным в Полоцк. Да и работу там найти легче.
— Перестаньте врать! С такими штучками, — он кивнул на пистолет, — заключенные не ходят. Говори правду. Где партизанский отряд?
У Николая вдруг появилось желание развернуться пошире и влепить в физиономию гитлеровца увесистую оплеуху. Терпение офицера истощилось, он вскочил, ударом сапога отшвырнул стул и начал волосатым кулаком выписывать перед носом Полянского всевозможные выкрутасы. “Ох, и угостил бы я тебя, — думал в это время Николай, — такую бы блямбу отпустил в рассрочку, как тому обер-лейтенанту”.
Не добившись ни слова, офицер взялся за обработку Токарева. Допрос длился всего несколько минут. Даже из сеней Николаю были слышны крик, шум, удары. Дверь открылась. Появились раскрасневшийся Михаил и автоматчики.
Пленников вывели в огород, сунули в руки по лопате и показали на ряд свеженасыпанных холмиков.
— Ройте! Глубже. Как вы поете? — заметил один из конвоиров: — “Отряд коммунаров сражался…” Землю вы просили, я вам землю дал, а волю на небе ищите…
У Михаила затрепетало, забилось сердце. Немец и не подозревал, что именно о небе думал он сейчас. Небо, широкое, лазурное, ласкало яркими лучами летчика, копающего могилу, и звало, звало его в необъятные свои просторы.
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Хранитель серого тумана - Родион Семенов - Прочие приключения
- По дороге вдоль небес - Роман Владимирович Торощин - Боевая фантастика / Прочие приключения / Фэнтези
- Когда пируют львы - Уилбур Смит - Прочие приключения
- Ануш - Алексей Фомин - Прочие приключения
- Легенды Умирающей Земли - Джек Холбрук Вэнс - Героическая фантастика / Прочие приключения / Разная фантастика / Фэнтези
- Жестокий мир - Павел Тихий - Боевая фантастика / Прочие приключения
- Красно-белые стены - Данила Максимович Максимов - Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Поединок. Записки офицера - Борис Зубавин - Прочие приключения
- Пушиночка - Нока Соул - Прочие приключения